Назначение черного депутата и полураскаявшегося погромщика Хвостова министром внутренних дел было без сомнения сознательно задумано, как "непристойное телодвижение" в ответ на политические претензии земского и городского съездов*86. Вынесение этими съездами резолюций, воинственных по адресу немцев и пискливых по адресу монархии, явилось последним и наиболее торжественным актом той общественной "мобилизации", от Гурко до Плеханова, которая явилась отражением во внутренней политике победоносного пятимесячного наступления немецких армий. Но уже до съездов немецкий натиск приостановился: было ли тому причиной действительное приращение боевых припасов у русской армии или естественное материальное истощение и физическое утомление немецкой армии, успевшей отойти на несколько сот километров от своей базы и нуждавшейся в серьезной передышке; играла ли при этом роль необходимость для немцев укрепить западный фронт и подготовить натиск на Балканы, или же все перечисленные причины действовали вместе, - это не имеет для интересующего нас вопроса решающего значения. Но только лишь в лавинообразном отступлении русской армии наступила пауза, как монархия немедленно же начала укреплять свои внутренние "траншеи". После внезапного закрытия Таврического дворца можно было не сомневаться, что земско-городской депутации не приостановить развертывающегося твердого курса и что все списки министров общественного доверия пребудут до поры до времени втуне. Но даже и под углом этого единственно-реального предвиденья призыв к власти именно Хвостова является некоторой политической роскошью.
Сперва тульский вице-губернатор, расправлявшийся с революцией 1905 года; далее прославленный вологодский и нижегородский губернатор, через посредство полицеймейстера побуждавший артисток ко "взаимности"; затем председатель крайних правых, единомышленник Маркова, сосед Пуришкевича* и сотрудник Замысловского* в эпоху дела Бейлиса; "безусловно умный человек", по аттестации Савенки и Меньшикова (из категории тех, о которых у Грибоедова сказано: "да умный человек не может быть не плутом"), - Хвостов, в качестве внезапного министра внутренних дел, представляет собою такое откровенное издевательство над думским блоком и земской депутацией, что если бы политика наших буржуазных партий определялась в действительности монархическими предрассудками, а не классовым рассудком, следовало бы ожидать всеобщего и поголовного восстания против монархии. Но нет, монархия может спать совершенно спокойно, поскольку ее участь зависит от политической воли буржуазных партий.
/* О Пуришкевиче и Замысловском см. в этом томе статьи "Слабость как источник силы" на стр. 168 и "Георгий Замысловский" на стр. 180. - Ред.
Интервьюеры либеральной прессы немедленно облепили г. Хвостова и, облизывая карандаши, стали лихорадочно выписывать государственную программу "безусловно умного человека" для сведения всероссийского обывателя. Борьба с дороговизной и немецким засильем, твердая власть и благожелательность к рабочим, сперва победа - потом реформы... Если картина политического рабства страны и добровольного унижения либеральной буржуазии нуждалась еще в дополнительном штрихе, так он дан тем, что вся пресса России в течение ряда дней занята была почти исключительно повторением и истолковыванием получленораздельных чревовещаний самодовольно ничтожного бюрократического выскочки. И хотя левые политики и журналисты блока делают при этом свои гримасы, но даже и левейшие преисполнены убеждения, что, "приявши" войну, нужно "приять" Хвостова, ибо добровольно он все равно не слезет с государственного облучка, а если приняться его оттуда ссаживать, то можно повредить "национальной обороне". Эту всеобщую готовность либеральной буржуазии к сожительству с Хвостовым лучше всего выразил московский городской голова Челноков: "Надо ждать поступков, - ответил он на вопрос о новом министре, - пока высказываться преждевременно". О, кадетская невинность, это ты!
Что касается рабочих, "другом" которых объявляет себя Хвостов, то они могут уже и сейчас отдать себе полный отчет в тех "поступках", которые ожидают их со стороны нового министра. "Особенно богат его опыт, - так отзывается о Хвостове Меньщиков - по части новейших революционных брожений, рабочих и простонародных". Этот "опыт" и является подлинным политическим капиталом Хвостова. Борьба с дороговизной и борьба с "немецким засильем" озабочивают его исключительно под углом зрения надвигающейся опасности революционных брожений. Если насчет земцев, "уклонившихся несколько (!) в сторону учредительного собрания", Хвостов почти спокоен, то насчет голодных бунтов и движения безработных после демобилизации он ни от кого не скрывает своей тревоги. Спотыкнется ли он о бюрократическую интригу, или будет смыт первой революционной волной, - не все ли равно? Но фигура Хвостова войдет в политический альбом России, как символ отношений между монархией и патриотической буржуазией.
"Наше Слово" N 227,
29 октября 1915 г.
*86 Политические претензии земского и городского съездов. - 7 сентября 1915 г. в Москве состоялось заседание съезда земского союза. Съезд вынес большинством голосов резолюцию, в которой говорилось о "роковых препятствиях на пути к конечной победе, старых пороках нашей государственности, безответственности власти, ее оторванности от страны". Съездом была избрана особая делегация в составе Львова, Каменского и Маслова, которая совместно с делегацией съезда городского союза в лице Челнокова, Рябушинского и Астрова должна была довести до сведения Николая II о "тревогах" и "чаяниях", волнующих страну. Тогдашний министр внутренних дел кн. Щербатов отказал делегации в приеме, сославшись на "невозможность принять депутацию по вопросам, не входящим в прямые задачи земского и городского союзов".