Второе заявление Л. Д. Троцкого судебному следователю
Г-н судебный следователь!
В дополнение к моему заявлению от 19-го июля я имею честь присовокупить нижеследующие соображения:
1. Я советовался с компетентными врачами. Ни один из них не может, разумеется, рискнуть противопоставить заочную экспертизу экспертизе высококвалифицированных французских специалистов, оперировавших над трупом. Однако, врачи, с которыми я совещался, единодушно находят, что ход болезни и причины смерти не выяснены следствием с той необходимой полнотой, которой требуют исключительные обстоятельства данного дела.
2. Ярче всего неполнота следствия подтверждается поведением хирурга, г-на Тальгеймера. Он отказался давать объяснения, сославшись на "профессиональную тайну". Закон дает такое право врачу. Но закон не обязывает врача пользоваться этим правом. Чтоб укрыться за профессиональную тайну, у врача должен быть, в данном случае, на лицо исключительный интерес. Каков же интерес г-на Тальгеймера? Не может быть и речи в данном случае об охранении тайны пациента или его родных. Дело идет, следовательно, об охранении тайны самого врача. В чем же может состоять эта тайна? У меня нет никакого основания подозревать г-на Тальгеймера в преступных действиях. Но совершенно очевидно, что, если бы смерть Седова естественно и неизбежно вытекала из характера его болезни, то у хирурга не могло бы быть ни малейшего интереса или психологического побуждения отказываться от дачи необходимых разъяснений. Укрываясь за профессиональную тайну, г-н Тальгеймер говорит этим самым: в ходе болезни и в причинах смерти есть особые обстоятельства, выяснению которых я не желаю содействовать. Никакого другого толкования поведению г-на Тальгеймера дать нельзя. Рассуждая чисто логически, нельзя не прийти к выводу, что к ссылке на профессиональную тайну врач мог, в данных обстоятельствах, прибегнуть в одном из следующих трех случаев:
а) если б он был заинтересован в сокрытии собственного преступления;
б) если б он был заинтересован в сокрытии собственной небрежности;
в) если б он был заинтересован в сокрытии преступления или небрежности своих коллег, сотрудников и прочее.
Демонстративное молчание г-на Тальгеймера само по себе уже указывает программу следствия: надо во что бы то ни стало раскрыть те обстоятельства, которые побудили хирурга укрыться за профессиональную тайну.
3. Неясными, недостаточными и отчасти противоречивыми являются показания владельца клиники д-ра Симкова. Знал или не знал он, кто таков его пациент? Этот вопрос не раскрыт совершенно. Седов был принят в клинику под именем "Мартэн, французский инженер". Между тем д-р Симков разговаривал с Седовым в клинике по-русски. Именно благодаря этому сиделка Эйсмонт узнала, по ее словам, что Мартэн - русский или владеющий русским языком. Запись Седова под чужим именем была сделана, как отмечают сами документы следствия, в целях безопасности. Знал ли об этих целях д-р Симков? И если знал, то почему обращался к больному по-русски в присутствии сиделки Эйсмонт? Если он делал это по неосторожности, то не проявил ли он ту же неосторожность и в других случаях?
4. Д-р Жирмунский, директор клиники, считался, по сведениям полиции, "сочувствующим большевикам". Это в наши дни очень определенная характеристика. Она означает: друг кремлевской бюрократии и ее агентуры. Жирмунский заявил, что о действительной личности больного он узнал только накануне его смерти от г-жи Молинье. Если принять эти слова на веру, то придется заключить, что г-н Симков, который предупредил по телефону Жирмунского о прибытии больного заранее, скрывал от своего ближайшего сотрудника действительную личность "французского инженера Мартэна". Вероятно ли это? При сестре Эйсмонт Симков, как уже сказано, разговаривал с больным по-русски. Жирмунский знает русский язык. Или же у Симкова были специальные причины остерегаться Жирмунского? Какие именно?
5. "Сочувствующий большевикам" - это очень определенная характеристика. Следствие явно останавливается здесь на полдороги. В условиях русской эмиграции такое "сочувствие" не остается, в наши дни, платоническим. "Сочувствующий" становится, обычно, во враждебное отношение к белой эмиграции. Из каких рядов почерпает г-н Жирмунский своих клиентов? Общается ли он с кругами советского посольства, торгпредства и проч.? Если да, то в круг его клиентов входят несомненно наиболее ответственные агенты ГПУ.
6. О политических симпатиях владельца клиники, г-на Симкова, в документах не сказано почему-то ничего. Это серьезный пробел. Тесное сотрудничество Симкова с Жирмунским заставляет предполагать, что и г-н Симков не враждебен советским кругам и, возможно, имеет в этой среде связи. Какие именно?
7. Д-р Симков является сотрудником медицинского издания "Эвр Шируржикаль Франко-Рюсс". Какой характер носит это издание: является ли оно делом блока французских врачей и советского правительства, или же, наоборот, от имени русской медицины выступают белые эмигранты? Этот вопрос остался без всякого освещения. Между тем, не только полиция, но и младенцы знают, что под прикрытием всякого рода медицинских, юридических, литературных, пацифистских и иных организаций и изданий ГПУ создает свои укрепленные пункты, которые служат ему, особенно во Франции, для безнаказанного совершения преступления.
8. Нельзя не упомянуть здесь об одном в высшей степени важном обстоятельстве, на которое я позволяю себе обратить ваше особенное внимание, г-н судья. Г-н Симков имел, как известно, несчастье потерять в этом году двух сыновей, ставших жертвой обвала. В тот период, когда действительная судьба мальчиков оставалась еще загадочной, г-н Симков в одном из интервью, данных им французской печати, заявил, что, если его сыновья похищены, то это могло быть сделано только "троцкистами", как месть за смерть Седова. Эта гипотеза поразила меня в свое время своей чудовищностью. Я должен прямо сказать, что такое предположение могло придти в голову либо человеку, совесть которого не была вполне спокойна; либо человеку, который вращается в смертельно враждебных мне и Седову политических кругах, где агенты ГПУ могли прямо натолкнуть мысль несчастного отца на фантастическое и возмутительное предположение. Но если у г-на Симкова существуют дружественные отношения с теми кругами, которые систематически занимаются физическим истреблением "троцкистов", то не трудно допустить и то, что эти дружественные отношения могли быть, и даже без ведома г-на Симкова, использованы для преступления против Седова.
9. В отношении персонала клиники, начиная с г-на Жирмунского, полицейское расследование неизменно повторяет формулу о "непричастности" этих лиц к активной политической деятельности, считая, видимо, что это обстоятельство освобождает от необходимости дальнейшего расследования. Такой взгляд является заведомо фальшивым. Дело идет вовсе не об открытой политической деятельности, а о выполнении наиболее секретных и преступных заданий ГПУ. Агенты такого рода, подобно военным шпионам, разумеется, не могут компрометировать себя участием в агитации и пр.; наоборот, в интересах конспирации, они ведут в высшей степени мирный образ жизни. Однообразные ссылки на "неучастие" всех допрошенных в активной политической борьбе свидетельствовали бы о чрезвычайной наивности полиции, если бы за ним не скрывалось стремление уклониться от серьезного расследования.
10. Между тем, г-н судья, без очень серьезного, напряженного и смелого расследования преступлений ГПУ раскрыть нельзя. Для того, чтобы дать приблизительное представление о методах и нравах этого учреждения, я вынужден привести здесь цитату из официозного советского журнала "Октябрь", от 3-го марта этого года. Статья посвящена театральному процессу, по которому был расстрелян бывший начальник ГПУ, Ягода. "Когда он оставался в своем кабинете, - говорит советский журнал об Ягоде, - один или с холопом Булановым, он сбрасывал свою личину. Он проходил в самый темный угол этой комнаты и открывал свой заветный шкаф. Яды. И он смотрел на них. Этот зверь в образе человека любовался склянками на свет, распределял их между своими будущими жертвами". Ягода есть то лицо, которое организовало мою, моей жены и нашего сына высылку заграницу; упомянутый в цитате Буланов сопровождал нас из центральной Азии до Турции, как представитель власти. Я не вхожу в обсуждение того, действительно ли Ягода и Буланов были повинны в тех преступлениях, в которых их сочли нужным официально обвинить. Я привел цитату лишь для того, чтоб охарактеризовать, словами официозного издания, обстановку, атмосферу и методы деятельности секретной агентуры Сталина. Нынешний начальник ГПУ, Ежов, прокурор Вышинский и их заграничные сотрудники нисколько, разумеется, не лучше Ягоды и Буланова.
11. Ягода довел до преждевременной смерти одну из моих дочерей, до самоубийства - другую. Он арестовал двух моих зятей, которые потом бесследно исчезли. ГПУ арестовало моего младшего сына, Сергея, по невероятному обвинению в отравлении рабочих, после чего арестованный исчез. ГПУ довело своими преследованиями до самоубийства двух моих секретарей: Глазмана и Бутова, которые предпочли смерть позорящим показаниям под диктовку Ягоды. Два других моих русских секретаря, Познанский и Сермукс, бесследно исчезли в Сибири. В Испании агентура ГПУ арестовала моего бывшего секретаря, чехословацкого гражданина. Эрвина Вольфа, который исчез бесследно. Совсем недавно ГПУ похитило во Франции другого моего бывшего секретаря, Рудольфа Клемента. Найдет ли его французская полиция? Захочет ли она его искать? Я позволяю себе в этом сомневаться. Приведенный выше перечень жертв охватывает лишь наиболее мне близких людей. Я не говорю о тысячах и десятках тысяч тех, которые погибают в СССР от рук ГПУ, в качестве "троцкистов".
12. В ряду врагов ГПУ и намеченных им жертв Лев Седов занимал первое место, рядом со мною. ГПУ не спускало с него глаз. В течении, по крайней мере, двух лет бандиты ГПУ охотились за Седовым во Франции, как за дичью. Факты эти незыблемо установлены, в связи с делом об убийстве И. Райсса. Можно ли допустить хоть на минуту, что ГПУ потеряло Седова из виду, во время его помещения в клинику и упустило исключительно благоприятный момент? Допускать это органы следствия не имеют права.
13. Нельзя без возмущения читать, г-н судья, доклад судебной полиции за подписями Hauret и Boilet. По поводу подготовки серии покушений на жизнь Седова доклад говорит: "по-видимому, его политическая деятельность действительно составляла предмет достаточно тесного наблюдения со стороны его противников". Одна эта фраза выдает судебную полицию с головой! Там, где дело идет о подготовке во Франции убийства Седова, французская полиция говорит о "достаточно тесном наблюдении" со стороны анонимных "противников" и прибавляет словечко: "по-видимому". Г-н судья! Полиция не хочет раскрытия истины, как она ее не раскрыла в деле похищения моих архивов, как она ничего не раскрыла в деле убийства И. Райсса, как она не собирается ничего раскрыть в деле похищения Рудольфа Клемента. ГПУ имеет во французской полиции и над ней могущественных сообщников. Миллионы червонцев расходуются ежегодно на то, чтоб обеспечить безнаказанность сталинской мафии во Франции. К этому надо еще прибавить соображения "патриотического" и "дипломатического" порядка, которыми с удобством пользуются убийцы, состоящие на службе Сталина, и орудующие в Париже, как у себя дома. Вот почему следствие по делу о смерти Седова носило и носит фиктивный характер.
Л. Троцкий.
Койоакан, 24 августа 1938 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 70.