MIA - главная страница | Глав. стр. Иноязычной секции | Глав. стр. Русской секции | Маркс-Энгельс архив
Напечатана в «New American Cyclopedia», т. IV, стр.
600-611. 1859 г.
Оригинал находится на странице http://www.genstab.ru
Статьи Энгельса по военной истории
Кавалерия (французское cavalerle, от cavalier — всадник, от cheval — лошадь) есть организованное объединение верховых воинов. Пользование лошадью для езды верхом и введение в армии отрядов всадников, естественно, зародились в странах, где искони водились лошади и где климат и растительный покров почвы благоприятствовали развитию всех их физических качеств. В то время как лошадь в Европе и тропической Азии скоро выродилась в неуклюжее животное или малого размера пони, — лошади Аравии, Персии и Малой Азии, Египта и северного берега Африки достигли большой красоты, быстроты, понятливости и выносливости. Но, по-видимому, вначале лошадью пользовались только для запряжки; по крайней мере в военной истории боевая колесница задолго предшествует вооруженному всаднику. Египетские памятники показывают нам множество боевых колесниц, но за единственным исключением мы не видим на них ни одного всадника; да и это исключение, по-видимому, относится к римскому периоду. Тем не менее несомненно, что, по крайней мере, столетия за два до завоевания страны персами египтяне обладали многочисленной конницей, и командующий этим родом войск неоднократно упоминается среди самых важных придворных сановников. Весьма вероятно, что египтяне познакомились с конницей во время своей войны с ассирийцами, ибо на ассирийских памятниках часто изображаются всадники, и их использование на войне в ассирийских армиях в весьма ранний период установлено вне всякого сомнения; равным образом седло впервые, по-видимому, появилось у них же. На более старых скульптурных памятниках воин сидит на голой спине животного; в позднейшую эпоху мы встречаем род подстилки или подушки и, наконец, высокое седло, подобное употребляемому в настоящее время повсюду на Востоке. Персы и мидяне в момент своего появления в истории были народом всадников. Хотя они и сохранили боевую колесницу и даже оставили за ней ее прежнее преимущественное положение сравнительно с более молодым родом войск — конницей, все же значительная численность конных воинов придала коннице такое значение, каким она не пользовалась ни в одной из прежних армий. Конница ассирийцев, египтян и персов была иррегулярной конницей, т. е. такой, какая и поныне преобладает на Востоке и какая только и существовала до самого недавнего времени в Северной Африке, Азии и Восточной Европе. Но лишь только греки улучшили породу своих лошадей, путем скрещивания с восточной лошадью, настолько, что она стала пригодной для использования в коннице, они немедленно же приступили к организации этого рода войск по новому принципу. Они являются создателями как регулярной пехоты, так и регулярной конницы. Они формировали массы бойцов в отдельные отряды, вооружали и снаряжали их соответственно цели, для которой они предназначались, обучали их действовать согласованно, двигаться в строю, сохранять определенное тактическое построение, чтобы таким путем бросать всю тяжесть их сосредоточенной и двигающейся массы на определенный пункт вражеского фронта. Организованные таким образом, они повсюду оказывались выше необученных, неповоротливых и беспорядочных толп, выставляемых против них азиатами. Мы не имеем примера сражения греческой конницы против персидских всадников до того времени, пока сами персы не создали конных отрядов более регулярного типа; но не может быть сомнения, что результат был бы таким же, какой получился при встрече на поле битвы пехоты этих народов. Конница была организована сначала только в тех областях Греции, которые разводили лошадей, как, например, в Фессалии и Беотии; но очень скоро после этого афиняне создали отряд тяжелой конницы, помимо конных лучников, которые предназначались для сторожевой службы и боя в рассыпном строю. Спартанцы тоже сорганизовали elite (избранную часть) своего юношества в отряд конных телохранителей; но они не верили в конницу и заставляли ее спешиваться в бою и сражаться подобно пехоте. У греков Малой Азии, а равно и у греческих наемников, служивших в их армии, персы научились организации регулярной конницы, и не подлежит сомнению, что значительная часть персидской конницы, сражавшейся против Александра Великого, была более или менее обучена действиям компактными отрядами по образцу регулярной конницы. Однако они не могли соперничать с македонянами. У этого народа верховая езда была обязательной частью воспитания знатной молодежи, и конница занимала почетное место в их армии. Конница Филиппа и Александра состояла из македонской и фессалийской знати и небольшого количества эскадронов, набиравшихся в собс1венно Греции. Она состояла из тяжело вооруженных всадников — cataphractae, имевших шлем и нагрудник, набедренники и длинное копье. Она обыкновенно атаковала компактной массой, продолговатой или клинообразной колонной, а иногда также и в линию. Легкая конница, состоявшая из вспомогательных войск, была в большей или .меньшей степени иррегулярного типа и служила, подобно современным казакам, для строевой службы и боя в рассыпном строю.
Сражение при Гранике (334 г. до нашей эры) представляет собою первый пример боя, когда конница сыграла решающую роль. Персидская конница была расположена на дистанцию атаки от бродов через реку. Как только головы колонн македонской пехоты перешли реку и до того, как они успели развернуться, персидская конница атаковала их и отбросила за реку. Этот маневр, повторенный несколько раз с полным успехом, сразу показывает, что персы противопоставили македонянам регулярную конницу. Напасть врасплох на пехоту как раз в момент ее максимальной слабости, а именно при переходе из одного тактического построения в другое, возможно только при наличии дисциплинированной и хорошо управляемой конницы. Иррегулярная конница неспособна на это. Птоломей, командовавший авангардом армии Александра, не мог продвинуться вперед, пока македонские конные латники не перешли реку и не атаковали персов с фланга. Последовал продолжительный бой; но так как персидские всадники были расположены в одну линию без резервов, а азиатские греки, бывшие в их армии, покинули их, то они были в конце концов разбиты. Сражение при Арбелах (361 г. до нашей эры) было наиболее славным для македонской конницы. Александр лично вел в бой македонскую конницу, которая образовала крайнее правое крыло его боевого построения, тогда как фессалийская конница составляла левое крыло. Персы пытались обойти его с фланга, но в решительный момент Александр выдвинул свежие силы из тыла, чтобы в свою очередь обойти персов; в то же время персы оставили промежуток между своим левым крылом и центром. Александр .немедленно устремился в этот промежуток, отделил левое крыло от остальной части армии, разбил его и преследовал на значительное расстояние. Затем, когда к нему обратился за помощью его собственный находившийся под угрозой левый фланг, он быстро привел в порядок свою конницу и, пройдя позади центра противника, атаковал с тыла его правое крыло. Сражение было, таким образом, выиграно, и Александр с той поры признается одним из лучших кавалерийских начальников всех времен. В довершение дела его конница преследовала бегущего врага с таким пылом, что ее авангард оказался на следующий день в 75 милях от поля сражения. Весьма любопытно видеть, что общие принципы кавалерийской тактики в ту эпоху понимались столь же хорошо, как и в настоящее время. Нападать на пехоту на марше или во время ее перестроения, атаковать кавалерию преимущественно во фланг, пользоваться каждой щелью в линии противника, чтобы, устремившись в нее и заходя плечом направо и налево, брать во фланг и в тыл войска, расположенные около этого прорыва, использовать победу быстрым и беспощадным преследованием сломленного противника,— таковы первые и главнейшие правила, какие должен заучить каждый современный кавалерийский офицер.
После смерти Александра мы уже больше не слышим об этой блестящей греческой и македонской коннице. В Греции снова получила преобладание пехота, а в Азии и Египте конница быстро выродилась.
Римляне никогда не были наездниками. Та немногочисленная конница, которая была в их легионах, предпочитала сражаться спешенной. Их лошади были плохой породы, а воины не умели ездить верхом. По на южном берегу Средиземного моря была создана конница, не только соперничавшая, но и превзошедшая конницу Александра. Карфагенские полководцы Гамилькар и Ганнибал сумели организовать, помимо своей нумидийской иррегулярной конницы, отряд первоклассной регулярной конницы и, таким образом, создали род войск, который почти во всех случаях обеспечивал им победу. Берберы Северной Африки и по настоящее время являются народом наездников, по крайней мере в равнинных местностях, а превосходная берберийская лошадь, которая несла всадников Ганнибала в густые массы римской пехоты с неизвестной ранее быстротой и стремительностью, до сих пор еще обслуживает самые лучшие полки французской кавалерии — chasseurs d'Afrique (африканских конных егерей) и признается имя лучшей из существующих строевых лошадей.
Карфагенская пехота была много хуже римской, даже после того, как она продолжительное время тренировалась двумя своими великими вождями; она не имела бы ни малейшего шанса на успех против римских легионов, если бы не пользовалась помощью кавалерии, которая одна сделала для Ганнибала возможным продержаться в Италии 16 лет; и когда эта кавалерия уменьшилась в силу лишений в течение столь многочисленных кампаний — но отнюдь не благодаря оружию врага,— Ганнибалу пришлось очистить Италию.
Сражения Ганнибала имеют то общее со сражениями Фридриха Великого, что большинство из них было одержано конницей над первоклассной пехотой; и действительно, никогда конница не совершала столь славных дел, как под командой этих двух великих полководцев. Из какого народа и на каких тактических принципах Гамилькар и Ганнибал сформировали свою регулярную кавалерию, мы в точности не знаем. Но так как их нумидийская легкая конница всегда ясно различалась (в исторических памятниках) от тяжеловесной или регулярной конницы, мы можем заключить, что последняя не состояла из берберийских племен. В ней было, весьма вероятно, много иностранных наемников, некоторое количество карфагенян; однако главная масса, по всей вероятности, состояла из испанцев, так как она была сформирована в их стране и так как даже во времена Цезаря испанские всадники включались в состав большинства римских армий. Поскольку Ганнибал был хорошо знаком с греческой цивилизацией и поскольку греческие наемники и искатели приключений еще до него служили под карфагенскими знаменами, вряд ли приходится сомневаться в том, что организация греческой и македонской тяжело вооруженной конницы послужила образцом при организации конницы карфагенской. Первое же столкновение в Италии решило вопрос о превосходстве карфагенской конницы. При Тичино (218 г. до нашей эры) римский консул Публий Сципион, производивший разведку своей кавалерией и легко вооруженной пехотой, встретился с карфагенской конницей под предводительством Ганнибала, выполнявшей такую же задачу. Ганнибал сразу атаковал римлян. Римская легко вооруженная пехота стояла в первой линии, конница была во второй. Карфагенская тяжело вооруженная конница атаковала пехоту, рассеяла ее и затем немедленно атаковала римскую конницу с фронта, тогда как нумидийская иррегулярная конница напала на ее фланг и тыл. Сражение было коротким. Римляне сражались мужественно, но у них не было ни малейшего шанса на успех. Они не умели ездить верхом; свои же собственные лошади победили их; напуганные римскими пехотинцами, которые бежали прямо на римскую конницу и искали убежища в ее рядах, многие лошади сбросили с себя всадников и привели строй в беспорядок. Другие солдаты, не доверяя своему уменью ездить верхом, спешились и пытались сражаться как пехота, но карфагенские латники были уже среди них, тогда как вездесущие нумидийцы скакали вокруг приведенной в беспорядок массы, поражая каждого беглеца, который отделялся от нее. Потери римлян были значительны, и сам Публий Сципион оказался раненым. При Требии Ганнибалу удалось побудить римлян переправиться через эту реку, так что им предстояло сражаться, имея это препятствие в своем тылу. Как только это было выполнено, он перешел в наступление всеми своими силами и принудил римлян принять сражение. Римляне, подобно карфагенянам, имели пехоту в центре, но против обоих крыльев римлян, составленных из конницы, Ганнибал поместил слонов, использовав конницу для обхода и охвата обоих крыльев противника. В самом начале сражения римская конница, будучи, таким образом, обойдена численно превосходным противником, потерпела полное поражение, но римская пехота оттеснила карфагенский центр и продвинулась вперед. Тогда победоносная карфагенская конница атаковала ее с фронта и с фланга; она принудила ее приостановить свое движение, но сломить ее не могла. Однако Ганнибал, зная стойкость римского легиона, послал в обход в тыл 1 000 всадников и 1 000 отборных пехотинцев под командой своего брата Маго. Эти свежие войска теперь напали на римлян, и им удалось сломить вторую линию; но первая линия, в числе 10000 человек, сомкнулась и компактной массой пробилась через ряды противника, а затем двинулась вдоль реки к Плаценте, где беспрепятственно переправилась через реку, В сражении при Каннах (216 г. до нашей эры) римляне имели 80 000 пехоты и 6 000 конницы, карфагеняне — 40000 пехоты и 10000 конницы. Конница Лациума составляла правое крыло римлян, опиравшееся на реку Ауфид; конница итальянских союзников стояла на левом крыле, тогда как пехота занимала центр. Ганнибал тоже поместил свою пехоту в центре, причем кельтские и испанские отряды снова составляли крылья, тогда как между ними, несколько позади, стояла его африканская пехота, вооруженная и организованная теперь по римской системе. Что касается конницы, то он расположил нумидийцев на правом крыле, где открытая равнина позволяла им, благодаря их большей подвижности и быстроте, уклоняться от атак итальянской тяжело вооруженной конницы, выдвинутой против них, тогда как вся масса тяжело вооруженной конницы под командой Газдрубала была помещена на левом крыле, у самой реки. На левом крыле римлян нумидийцы задали итальянской коннице вдоволь работы, но по самой своей природе, как конница иррегулярная, они правильными атаками не могли сломить ее сомкнутый строй. В центре римская пехота быстро отбросила кельтов и испанцев и затем построилась в клинообразную колонну, чтобы атаковать африканскую пехоту. Последняя, однако, сделала поворот плечом внутрь и, атаковав эту неповоротливую массу, выстроенную в линию, сломила ее натиск, после чего началось регулярное сражение. Но тяжело вооруженная конница Газдрубала подготовила тем временем поражение римлян. Бешено атаковав римскую конницу на правом крыле, она рассеяла ее после упорного сопротивления, прошла, подобно Александру при Арбелах, позади римского центра, напала на тыл итальянской конницы, совершенно разбила ее и, оставив ее в качестве легкой добычи нумидийцам, построилась для большой атаки на фланги и тыл римской пехоты. Это решило исход сражения. Неповоротливая масса, атакованная со всех сторон, дрогнула, расстроилась, была прорвана и не устояла. Никогда еще не было такого полного разгрома целой армии. Римляне потеряли 70 000 человек; из их конницы избегло гибели только 70 человек. Карфагеняне потеряли менее 6 000 человек, из которых две трети принадлежали к кельтским контингентам, которым пришлось вынести всю тяжесть первой атаки легионов. Из 6 000 регулярной конницы Газдрубала, выигравшей все сражение, было убито и ранено не более 200 человек.
Римская конница в позднейшие времена была немногим лучше, чем во время Пунических войн. Она включалась небольшими отрядами в состав легионов, никогда не образуя самостоятельного рода войск. Кроме этой легионной конницы, во времена Цезаря существовала еще испанская, кельтская и германская конница, более или менее иррегулярная. У римлян конница ни разу не совершила чего-нибудь заслуживающего упоминания; этот род войск находился в таком пренебрежении и был так мало боеспособен, что парфянская иррегулярная конница Хорасана оставалась для римских армий весьма грозной. Однако в восточной части империи сохранилась издревле страсть к лошадям и наездничеству, и Византия оставалась до самого завоевания ее турками великим конным рынком и школой верховой езды для всей Европы. В соответствии с этим мы видим, что во время кратковременного возрождения Византийской империи при Юстиниане ее конница стояла на сравнительно приличной высоте, и в сражении при Капуе, в 552 г. нашей эры, евнух Нарсес, как говорят источники, нанес поражение вторгшимся в Италию тевтонцам главным образом при помощи этого рода войск.
Утверждение во всех странах Западной Европы победоносной аристократии тевтонского происхождения положило начало новой эре в истории кавалерии. Знать повсюду поступала на кавалерийскую службу, образуя, под названием латников (gens d'armes), максимально тяжело вооруженную конницу, в которой не только всадники, но и лошади были покрыты оборонительными доспехами из металла. Первое сражение, в котором появилась такая конница, было сражение при Пуатье, где Карл Мартелл в 732 г. отбил поток арабского вторжения. Франкские рыцари под предводительством Эда, герцога Аквитанского, прорвались через ряды мавров и овладели их лагерем. Но такого рода войско не было пригодным для преследования; поэтому арабы, под прикрытием своей неутомимой иррегулярной конницы, отступили невредимыми в Испанию. С этого времени начинается серия войн, в которых массивная, но неповоротливая регулярная кавалерия Запада с переменным успехом сражалась с подвижной иррегулярной конницей Востока. Германское рыцарство скрещивало мечи в течение почти всего Х столетия с дикой венгерской конницей и совершенно разбило ее своим сомкнутым строем при Мерзебурге в 933 г. и при Лехе в 955 г. Испанское рыцарство в течение нескольких столетий сражалось со вторгшимися в их страну маврами и в конце концов покорило их. Но во время крестовых походов, когда западные «тяжеловесные рыцари» перенесли арену военных действий на родину своих восточных врагов, они, в свою очередь, терпели поражение, и в большинстве случаев их совершенно уничтожали; ни они сами, ни их лошади не были в состоянии выдержать климата, невероятно длинных маршей и отсутствия подходящей пищи и фуража. Вслед за крестовыми походами последовало новое вторжение восточных наездников в Европу, а именно вторжение монголов. Наводнив Россию и области Польши, они в 1241 г. встретились при Вальштате в Силезии с соединенной польско-германской армией. После долгой борьбы азиаты разбили утомленных, закованных в сталь рыцарей, но победа была куплена столь дорогой ценой, что она сломила силу кочевников. Монголы не двинулись дальше и вскоре, вследствие раздоров в своей среде, перестали быть опасными и были отброшены. В течение всего средневекового периода кавалерия оставалась главным родом войск во всех армиях; у восточных народов это место всегда занимала легкая иррегулярная конница; у народов Западной Европы тяжело вооруженная регулярная кавалерия, формировавшаяся из рыцарства, являлась в этот период тем родом войск, который решал исход каждого сражения. Это преобладание конницы было обусловлено не столько ее собственными достоинствами,— ибо иррегулярная конница Востока была неспособна к правильному бою, а регулярная кавалерия Запада была невероятно неповоротлива в своих движениях,— сколько плохим качеством пехоты. Азиаты, равно как и европейцы, презрительно относились к пехоте; она состояла из тех, кто не имел средств явиться на коне,— главным образом, из рабов или крепостных. У нее не было надлежащей организации; без оборонительных доспехов, имея единственным оружием пику и меч, она могла от случая к случаю противостоять бешеным, но беспорядочным атакам восточных наездников благодаря своему глубокому построению; но ее прямо растаптывали, не встречая с ее стороны сколько-нибудь серьезного сопротивления, неуязвимые латники Запада. Единственное исключение составляла английская пехота, которая черпала свою силу в своем страшном оружии — длинном луке. Количество европейской кавалерии этих времен по отношению к остальной армии было, несомненно, не столь значительным, как немногими столетиями позднее или даже в настоящее время. Рыцари не были очень многочисленны, и мы находим, что во многих крупных сражениях участвовало не более 800 или 1 000 рыцарей. Но обыкновенно их было более чем достаточно для того, чтобы справиться с любым количеством пехоты, раз только им удавалось прогнать с поля сражения латников противника. Обычным способом борьбы этих латников было линейное построение в один ряд, задний же ряд образовывали оруженосцы, которые, говоря вообще, имели менее полное и менее тяжелое вооружение. Эти линии, очутившись в гуще противника, скоро распадались на отдельных бойцов и заканчивали сражение простым рукопашным боем. Впоследствии, когда начало входить в употребление огнестрельное оружие, стали создаваться глубокие массовые построения, обыкновенно четырехугольники; но именно тогда дни рыцарства были сочтены. В течение XV столетия не только появилась на поле сражения артиллерия, а часть пехоты — стрелки того времени — была вооружена мушкетами, но и в самом характере пехоты произошла общая перемена. Этот род войск стал формироваться вербовкой наемников, которые делали из военной службы профессию. Германские Landsknechte (ландскнехты) и швейцарцы были такими профессиональными солдатами, и они весьма скоро ввели более регулярные построения и тактические движения. В известном смысле была возрождена древняя дорическая и македонская фаланга; шлем и нагрудник до некоторой степени защищали солдат от копья и меча кавалерии; и когда при Новаре (1513 г.) швейцарская пехота фактически прогнала с поля сражения французских рыцарей, то такого рода храбрые, но неповоротливые всадники стали в дальнейшем бесполезными. В силу этого после восстания Нидерландов против Испании мы встречаем новый вид кавалерии — германских Reiter (рейтаров), (французских reitres), набиравшихся, как и пехота, в порядке добровольной вербовки и вооруженных шлемом и нагрудником, мечом и пистолетами. Они были столь же тяжеловесными, как современные кирасиры, но много легче, чем рыцари. Они скоро доказали свое превосходство над тяжело вооруженными латниками. Последние отныне исчезают, а вместе с ними исчезает и копье; меч и короткое огнестрельное оружие становятся обычным вооружением кавалерии. Около того же времени (конец XVI века) сперва во Франции, потом и в других странах Европы был введен смешанный род войск — драгуны. Вооруженные мушкетами, они должны были сражаться, смотря по обстоятельствам, то как пехота, то как кавалерия. Подобный род войск был создан Александром Великим под названием dimachae, но не встретил подражания. Драгуны XVI века существовали продолжительное время, но к середине XVIII столетия они повсюду, хотя и сохранив название, утратили свой смешанный характер и применялись обыкновенно в качестве кавалерии. Самой важной отличительной чертой их было то, что они представляли собой первый вид кавалерии, совершенно лишенной оборонительных доспехов. Создание драгунов, как действительно смешанного рода войск, было испробовано еще раз в широких размерах русским императором Николаем; но скоро выяснилось, что перед лицом врага ими всегда приходилось пользоваться как кавалерией, и потому Александр II скоро преобразовал их в обыкновенные кавалерийские части, рассчитанные на пехотную службу не более, чем гусары или кирасиры. Великий голландский полководец Мориц Оранский впервые создал для своих Reiter (рейтаров) организацию, похожую до известной степени на современную тактическую организацию. Он обучал их производить атаки и движения отдельными отрядами, эскадронами и взводами и более чем в одну линию, заворачивать плечом, вздваивать ряды, строить колонну и линию, менять фронт, не нарушая порядка. Таким образом, кавалерийский бой стал решаться уже не одной атакой всей массы, а последовательными атаками отдельных эскадронов и линий, поддерживающих друг друга. Его кавалерия строилась обыкновенно глубиною в пять рядов. В других армиях она сражалась в густых строях, и там, где было принято линейное построение, оно все еще было глубиной в 5—8 рядов. XVII столетие, совершенно покончив с дорогостоящими латниками, увеличило численность кавалерии до невероятных размеров. Ни один другой период не знал такой крупной пропорции этого рода войск в каждой армии. В Тридцатилетнюю войну от 2/5 до 1/2 каждой армии состояло обыкновенно из кавалерии; в отдельных случаях на одного пехотинца приходилось два всадника. Самым выдающимся из кавалерийских начальников этого периода был Густав-Адольф. Его конница состояла из кирасиров и драгунов, причем последние почти всегда сражались как кавалеристы. Его кирасиры тоже были легче кирасиров императора и скоро доказали свое неоспоримое превосходство. Шведская кавалерия строилась в три ряда; ее правилом было, в противоположность кирасирам большинства армий, главным оружием которых был пистолет, не терять время на стрельбу, а атаковать врага с палашом в руке. В этот период кавалерия, которая в течение средних веков обыкновенно помещалась в центре, стала снова располагаться, как в древности, на флангах армии, где она строилась в две линии.
В Англии гражданская война породила двух замечательных кавалерийских начальников. Принц Руперт, на стороне роялистов, отличался «порывистостью», нужной для всякого кавалерийского генерала, но обыкновенно он слишком увлекался, утрачивая руководство своей кавалерией, и настолько бывал поглощен тем, что непосредственно происходило перед ним, что «смелый драгун» всегда преобладал в нем над генералом. Кромвель, с другой стороны, будучи столь же смелым, когда это требовалось, являлся гораздо лучшим генералом; он держал своих солдат в руках, всегда имел резерв на случаи непредвиденных обстоятельств и для решительных движений, умел маневрировать и, таким образом, обычно оказывался победителем над своим опрометчивым противником. Он выиграл сражение при Марстон-Муре и Нэзби только благодаря своей кавалерии.
В большинстве армий, за исключением шведской и английской, употребление огнестрельного оружия все еще оставалось основным способом действий кавалерии в бою. Во Франции, Пруссии и Австрии кавалерия обучалась действовать карабином точно так же, как пехота мушкетом. Стрельба велась с лошади рядами, взводами, шеренгами и т. д., причем движение в это время останавливалось; если выполнялось сближение для атаки, то линия двигалась рысью; на небольшом расстоянии от противника движение приостанавливалось, давался залп, вынимались палаши и затем следовала атака. Действенность огня длинных линий пехоты подорвала всякое доверие к атаке кавалерии, которая уже более не была защищена оборонительными доспехами; вследствие этого верховой ездой стали пренебрегать, никаких движений не умели выполнять на быстрых аллюрах, и даже на малых аллюрах несчастные случаи с людьми и лошадьми насчитывались десятками. Обучение происходило в большинстве случаев в спешенном виде, а офицеры не имели ни малейшего представления об употреблении кавалерии в бою. Французы, правда, иногда атаковали с палашами наголо, а Карл XII Шведский, верный своей национальной традиции, всегда атаковывая галопом и не стреляя, рассеивал кавалерию и пехоту и иногда даже овладевал полевыми укреплениями легкого профиля. Но лишь Фридриху Великому и его великому кавалерийскому начальнику Зейдлицу выпалона долю революционизировать конницу и поднять ее до кульминационного пункта славы. Прусская кавалерия в том виде, в каком отец Фридриха оставил ее своему сыну, т. е. состоявшая из тяжело вооруженных солдат и неповоротливых лошадей и обученная только стрельбе, была моментально разбита при Молльвице (1741 г.). Но как только первая Силезская война была доведена до конца, Фридрих сейчас же совершенно реорганизовал свою кавалерию. Стрельба и обучение в спешенных построениях были отодвинуты на задний план; внимание было обращено на верховую езду.
«Все движения должны производиться с величайшей быстротой, все повороты надлежит совершать легким галопом. Кавалерийские офицеры должны в первую очередь вырабатывать из своих солдат совершенных всадников; кирасиры должны быть столь же искусны и опытны в верховой езде, как и гусары, и хорошо обучены пользованию палашом».
Солдаты должны были ездить верхом ежедневно. Основными видами обучения были езда по пересеченной местности, преодоление препятствий и фехтование с лошади. Во время атаки стрельба не допускалась до тех пор, пока первая и вторая линии противника не оказывались совершенно сломленными.
«Каждый эскадрон, двигающийся в атаку, должен атаковать противника с палашом в руке, и ни один командир под угрозой позорного разжалования не должен позволять своей части стрелять; бригадные генералы должны отвечать за это. При сближении для атаки войска двигаются сперва быстрой рысью и переходят, наконец, в полный галоп, сохраняя, однако, сомкнутый строй; и если они будут атаковать таким образом, его величество уверен, что враг всегда будет сломлен». «Каждому кавалерийскому офицеру следует всегда помнить, что для разгрома врага требуется выполнение двух условий: 1) атаковать его с максимально возможной быстротой и силой а 2) обойти его с фланга».
Эти отрывки из инструкций Фридриха в достаточной степени отражают полную революцию, произведенную им в кавалерийской тактике. Ему превосходно помогал Зейдлиц, который всегда командовал его кирасирами и драгунами и сделал из них такие войска, что по стремительности и порядку атаки, быстроте перестроений, готовности к фланговым атакам, быстроте восстановления порядка и перегруппировки после атаки ни одна кавалерия не могла сравниться с прусской кавалерией периода Семилетней войны. Результаты вскоре стали очевидными. При Гогенфридберге байрейтский драгунский полк в 10 эскадронов опрокинул целое левое крыло австрийской пехоты, разбил 21 батальон, захватил 66 знамен, 5 пушек и 4000 пленных. При Цорндорфе, когда прусская пехота вынуждена была отступить, Зейдлиц с 36 эскадронами прогнал с поля сражения победоносную русскую кавалерию и затем обрушился на русскую пехоту, нанеся ей полное поражение и причинив тяжелые потери. Победами при Россбахе, Штригау, Кессельдорфе, Лейтене и в десяти других сражениях Фридрих был обязан своей блестящей кавалерии. Когда разразилась французская революционная война, австрийцы усвоили прусскую систему, но французы этого не сделали. Старая французская кавалерия была сильно дезорганизована революцией, а новые формирования в начале войны оказались почти непригодными. Когда их новые пехотные наборы встречались с хорошей кавалерией англичан, пруссаков и австрийцев, они в течение 1792 и 1793 гг. почти всегда терпели поражение. Кавалерия, совершенно не способная состязаться с такими противниками, всегда держалась в резерве, пока несколько лет походной жизни не улучшили ее. С 1796 г. каждая пехотная дивизия имела в качестве поддержки кавалерийскую часть; все же при Вюрцбурге вся французская кавалерия была разбита 59 австрийскими эскадронами (1796 г.). Когда Наполеон взял в свои руки управление Францией, он употребил все усилия для того, чтобы улучшить кавалерию. Он застал наихудший материал, какой только мог быть. Как нация, французы являются безусловно наиболее плохими наездниками в Европе, а их лошади, хорошие для упряжи, мало пригодны под седло. Сам Наполеон не особенно любил ездить верхом и недооценивал верховой езды вообще. Тем не менее он произвел большие улучшения, и после обучения в Булонском лагере его кавалерия, пользовавшаяся большей частью германскими и итальянскими лошадьми, стала довольно серьезным противником. Кампании 1805 и 1806—1807 гг. позволили его кавалерии поглотить почти весь конский состав австрийской и прусской армий и, кроме того, усилили наполеоновскую армию превосходной кавалерией Рейнской конфедерации и великого герцогства Варшавского. Таким образом, были сформированы те громадные конные массы, с которыми Наполеон действовал в 1809, 1812 и во вторую половину 1813 г.; эти массы, хотя и называемые обыкновенно французскими, в значительной своей части состояли из немцев и поляков. Кирасы, упраздненные во французской армии незадолго до революции, были частично восстановлены Наполеоном в тяжелой кавалерии. В остальном организация и вооружение остались почти теми же самыми, если не считать того, что вместе с польскими вспомогательными войсками он получил несколько полков легкой кавалерии, вооруженных пиками, форма одежды и вооружение которых вскоре были переняты другими армиями. Но в тактическом применении кавалерии Наполеон произвел полную перемену. В соответствии с системой формирования дивизий и армейских корпусов из всех трех родов войск он присоединил к каждой дивизии или корпусу по некоторому количеству легкой кавалерии, но основная масса этого рода войск, и в особенности вся тяжелая кавалерия, держалась в резерве для нанесения в благоприятный момент решительного удара или, в случае необходимости, для прикрытия отступления армии. Эти массы кавалерии, внезапно появлявшиеся в определенном пункте поля сражения, часто играли решающую роль; все же они никогда не достигали столь блестящих успехов, как кавалеристы Фридриха Великого. Причину этого следует видеть отчасти в измененной тактике пехоты, которая выбирала для своих действий преимущественно пересеченную местность и всегда встречала кавалерию построением в каре; это сделало для кавалерии более трудным достижение таких крупных побед, какие одерживала прусская конница над растянутыми, тонкими пехотными линиями своих противников. Но несомненно также, что кавалерия Наполеона была ниже по качеству кавалерии Фридриха Великого и что тактика наполеоновской кавалерии далеко не во всех отношениях была шагом вперед по сравнению с тактикой Фридриха. Неумелая верховая езда французов заставляла их атаковать сравнительно медленным аллюром—рысью или легким галопом; лишь в немногих случаях французская кавалерия атаковала на полном галопе. Большая храбрость французов и сомкнутость строя возмещали иногда ослабленную стремительность, но все же их атака не была такой, какую можно было бы признать хорошей в настоящее время. Во многих случаях старая система — встречать неприятельскую кавалерию стоя на месте, с карабином в руке — сохранялась французской кавалерией, и во всех этих случаях она терпела поражение. Последний пример этого рода имел место при Данигкове (5 апреля 1813 г.), когда около 1 200 французских кавалеристов поджидали, таким образом, атаку 400 пруссаков и, несмотря на свое численное превосходство, потерпели полное поражение. Что касается тактики Наполеона, то употребление больших кавалерийских масс сделалось при нем настолько твердо установившимся правилом, что не только дивизионная кавалерия была настолько ослаблена, что стала совершенно бесполезной, но и при использовании конных масс он часто также пренебрегал последовательным введением в бой своих сил, что является одним из главнейших правил современной тактики и применимо к кавалерии даже в большей мере, чем к пехоте. Он ввел кавалерийскую атаку колоннами и даже выстраивал целый кавалерийский корпус в одну чудовищную колонну; построение колонны было таково, что выделение одного эскадрона или полка становилось почти невозможным и о какой бы то ни было попытке развертывания не могло быть и речи. Его кавалерийские генералы тоже не стояли на должной высоте, и даже самый блестящий из них, Мюрат, выглядел бы жалкой фигурой, если бы противопоставить его Зейдлицу. Во время войн 1813, 1814 и 1815 гг. кавалерийская тактика значительно улучшилась на стороне противников Наполеона, хотя они в значительной мере следовали наполеоновской системе держать большие кавалерийские массы в резерве, благодаря чему более крупная часть конницы очень часто лишалась возможности принять участие в бою; но все же во многих случаях они делали попытки вернуться к тактике Фридриха. В прусской армии ожил старый дух. Блюхер первый стал более смело пользоваться своей кавалерией, и обыкновенно с успехом. Засада при Гайнау (1813 г.), где 20 прусских эскадронов разбили 8 французских батальонов и захватили 18 пушек, отмечает поворотный момент в современной истории кавалерии; она является выгодным контрастом тактики при Люцене, где союзники держали 18 000 конницы в резерве до проигрыша сражения, хотя трудно было бы найти местность, более благоприятную для действий кавалерии.
Англичане никогда не применяли систему формирования больших кавалерийских масс и потому достигли значительных успехов, хотя сам Непир признает, что их кавалерия в то время не была столь хороша, как французская. При Ватерлоо (где, кстати сказать, французские кирасиры сразу атаковали на полном галопе) английская кавалерия удивительно хорошо управлялась и вообще имела успех, за исключением тех случаев, когда поддавалась своей национальной слабости действовать беспорядочно. Со времени мира 1815 г. наполеоновская тактика, хотя и сохранившаяся в уставах большинства армий, уступила место тактике Фридриха. На верховую езду стали обращать больше внимания, хотя все еще не в той степени, в какой следовало бы. Идея встречи противника с карабином в руках была отвергнута; всюду было восстановлено фридриховское правило, согласно которому подлежал разжалованию всякий кавалерийский начальник, допустивший атаковать себя, вместо того чтобы самому атаковать противника. Гaлоп снова стал аллюром атаки; атака колонною уступила место атакам последовательными линиями; стали применяться построения, обеспечивающие проведение фланговой атаки и возможность маневрирования отдельными частями во время атаки. Однако еще многое оставалось сделать. Большее внимание к верховой езде, особенно в полевых условиях, большее приближение седла и посадки к охотничьим и, самое главное, уменьшение груза, какой приходилось нести лошади, — таковы были улучшения, необходимые для всех армий без исключения.
От истории кавалерии обратимся теперь к ее современной организации и тактике. Комплектование кавалерии, поскольку дело касается солдат, производится в общем тем же порядком, как и комплектование других родов войск данной страны. Однако в некоторых государствах для этой службы предназначаются уроженцы определенных районов: так, например, в России — малороссы (уроженцы Малой России), в Пруссии — поляки. В Австрии тяжелая кавалерия рекрутируется в Германии и Богемии, гусары исключительно в Венгрии, уланы главным образом в польских провинциях. Комплектование лошадьми заслуживает, однако, специального упоминания. В Англии, где вся кавалерия во время войны не требует более 10000 лошадей, правительство не встречает затруднений при их покупке; но для того что'бы обеспечить армии преимущественное пользование лошадьми, не работавшими приблизительно до пятилетнего возраста, закупаются трехлетние жеребцы большей частью йоркширской породы, и содержатся за счет правительства в депо, пока они не становятся пригодными для службы. Цена, уплачиваемая за жеребцов (20—25 ф. ст.), и обилие в стране хороших лошадей делают британскую кавалерию несомненно обладательницей лучшего конского состава во всем мире. В России существует такое же обилие лошадей, хотя качеством они ниже английских. Ремонтные офицеры закупают лошадей оптом в южных и западных провинциях империи, большею частью у посредников-евреев; затем они перепродают непригодных лошадей и передают остальных лошадей различным полкам соответственно масти их конского состава (в русском полку все лошади подбираются под одну масть). Командир полка считается как бы собственником всех лошадей своего полка; за определенную 'выплачиваемую ему сумму он должен содержать в порядке конский состав полка. Служба лошадей рассчитана на восемь лет. Первоначально лошади получались с больших конских заводов Волыни и Украины, где они держались в совершенно диком состоянии; но приучение их к кавалерийской службе было настолько затруднительным, что пришлось отказаться от этого. В Австрии часть лошадей закупается; основная же масса лошадей поставлялась в последнее время государственными конскими заводами, которые могут давать ежегодно свыше 5 000 пятилетних кавалерийских лошадей. В случае чрезвычайной надобности страна, столь богатая лошадьми, как Австрия, может рассчитывать на внутренние рынки. Пруссии 60 лет тому назад приходилось покупать за границей почти всех нужных ей лошадей, но в настоящее время она в состоянии снабжать лошадьми всю свою кавалерию, как линейную, так и ландверную, за счет ресурсов внутри страны. Лошади для линейной конницы покупаются в возрасте трех лет ремонтными комиссарами и посылаются в депо, где и содержатся до возраста, пригодного для службы; ежегодно требуются 3 500 лошадей. При мобилизации ландверной кавалерии все лошади в стране, подобно мужчинам, подлежат отбыванию службы; однако за взятую лошадь выплачивается возмещение в размере от 40 до 70 долларов. В стране имеется налицо втрое более годных к службе лошадей, чем может потребоваться. Франция в отношении лошадей находится в худшем положении сравнительно со всеми остальными европейскими государствами. Ее породы, часто хорошие и даже отличные для упряжи, в общем непригодны под седло. Давно уже были созданы государственные конные заводы (haras), но не с таким успехом, как в других странах; в 1838 г. эти заводы вместе со связанными с ними ремонтными депо не могли поставить для армии даже 1 000 лошадей, закупленных ими или взращенных на правительственных заводах. Генерал Ларош-Эмон полагал, что во всей Франции нет даже 20 000 лошадей в возрасте между 4 и 7 годами, пригодных для кавалерийской службы. Хотя депо и заводы в последнее время были значительно улучшены, все же их еще недостаточно, чтобы вполне удовлетворить потребности армии. Алжир поставляет блестящую породу кавалерийских лошадей, и лучшие полки армии — chasseurs d'Afrique (африканские егеря) — снабжены исключительно ими, но другие полки почти не получают этих лошадей. Таким образом, в случае мобилизации Франция принуждена покупать лошадей за границей, иногда в Англии, но большей частью в Северной Германии, где она получает не самых лучших лошадей, хотя каждая лошадь обходится ей, примерно, в 100 долларов. Многие бракованные лошади германских кавалерийских полков оказываются в рядах французской армии, и вообще французская кавалерия, за исключением chasseurs d'Afrique (африканских егерей), имеет наиболее плохой конский состав в Европе.
Кавалерия по существу бывает двух родов: тяжелая и легкая. Их действительное различие лежит в качествах их лошадей. Крупные и сильные лошади не могут хорошо работать вместе с небольшими, подвижными и быстрыми лошадьми. Первые во время атаки действуют менее быстро, но с большей силой удара; легкие же лошади действуют больше быстротой и стремительностью атаки, и сверх того, они более приспособлены для одиночного боя и боя в рассыпном строю, для чего тяжелые или крупные лошади не являются ни достаточно поворотливыми, ни достаточно смышлеными. Такое деление конницы является действительно необходимым; но мода, фантазия и подражание национальным костюмам создали многочисленные и разнообразные виды конницы, останавливаться на которых в подробностях не представило бы интереса. Тяжелая кавалерия, по крайней мере частью, снабжена в большинстве стран кирасами, которые, однако, являются далеко не непроницаемыми для пуль; в Сардинии ее первый ряд имеет пики. Легкая кавалерия вооружена частью саблями и карабинами, частью пиками. Карабин бывает гладкоствольный и нарезной. В большинстве случаев к вооружению кавалериста добавляются пистолеты; только кавалерия Соединенных Штатов снабжена револьверами. Сабля бывает или прямой или в большей или меньшей степени изогнутой; первая предпочтительнее для того. чтобы колоть, вторая — чтобы рубить. Вопрос о преимуществах пики над саблей до сих пор еще составляет предмет спора. Для рукопашного боя сабля несомненно предпочтительнее; во время атаки едва ли можно действовать пикой, разве только очень длинной и тяжелой и потому неудобной, но при преследовании разбитой кавалерии пика показала себя в высшей степени действительным средством. Почти все народы-наездняки полагаются на саблю; даже казаки оставляют свою пику, когда им приходится иметь дело с опытными бойцами на саблях — черкесами. Пистолеты бесполезны, если не считать употребления их для сигнального выстрела; карабин не очень действителен, даже если он нарезной, и он никогда не будет приносить реальной пользы, пока не будет введено заряжание с казенной части; револьвер в искусных руках — серьезное оружие при встрече с противником в упор; все же на первом месте среди кавалерийского оружия стоит хорошая, острая, удобная сабля.
Кроме седла, сбруи и вооруженного всадника, кавалерийская лошадь должна нести на себе тюк с запасной одеждой, лагерными принадлежностями, равно как и принадлежностями для ухода за самой лошадью, а во время кампании — также и пищу для всадника и фураж для себя самой. Общий вес тяжелого походного груза в различных армиях и видах кавалерии колеблется между 250 и 300 фунтами; этот вес представляется громадным по сравнению с тем, что приходится носить на себе гражданским верховым лошадям. Эта чрезмерная перегрузка лошадей является самым слабым местом всякой кавалерии. В этом отношении везде требуются крупные реформы. Вес солдат и походного снаряжения может и должен быть уменьшен; до пока существует современная система, эта помеха движению лошадей всегда должна приниматься во внимание при суждении о работоспособности и выносливости кавалерии. Тяжелая кавалерия, состоящая из сильных, но по возможности легковесных солдат, на крепких лошадях, должна действовать, главным образом, силой сомкнутого массивного удара. Это предполагает определенную силу, выносливость, известный физический вес, хотя и не столь значительный, чтобы сделать кавалерию неповоротливой. Движения кавалерии должны быть быстрыми, не превышая, однако, того предела, какой совместим с величайшей степенью порядка. Раз построенная для атаки, она должна Двигаться прямо вперед, сметая все попадающееся ей на пути. Всадники, каждый в отдельности, не должны быть такими хорошими наездниками, как в легкой кавалерии; но они должны вполне хорошо управлять своими лошадьми и быть приученными двигаться сомкнутой массой. Их лошади поэтому должны быть менее чувствительными к шенкелю и не слишком подбирать под себя ноги; они должны хорошо бежать рысью и быть приучены хорошо держаться вместе при продолжительном легком галопе. Легкая кавалерия, напротив, с более ловкими солдатами и более быстрыми лошадьми, должна действовать своей быстротой и вездесущием. То, что нехватает ей в весе, должно быть возмещено быстротой и активностью. Она атакует с величайшей стремительностью; но когда выгодно, она делает вид, что уходит, чтобы затем, внезапно переменив фронт, напасть на фланг противника. Ее большая быстрота и пригодность для одиночного боя делают ее особенно приспособленной для преследования. От ее вождей требуется более быстрый глазомер и большее присутствие духа, чем это нужно командирам тяжелой кавалерии. Солдаты должны быть каждый в отдельности хорошими наездниками; они должны в совершенстве владеть своими лошадьми, уметь брать с места полным галопом, а также останавливаться на всем скаку, быстро поворачиваться и хорошо перескакивать через препятствия; лошади должны быть смелыми и быстрыми, мягкоуздыми, чуткими к шенкелю, поворотливыми и специально выезженными для легкого галопа с хорошим подбором под себя ног. Помимо стремительных фланговых и тыловых атак, засад и преследования, легкая кавалерия должна выполнять большую часть сторожевой и патрульной службы для всей армии; приспособленность для одиночного боя, основой которого является хорошая верховая езда, требуется поэтому от нее в первую очередь. В линии солдаты скачут на увеличенных интервалах, чтобы быть всегда готовыми к перемене фронта и другим движениям.
Англичане имеют номинально 13 легких и 13 тяжелых полков (драгуны, гусары, уланы, только два полка лейбгвардии являются кирасирами); но в действительности вся их кавалерия по своему составу и выучке представляет собой тяжелую кавалерию; в ней мало различий в отношении размеров солдат и лошадей. Для действительно легкой кавалерийской службы они всегда пользовались иностранными войсками: германцами — в Европе, туземными иррегулярными войсками — в Индии. Французы обладают кавалерией трех видов: легкой кавалерией — гусары и егеря—всего 174 эскадрона; линейной кавалерией—уланы и драгуны—120 эскадронов; резервной кавалерией—кирасиры и карабинеры — 78 эскадронов. Австрия имеет 96 эскадронов тяжелой кавалерии — драгунов и кирасиров — и 192 эскадрона легкой кавалерии — гусаров и уланов. Пруссия обладает в действительной армии 80 эскадронами тяжелой конницы — кирасиров и уланов, и 72 эскадронами легкой конницы — драгунов и гусаров; к этому количеству в случае войны могут быть добавлены 136 эскадронов уланов ландвера первой очереди. Вторая очередь кавалерийского ландвера вряд ли когда-нибудь будет сформирована в самостоятельные единицы. Русская кавалерия состоит из 160 эскадронов тяжелой кавалерии—кирасиров и драгунов — и 304 легких эскадронов — гусаров и уланов. Формирование драгунских частей, одинаково пригодных для несения конной и пешей службы, теперь оставлено, и драгуны включены в состав тяжелой кавалерии. Однако настоящей легкой кавалерией у русских являются казаки, которых у них более чем достаточно для несения сторожевой, разведывательной и вспомогательной службы в армии. В армии Соединенных Штатов имеется два полка драгунов, один полк конных стрелков и два чисто кавалерийских полка; все эти полки предлагалось назвать кавалерийскими полками. В действительности же кавалерия Соединенных Штатов представляет собой пехоту, посаженную на лошадей.
Тактической единицей в кавалерии является эскадрон, включающий в свой состав такое количество солдат, каким можно руководить во время его перестроений голосом и непосредственным воздействием одного командира. Сила эскадрона колеблется от 100 человек (Англия) до 200 (Франция); в других армиях численность эскадрона держится в этих же пределах. 4, 6, 8 и 10 эскадронов составляют полк. Самые слабые полки — английские (от 400 до 480 человек), самые сильные полки — австрийской легкой кавалерии (1 600 человек). Очень большие полки становятся неповоротливыми, слишком малочисленные — очень скоро тают во время войны. Так, например, британская бригада легкой кавалерии при Балаклаве еще до истечения двух месяцев от начала кампании насчитывала в пяти полках двухэскадронного состава едва лишь 700 человек, или ровно столько, сколько имел один русский гусарский полк по штату военного времени. Особыми формированиями являются у англичан — взвод или полуэскадрон, а у австрийцев — дивизион или двойной эскадрон, являющийся промежуточным звеном, который только и позволяет командиру руководить своим большим кавалерийским полком.
До Фридриха Великого вся кавалерия строилась глубиною не меньше, чем в три ряда. Он первый построил своих гусаров в 1743 г. в два ряда, а в сражении при Россбахе была построена таким же образом и его тяжелая кавалерия. После Семилетней войны это построение было усвоено всеми другими армиями и является единственно применяющимся в настоящее время. Для тактических перестроений эскадрон делится на четыре отделения; построение из линии в открытую колонну по отделениям и обратно в линию из колонны представляет собою главное и основное перестроение всякого кавалерийского маневра. Большинство других перестроений приноровлено или только к маршу (фланговый марш по три и др.), или для исключительных случаев (сомкнутая колонна по отделениям или эскадронам). Действия кавалерии в бою сводятся преимущественно к рукопашному бою; ее огонь имеет лишь второстепенное значение; сталь — сабля или пика — ее главное оружие; вся деятельность кавалерии концентрируется на атаке. Таким образом, атака является критерием всех движений, перестроений и позиций кавалерии. Все, что препятствует легкости атаки, является ошибочным. Сила атаки обусловливается сосредоточением максимального усилия солдат и лошадей в ее завершительный момент, в момент фактического соприкосновения с противником. Для достижения этого необходимо приближаться к противнику с постепенно возрастающей скоростью, так что лошади пускаются во весь опор только на близком расстоянии от противника. Между тем выполнение такой атаки является труднейшей из задач, какие только можно требовать от кавалерии. Чрезвычайно трудно сохранять полный порядок и сплоченность при движении вперед с возрастающей быстротой, в особенности если приходится скакать по неровной местности. Здесь обнаруживаются трудность и важность соблюдения прямого направления при галопе, ибо если каждый всадник не скачет вперед по прямой линии, то в рядах начинается давка, которая скоро передается из центра к флангам, а с флангов к центру; лошади возбуждаются и чувствуют себя неловко, проявляется разница в их быстроте и темпераменте, и вся линия скоро превращается во что угодно, только не в прямолинейную шеренгу, утрачивает ту сплоченность, которая только и может обеспечить успех. Затем очевидно, что, подскакав вплотную к противнику, лошади сделают попытку отказаться врезаться в стоящую неподвижно или движущуюся массу противника и что всадники не должны допускать их до этого; в противном случае атака, несомненно, окажется безуспешной. Всадник поэтому не только должен проникнуться твердой решимостью врезаться в ряды противника, но и быть полным господином своей лошади. Уставы различных армий дают различные правила относительно способа движения атакующей кавалерии, но все они сходятся на том, что линия по возможности начинает движение шагом, затем переходит в рысь, с расстояния 300—150 ярдов от противника — в легкий галоп, постепенно доводя скорость движения до полного галопа, а на расстоянии 20—30 ярдов от противника — во весь опор. Применение этих правил на практике встречается со многими исключениями; в каждом отдельном случае приходится принимать во внимание характер местности, погоду, состояние лошадей и т. п. Если во время атаки кавалерии против кавалерии происходит действительное столкновение сторон, что является весьма редким в кавалерийских боях, то в момент непосредственного столкновения сабли имеют очень мало значения. В этот момент одна масса опрокидывает и рассеивает другую. Моральный элемент, храбрость, здесь сразу преобразуется в материальную силу; наиболее храбрый эскадрон будет скакать с величайшим самообладанием, решимостью, быстротой, ensemble (сплоченностью) и дружностью. Ввиду этого кавалерия может совершать великие дела только в том случае, если она охвачена «порывом». Но как только сломлены ряды одной стороны, на сцену выступает сабля, а вместе с нею и индивидуальное искусство в верховой езде. По меньшей мере части победоносной конницы приходится отказаться от сохранения своего тактического построения, чтобы саблей снять жатву победы. Таким образом, удачная атака сразу решает судьбу столкновения; но если она не сопровождается преследованием и рукопашным боем, то победа остается сравнительно бесплодной. Только громадное преимущество стороны, сохранившей свою тактическую сплоченность и строй, сравнительно' со стороной, утратившей их, и объясняет невозможность для иррегулярной кавалерии, как бы хороша и многочисленна она ни была, разбить регулярную Конницу. Не подлежит сомнению, что в отношении индивидуального совершенства в верховой езде и в действии саблей никакая регулярная кавалерия никогда не могла сравняться с иррегулярной конницей народов Востока, привыкших к военным действиям на коне; и, однако, самая Плохая регулярная кавалерия Европы всегда разбивала такую иррегулярную конницу в открытом бою. Со времени поражения гуннов при Шалоне (451 г. данной эры) до восстания сипаев в 1857 г. нельзя найти ни одного примера (того, чтобы блестящие, но иррегулярные наездники Востока сломили атакой хотя бы один полк регулярной кавалерии. Их беспорядочные толпы, атакующие не согласованно и не сплоченно, не могут произвести ни малейшего впечатления ка солидную, стремительно движущуюся массу. Их превосходство может проявиться только в том случае, когда приведено в расстройство тактическое построение регулярной конницы и наступает черед рукопашного боя; но дикая скачка иррегулярной конницы прямо на врага не может дать такого результата. Только тогда, когда регулярная кавалерия, преследуя врага, оставляла свое линейное построение и завязывала рукопашный бой, иррегулярная конница, внезапно повернув кругом и использовав благоприятный момент, наносила ей поражение. Действительно, эта военная хитрость чуть ли не со времен войн парфян и римлян составляла почти всю сущность тактики иррегулярной конницы против регулярной. Нет лучшего примера этого, как то, что наполеоновские драгуны в Египте, являвшиеся, без сомнения, самой плохой регулярной конницей того времени, всегда наносили поражение самым блестящим иррегулярным наездникам — мамелюкам. Наполеон сказал о них, что 2 мамелюка решительно превосходят 3 французов, 100 французов равны 100 мамелюкам, 300 французов обыкновенно разбивают 300 мамелюков, 1 000 французов во всех случаях разбивают 1 500 мамелюков.
Как ни велико превосходство при атаке той кавалерийской части, которая лучше сохранила свой тактический порядок, все же ясно, что даже и такая часть должна придти в сравнительный беспорядок после успешной атаки. Успех атаки не бывает одинаково решительным на всех пунктах; многие бойцы неизбежно оказываются втянутыми в одиночный бой или преследование, и только сравнительно небольшая часть, преимущественно из второй шеренги, остается в строю, похожем на линейный. Это — самый опасный момент для кавалерии; весьма небольшой отряд свежих войск, брошенный на нее, может вырвать победу из ее рук. Поэтому уменье быстро восстанавливать порядок после атаки является критерием действительно хорошей кавалерии, и как раз в этом отношении не только молодые, но и опытные и храбрые войска оказываются не на высоте положения. Британская кавалерия, с ее наиболее горячими лошадьми, особенно легко приходит в расстройство; почти везде ей приходилось тяжело страдать от этого (например, при Ватерлоо и Балаклаве). После сигнала для сбора преследование обыкновенно предоставляется нескольким дивизионам или эскадронам, предназначенным для этой цели специальными 'или общими распоряжениями; основная масса конницы восстанавливает в это время порядок, чтобы быть готовой ко всем случайностям. Ввиду дезорганизованного состояния после атаки даже и победителя, настоятельно необходимо иметь под рукой резерв, который в первую очередь может быть пущен в дело в случае неудачи; поэтому основным правилом кавалерийской тактики всегда было пускать в дело только часть сил, имеющихся в распоряжении в каждый данный момент. Такое применение резервов объясняет изменчивый характер крупных кавалерийских боев, когда волна победы то приливает, то отливает и когда обе стороны оказываются по очереди побежденными, пока последние наличные резервы не обрушиваются силой своих ненарушенных рядов на пришедшую в расстройство и ослабленную массу противника и не решают исхода боя. Другим весьма важным фактором является местность. Ни один род войск не зависят в такой степени от местности, как кавалерия. Тяжелая рыхлая почва превращает карьер в медленный галоп; препятствие, через которое отдельный всадник перескочил бы, не глядя на него, может нарушить порядок и сплоченность фронта; препятствие, легко преодолимое неутомленными лошадьми, может привести к падению лошадей, которые с раннего утра без пищи шли рысью и галопом. В свою очередь, непредвиденное препятствие, задержав продвижение и вызвав перемену фронта и строя, может подставить свою линию под фланговые атаки противника. Примером того, как не следует производить кавалерийские атаки, служит известная атака Мюрата в Лейпцигском сражении. Он построил 14000 кавалеристов глубокой массой и бросил их на русскую пехоту, только что отбитую при атаке на деревню Вахау. Французская кавалерия приближалась рысью; на расстоянии около 600 или 800 ярдов от пехоты союзников она пошла легким галопом; на рыхлой почве лошади скоро утомились, и стремительность атаки ослабела к тому времени, когда они достигли каре. Лишь немногие сильно, пострадавшие батальоны были опрокинуты. Обойдя другие каре, кавалерия проскакала через вторую линию пехоты, не причинив ей никакого вреда, и, наконец, достигла линии прудов и болот, которые остановили ее продвижение. Лошади совершенно выбились из сил, солдаты были в беспорядке, полки смешались и не слушались команды; при таком состоянии конницы Мюрата два прусских полка и гвардейские казаки, общей численностью не более 2 000 человек, напали врасплох на ее фланги и отбросили ее в беспорядке. В данном случае не было ни резерва для непредвиденных случайностей, ни надлежащего внимания к аллюру и дистанции; в результате получилось поражение.
Атака может производиться в различных построениях. Тактики различают атаку en muraille (стеной), когда между эскадронами атакующей линии нет совсем или имеются очень маленькие интервалы; затем атаку с интервалами, когда между эскадронами оставляется расстояние от 10 до 20 ярдов; атаку en echelon (ступенями, уступами), когда эскадроны идут в атаку один после другого, начиная с одного из флангов, так что они достигают противника не одновременно, а последовательно; последняя форма атаки может быть значительно усилена помещением эскадрона, построенного в открытую колонну, за наружным флангом эскадрона, составляющего первый echelon (эшелон); наконец, атаку колонной. Последний вид атаки существенно отличается от других перечисленных видов ее, представляющих собою лишь видоизменения линейной атаки. Построение в линию до Наполеона было общепринятой и основной формой кавалерийской атаки. За все XVIII столетие мы встречаем кавалерийскую атаку колонной только в одном случае, а именно, когда приходилось прорываться через окружающего противника. Но Наполеон, кавалерия которого состояла из храбрых людей, но плохих наездников, вынужден был возместить тактические недочеты своей конницы каким-либо новым приемом. Он начал посылать свою кавалерию в атаку густыми колоннами, вынуждая, таким образом, передние ряды скакать вперед и сразу бросая на избранный пункт атаки гораздо большее число всадников, чем это могло бы быть сделано при линейной атаке. Желание действовать массами сделалось у Наполеона в течение кампаний, последовавших за кампанией 1807 г., своего рода манией. Он придумал чудовищные построения в колонны, которых, в силу их случайного успеха в 1809 г., он упорно придерживался в позднейших кампаниях, хотя они и помогли ему проиграть не одно сражение. Он составлял колонны из целых дивизий пехоты или кавалерии, располагая развернутые батальоны и полки один за другим. С кавалерией это впервые было испробовано при Экмюле в 1809 г., когда 10 полков кирасиров атаковали колонной, причем в первой линии было развернуто два полка, а сзади за ними следовали четыре такие же линии на расстоянии около 60 ярдов одна за другой. При Ваграме были сформированы колонны из целых пехотных дивизий, причем один батальон развертывался за другим. Подобный маневр мог быть неопасен против медлительных и методичных австрийцев, того времени, но в позднейших кампаниях и в борьбе е более активными противниками он приводил к поражению. Мы уже видели, к какому плачевному концу привела большая атака Мюрата при Вахау, произведенная в таком построении. Гибельный исход большой пехотной атаки д'Эрлона при Ватерлоо был вызван тем же построением. В применении к кавалерии огромная колонна представляется особенно ошибочной, ибо она превращает наиболее ценные ресурсы в одну неуклюжую массу, которая, будучи пущена в дело, не поддается в дальнейшем управлению, и какой бы успех ни был достигнут ею, она всегда оказывается во власти более мелких хорошо управляемых частей противника, бросаемых на ее фланги. Из материала, служащего для построения такой колонны, можно было бы создать вторую линию и один или два резерва, атаки которых могли бы и не произвести особого эффекта сразу, ко несомненно, при своем повторении, дали бы в конце концов более крупные результаты с меньшими потерями. И действительно, в большинстве армий атака колонной оставлена или сохранилась лишь в виде теоретического курьеза, тогда как для всех практических целей большие отряды кавалерии строятся в несколько линий на дистанции атаки между ними, причем каждая линия поддерживает и подкрепляет другую в течение затянувшейся схватки. Наполеон впервые также стал формировать свою кавалерию в массы, состоявшие из нескольких дивизий и получившие название кавалерийских корпусов. В качестве средства упростить передачу приказаний в большой армии подобная организация резервной кавалерии в высшей степени необходима; но сохранение ее на поле сражения, когда эти корпуса должны были действовать как самостоятельное целое, никогда не приносило положительных результатов. Действительно, это было одной из главнейших причин того, что построение чудовищных колонн, о которых мы уже упоминали, было признано ошибочным. В современных европейских армиях кавалерийские корпуса в общем сохранены; в прусской, австрийской и русской армиях даже установлены нормальные построения и общие правила для действия таких корпусов на поле сражения; все эти правила в основном сводятся к построению первой и второй линии и резерва, а также к указаниям относительно размещения приданной им конной артиллерии.
До сих пор мы говорили о действиях кавалерии лишь постольку, поскольку это относилось к действиям кавалерии против кавалерии. Но одной из главных целей, с которой применяется в сражении этот род войска, а в настоящее время фактически главной целью, являются его действия против пехоты. Мы видели, что в XVIII столетия пехота в сражении почти никогда не строила даже каре против кавалерии. Она встречала атаку, оставаясь в линии; если же атака направлялась во фланг, то несколько рот выполняли захождение назад и выстраивались en potence (а виде буквы Г) для противодействия атаке. Фридрих Великий советовал своей пехоте никогда не строиться в каре, исключая те случаи, когда изолированный батальон окажется застигнутым кавалерией врасплох; и если в таком случае было построено каре, «оно должно было двинуться прямо на вражескую конницу, отбить ее и, не обращая никакого внимания на ее атаки, продолжать движение по своему назначению». Тонкие линии пехоты того времени встречали кавалерийскую атаку с полной уверенностью в действенность своего огня и действительно достаточно часто отбивали ее; но в случае прорыва их разгром оказывался неизбежным, как это было при Гогенфридберге и Цорндорфе. В настоящее время, когда в очень многих случаях колонна заменила линейное построение, принято за общее правило, что пехота всегда, когда это выполнимо, строится для встречи кавалерии в каре. Правда, в современных войнах имеется достаточно примеров, когда хорошая кавалерия застигала врасплох пехоту, построенную в линию, и все же должна была бежать от ее огня; но эти случаи представляют собою исключение. Однако возникает вопрос, имеет ли кавалерия достаточные шансы, чтобы прорвать каре пехоты. Мнения на этот счет расходятся; но, по-видимому, общепризнанным является положение, что в обычных условиях хорошая свежая пехота, не расстроенная артиллерийским огнем, имеет все шансы устоять против атаки кавалерии, тогда как над молодыми пехотинцами, потерявшими свою энергию и устойчивость вследствие тяжелого боя в течение дня, больших потерь и продолжительного пребывания под обстрелом, решительная кавалерия одерживает верх. Бывают и исключения, как, например, атака германских драгунов при Гарсиа-Гернандез (1812 г.), где каждый из трех эскадронов разбил свежее французское каре; но, как общее правило, кавалерийский начальник не сочтет благоразумным бросать своих людей на такую пехоту. При Ватерлоо большие атаки Нея массами французской резервной кавалерии на центр Веллингтона не могли прорвать английские и германские каре, потому что атакуемые войска, укрытые в течение продолжительного времени за гребнем холма, весьма мало пострадали от предшествовавшей канонады и были почти совсем свежими. Такие атаки поэтому применимы только в последней стадии сражения, когда пехота в значительной мере потрепана и истощена активным участием в бою и пассивным пребыванием под концентрированным артиллерийским огнем. И в таких случаях они имеют решающее значение, как это было при Бородине и Линьи, в особенности если атака поддерживается пехотными резервами, как это было в обоих указанных сражениях.
Мы не можем здесь останавливаться на различного рода обязанностях, какие могут возлагаться на кавалерию в сторожевой службе, при патрулировании, сопровождении транспортов и пр. Однако здесь уместно сказать несколько слов об общих положениях кавалерийской тактика. Поскольку пехота все более и более становится главною силой сражения, маневрирование конницы должно быть по необходимости более или менее подчинено маневрированию пехоты. И так как современная тактика основана на совместных действиях и взаимной поддержке трех родов войск, то отсюда следует, что, по крайней мере, для части кавалерии не может быть и речи о самостоятельных действиях. В соответствии с этим кавалерия, входящая в состав армии, всегда подразделяется на две различные части: дивизионную кавалерию и резервную кавалерию. Первая состоит из конницы, присоединяемой к различным пехотным дивизиям и корпусам и подчиненной вместе с пехотой одному и тому же командованию. Во время боя служба ее состоит или в использовании всех благоприятных моментов, какие могут представиться для достижения успеха, или в выручке собственной пехоты, если она атакована превосходными силами. Действия ее, естественно, являются ограниченными, а сила ее недостаточной для того, чтобы действовать самостоятельно. Резервная кавалерия, составляющая основную массу кавалерии, входящей в состав армии, действует в той же подчиненной роли по отношению ко всей пехоте данной армии, как и дивизионная кавалерия по отношению к пехотной дивизии, к которой она принадлежит. Соответственно этому резервная кавалерия должна держаться в готовности, пока не представится благоприятный момент для нанесения сокрушительного удара или для отражения общей пехотной или кавалерийской атаки противника, или для проведения собственной решительной атаки. Из установленного выше очевидно, что резервную кавалерию целесообразнее всего применять в течение последних стадий крупного сражения, когда она может иметь и часто имела решающее значение. Такие громадные успехи, каких достигал Зейдлиц своей кавалерией, теперь совершенно немыслимы; однако исход большинства крупных сражений новейшего времени был в значительной степени обусловлен той ролью, какую в них играла кавалерия. Но огромное значение имеет кавалерия при преследовании. Пехота, поддерживаемая артиллерией, не имеет основания отчаиваться в борьбе против кавалерии, пока она сохраняет порядок и устойчивость; но, придя в расстройство по какой бы то ни было причине, она становится добычей кавалеристов, брошенных на нее. От лошадей нельзя убежать; хорошие кавалеристы могут пробираться даже по трудно доступной местности; энергичное преследование разбитой армии кавалерией всегда является лучшим и единственным способом обеспечить полностью плоды победы. Таким образом, несмотря на преобладающую роль пехоты в сражениях, кавалерия все же остается необходимым родом войск и всегда останется таковым; и в настоящее время, как и прежде, ни одна армия не может начать боевые действия с надеждою на успех, если она не имеет кавалерии, умеющей хорошо ездить верхом и сражаться.
Дата последнего обновления страницы 24.02.04
Latest update: February, 24th 2004