У. т.
Я вас очень благодарен за ваше подробное письмо от 3-го июня. Оно заключает в себе ряд важных для меня сведений, которыми я надеюсь в дальнейшем воспользоваться. Здесь я хочу ограничиться лишь вопросом о нашем отношении к немецкой правой оппозиции.
1. Вы признаете, что Брандлер-Тальгеймер не поняли революционной обстановки в Германии в 23-м году, революционной обстановки в Китае в 25-27 г., революционной обстановки в Англии в 26-м году и, наконец, термидорианского характера борьбы против "троцкизма" с 1923 по 1927 год. Все это вы признаете. Но этим самым вы признаете, что Брандлер-Сальгеймер не революционеры, ибо революционеры определяются и познаются по своему отношению к основным проблемам мировой революции. Что же у нас, большевиков, может быть общего в политике с не-революционерами, более того, с людьми, которые борются против наших революционных решений и лозунгов в самые ответственные моменты в течение последних 6-7 лет?
2. Вы огорчаетесь, однако, что Брандлера и Тальгеймера называют ликвидаторами-меньшевиками. Если брать это дословно, то это, конечно, неверно. Но та тенденция, которая противопоставляет их нам, есть несомненно ликвидаторская и меньшевистская тенденция. Венская "Арбайтер Цайтунг" критикует меня совершенно также, как и Тальгеймер. Вместе с Тальгеймером, венская "Арбайтер Цайтунг" сочувствует Сталину против меня, Рыкову и Бухарину против Сталина. Но венская "Арбайтер Цайтунг" делает это открыто, а Брандлер - Тальгеймер самым жалким образом играют в прятки. Я предпочитаю в таком случае венскую "Арбайтер Цайтунг", т. е. открытого врага.
3. В вашем письме есть убийственные доводы против правых. Тем не менее, вы считаете нужным присовокупить, что положение "в германской компартии было бы лучше, если бы она проводила так называемую правую политику, а не нынешнюю".
Но ведь мы уже видели однажды брандлеровскую политику, как руководящую политику партии. Она привела к величайшей катастрофе конца 1923 года. Эта катастрофа лежит в основе всех дальнейших метаний германского коммунизма вправо и влево. Эта катастрофа является предпосылкой дальнейшей полосы стабилизации европейского капитализма. Как же не видеть, что Брандлер, как политик, стоит по ту сторону баррикады?
4. Вы знаете, что я не сразу сделал этот уничтожающий вывод. Я хотел надеяться, что Брандлер научится. Осенью 1923 года он сознавал свою несостоятельность. Он мне несколько раз сам говорил, что не в силах разобраться в революционной обстановке. После того, однако, как революционная обстановка была им упущена, он исполнился высокомерия. Он стал обвинять меня в "пессимизме". Он более "оптимистически" глядел навстречу 1924 году. Тогда я понял, что этот человек не умеет отличать лицо революции от ее спины.
Если б это было индивидуальной особенностью - пол беды. Но ведь теперь это возведено в систему, и на этой системе строится фракция. Что у нас может быть общего с такой фракцией?
5. Я этим ни в малейшей степени не беру под защиту политику Маслова и других. В 1923 году словесный радикализм Маслова был связан с такой же пассивностью, как и у Брандлера. Не понимая азбуки вопроса, Маслов пытался высмеять мое требование намечения срока восстания. На V-м конгрессе он все еще считал, что революция идет вверх. Другими словами, в самых основных вопросах он разделял ошибки Брандлера, сервируя их под соусом ультралевизны. Но Маслов пытался учиться, пока не плюхнулся в болото капитулянства. Другие бывшие ультралевые кое-чему научились. Я совсем не беру на себя ответственности за линию "Фольксвилле" в целом. Там и сейчас немало отрыжек прошлого, т. е. сочетания оппортунистических тенденций с ультралевыми. Но все же эти товарищи многому научились, и многие из них показали, что способны учиться и дальше. Наоборот, Брандлер - Тальгеймер сделали гигантский шаг назад, возведя свою революционную слепоту в платформу.
6. Вы видите у них заслугу в их борьбе за партийную демократию. Я этой заслуги не вижу. Брандлер - Тальгеймер никогда не поднимали голоса против разгрома левой оппозиции. Они не только терпели сталинский режим, но и поддерживали его. Они подпевали термидорианской травле против "троцкизма". Когда они почувствовали в себе призвание к борьбе за партийную демократию? Когда аппарат стал давить их самих, и когда они убедились, что путем одного только прислуживания сталинцам они к власти прийти не могут. Неужели же можно видеть заслугу оппортунистов в том, что они начинают кричать, когда центристы, боясь левой критики, громят их? Никто не любит, когда его бьют. В этом заслуги нет.
Центристские методы борьбы с правыми отвратительны и в конце концов помогают правым. Но это вовсе не значит, что демократический режим коммунистической партии должен обеспечивать право гражданства оппортунистической тенденции Брандлера.
Нельзя брать партийную демократию, как вещь в себе. Мы говорим о партийной демократии на определенных революционных основах, которые исключают брандлеризм.
7. Вторую заслугу брандлеровцев вы видите в борьбе за переходные требования, в стремлении найти связь с массами и прочее. Но разве связь с массами нам нужна сама по себе, а не ради революционных (и тем самым - международных) целей? Если исходить из голой связи с массами, то надо повернуть глаза в сторону Второго Интернационала и Амстердама. Немецкая социал-демократия на этот счет куда внушительнее Брандлера-Тальгеймера.
Можно, конечно, сказать, что это преувеличение: Брандлер-Тальгеймер, это, мол, не социал-демократия. Конечно, еще не социал-демократия, и конечно не нынешняя социал-демократия. Но надо уметь брать явления в их развитии. Немецкая социал-демократия тоже не начинала с Германа Мюллера. А с другой стороны, Брандлер пока еще только хочет иметь массы, но не имеет их. Вы сами говорите с возмущением о том, что брандлеровцы поворачиваются спиною к международному пролетариату. Им нет дела ни до русской революции, ни до китайской, ни до всего остального человечества. Они хотят делать свою политику в Германии, как Сталин хочет строить социализм в России. Живи и жить давай другим. Но ведь мы же знаем, куда это привело: к 4-му августа 1914 года. Позвольте еще раз напомнить, что молодые, особенно оппозиционные оппортунистические фракции настолько же "симпатичнее" старых социал-шовинистических партий, насколько молодой поросенок симпатичнее старой свиньи.
8. Однако, серьезно заблуждаются те, которые воображают, будто Брандлер в действительности может повести массы "на почве действительности" (т. е. национал-реформизма). Нет, на этой почве у Брандлера непобедимый конкурент. Поскольку рабочий массовик будет выбирать между Брандлером и Вельсом, он выскажется за Вельса и будет по своему прав: незачем начинать сначала то, что однажды уже проделано.
9. Вы как будто ставите Брандлеру-Тальгеймеру в заслугу их критику первомайской политики Тельмана. Вы выражаете попутно уверенность в том, что я не могу одобрительно относиться к этой политике. Я не знаю, читали ли вы мое письмо VI-му конгрессу. "Что же дальше?" В этом письме есть специальная глава, посвященная перспективам полевения немецкого рабочего класса и заключающая в себе прямое и категорическое предупреждение против безмозглой тельмановской переоценки степени полевения и против вытекающей отсюда опасности ультралевых авантюр. Обо всем этом я подробнее скажу в брошюре, которую надеюсь выпустить в следующем месяце. Но критикуя бюрократический авантюризм, я проведу тем более резкую линию водораздела между моей критикой и критикой Брандлера. Оппортунисты всегда выглядят очень победоносно, когда критикуют революционный авантюризм. Но они же его и подготовляют: Брандлер подготовил Маслова, как Маслов подготовил Тельмана, который сочетает все ошибки Брандлера и Маслова, добавляя к ним собственные ошибки, вытекающие из бюрократической глупости и хвастливого невежества.
10. Вы указываете на отдельные группы левой оппозиции и называете их "сектантскими". Надо условиться насчет содержания этого слова. У нас есть такие элементы, которые удовлетворяются домашней критикой ошибок официальной партии, не ставя перед собой никаких более широких задач, не налагая на себя никаких практических революционных обязательств, делая из революционной оппозиции титул, нечто вроде ордена почетного легиона. Есть и сектантские тенденции, выражающиеся в расщеплении каждого волоса на четыре части. С этим надо бороться. И с этим я лично готов повести борьбу, не останавливаясь, если понадобиться, перед старой дружбой, личными связями и прочее, и прочее.
Однако, не нужно себе делать иллюзий. Революционные марксисты сейчас снова - не в первый, и вероятно, не в последний раз, загнаны на положение международного пропагандистского общества. В таком положении, по самому существу, заложены известные элементы сектантства, которые можно преодолеть лишь постепенно. Вас как будто просто пугает тот факт, что вы малочисленны. Конечно, это неприятно. Конечно, лучше было бы иметь за собою миллионные организации. Но откуда же нам, авангарду авангарда, иметь за собой миллионные организации на другой день после того, как мировая революция в важнейших странах мира потерпела катастрофические поражения, вызванные меньшевистским руководством, прикрытым фальшивой маской большевизма? Откуда? Откуда?
Мы проходим через период гигантской реакции после революционных годов (1917-1923). На новой, более высокой исторической ступени мы, революционные марксисты, отброшены на положение маленького и преследуемого меньшинства, почти как в начале империалистской войны. Как показывает вся история, начиная хотя бы с первого Интернационала, такие рецидивы неизбежны. Преимущество наше перед нашими предшественниками в том, что обстановка ныне более зрелая, и мы сами более "зрелы", ибо стоим на плечах Маркса, Ленина и многих других. Реализовать это наше преимущество мы сможем лишь в том случае, если сумеем проявить величайшую идейную непримиримость, более свирепую, чем непримиримость Ленина в начале империалистской войны. От нас еще будут отходить бесхарактерные импрессионисты, подобные Радеку. Они непременно будут говорить о нашем "сектантстве". Не надо пугаться слов. Мы уже дважды прошли через это. Так было во время реакции 1907-1912 г.г. в России. Так было во время войны во всей Европе. Нынешняя реакция глубже предшествующих. Отдельные капитуляции, дезертирства и прямые предательства еще будут. Это в природе нынешнего периода. Тем надежнее будет отбор. Оставаться теперь "сектантом" революционного марксизма в глазах филистеров, нытиков, верхоглядов - величайшая честь для настоящего революционера. Повторяю: сейчас мы снова только международное пропагандистское общество. Я не вижу в этом ни малейшего основания для пессимизма, несмотря на то, что за спиной у нас великая историческая гора октябрьской революции. Вернее сказать - именно поэтому. Я не сомневаюсь, что развитие новой главы пролетарской революции будет от нашей "сектантской" группы вести свою родословную.
11. В заключение несколько слов о фракции Брандлера в целом. Вы соглашаетесь со мной, что сами Брандлер - Тальгеймер неисправимы. Я готов согласиться с вами, что фракция пока еще лучше своих вождей. Многие рабочие идут в эту фракцию, отчаявшись в политике официальной партии, и в то же время не будучи в состоянии забыть злосчастное руководство ультралевых после 1923 года. Это все верно. Часть этих рабочих, подобно части ультралевых рабочих, перейдет к социал-демократии. Часть придет к нам, если не будем потакать правым. Наша задача состоит в том, чтобы разъяснять, что брандлеровская фракция есть только новые ворота к социал-демократии.
12. Нужна ли нам платформа переходных требований? Нужна. Нужна ли нам правильная тактика в профессиональных союзах? Безусловно. Но об этих вопросах можно говорить с теми, которые ясно и твердо решили для себя, для чего нам все это нужно. Подобно тому, как я не буду рассуждать о разных течениях в материализме с человеком, который крестится, проходя мимо церкви, точно также я не стану вырабатывать лозунги и тактику с Брандлером, который спину революции принципиально называет лицом (и наоборот). Надо раньше укрепиться на принципиальных позициях, занять правильное исходное положение, а затем развертываться по тактическим линиям. Мы сейчас находимся в периоде принципиального самоуяснения и беспощадного размежевания с оппортунистами и путанниками. Только в этом направлении находится выход на большую дорогу революции.
С крепким и непримиримым приветом
ваш Л. Троцкий.
Константинополь.
12 июля 1929 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 1-2.