"Негодяй, властитель дум современности"
(Салтыков.)"Да я занимаюсь доносами".
(Гордые слова одного депутата.)
В этом депутате было от природы заложено нечто гнусное*46. Люди, видевшие и слышавшие его в первый раз, невольно вспоминали библейские слова: "он же ужалит тебя в пяту". Стремление ужалить, и притом именно в пяту, является главной пружиной его психики. В своей общественной деятельности он фатально тяготел к крайнему флангу, чтобы для ужаления иметь возможно больший простор: по существу дела ему безразлично, идет ли дело о "правых" или "левых" идеях. Если Пуришкевич* сел справа, а он слева - это дело случая. Он может внести в игру случая поправку и сесть на крайней правой: ему, как прирожденной рептилии, нужно иметь защищенной одну сторону, чтобы тем увереннее жалить всех находящихся по другую. Мы упомянули Пуришкевича, но у того много самодовлеющего шутовства, которое, нисколько не растворяя злости, присоединяет к ней элемент, так сказать, эстетического бескорыстия, и хотя это эстетика дворянской лакейской, т.-е. мерзость неописуемая, но и она вносит смягчающую ноту в общую музыку, состоящую из шипа и лязганья. У Негодяя же нет и этого "украшающего" качества: шутовство не чуждо ему, наоборот, - но оно является у него не самостоятельной эстетической потребностью, а продуктом несоответствия между его напряженной волей ядовитой рептилии и недостаточностью его ресурсов. Он может зарваться до последних пределов глупости, но эта глупость всегда "устремленная", отравленная; и она ни на минуту не примиряет с ним, - как нет ничего примиряющего в образе скорпиона, который от избытка злости жалит самого себя в хвост.
/* См. о нем в этом томе ст. "Слабость как источник силы" на стр. 168. - Ред.
Негодяй был с левыми левее всех, - и в этом ореоле "левизны" он издали мог представляться не тем, что он на самом деле. Но та среда, в которой он подвизался волею каприза русской истории, не могла не стеснять его. Нет надобности идеализировать "левую" среду: но она живет идеей, и в последнем счете ее страсти, большие, малые и даже мелкие, подчинены этой идее, ею дисциплинированы и облагорожены. У него же, у Негодяя, нет над его отравленной злостью никакого контроля, и когда он жалит, оправдывая в собственных глазах свое существование, он не хочет и не может знать никаких ограничений.
...У людей много добродушия и наивности, и они склонны думать: "Нет, на это он все же неспособен"... И они ошибаются: ибо он на все способен. Ему нет надобности получать деньги или чины (это придет само собою), чтобы делать мерзости: для этого у него достаточно внутренних мотивов. Именно поэтому он во лжи, клевете и доносах не знает даже тех пределов, которые диктуются осторожностью. Завтрашний день расскажет про него то, чему многие еще не хотят верить сегодня...
Наивные люди, остерегайтесь Негодяя!
"Начало" N 20,
22 октября 1916 г.
*46 Алексинский, Г. А. (род. в 1879 г.) - бывший революционер. За участие в студенческом движении в 1899 и 1902 г.г. был исключен из Московского университета. Позднее стал активно работать в московской социал-демократической организации, примкнув к большевикам. Высланный осенью 1906 г. из Москвы, Алексинский переселился в Петербург и здесь Комитетом РСДРП был проведен по рабочей курии во II Государственную Думу. В думской социал-демократической фракции Алексинский возглавлял большевистское крыло. После роспуска II Государственной Думы и ареста ее с.-д. фракции Алексинский, вопреки постановлению фракции, скрылся от суда. В 1907 - 1908 г.г. Алексинский расходится с большевиками и пытается создать "левое" крыло большевиков, выдвигая точку зрения "бойкотизма" и "ультиматизма" по отношению к III Государственной Думе. Позднее вместе с Богдановым, Луначарским и др. Алексинский издавал "лево-большевистский" журнал "Вперед". Как только началась мировая война, Алексинский немедленно порывает с партией и становится одним из наиболее оголтелых русских социал-шовинистов. Вместе с Плехановым, Аргуновым и др. он издает в Париже социал-патриотический журнал "Призыв" и сотрудничает в "Русской Воле", газете, издававшейся в 1916 г. октябристом Протопоповым. После Февральской революции Алексинский возвращается в Россию, примыкает к плехановской группе "Единство" и ведет систематическую агитацию против большевиков. Во время июльского выступления 1917 г. Алексинский соглашается, по просьбе контрразведки, дать свою подпись на подложных документах, определяющих Ленина и др. как немецких агентов. В 1918 г. Алексинский был арестован ВЧК, но, отпущенный на поруки, поступил на советскую службу и пробрался в Эстонию. За границей он окончательно опустился, превратившись в политического лакея белогвардейщины.
Выразительное заглавие статьи направлено по адресу Алексинского и вызвано следующими обстоятельствами:
В августе 1916 г. против председателя синдиката иностранной прессы в Париже, кадета Дмитриева, было возбуждено сотрудниками "Нового Времени" и "Русских Ведомостей" дело по обвинению его в сочувствии к немцам, мотивированное тем, что до войны Дмитриев издавал газету "Парижский Вестник" на немецкие деньги. Для того чтобы придать этому явно клеветническому делу более формальный характер, была назначена особая комиссия для расследования этого дела, в состав которой вошел и Алексинский. Состоявшееся по этому поводу собрание иностранных парламентских журналистов, комитет синдиката иностранной прессы и общество русских журналистов в Париже единогласно заклеймили клеветников, заявив, что "Алексинский сыграл в этом деле самую неблаговидную роль и что "его позорное поведение", выразившееся в поставке "политического навета и ложного доноса", заслуживает самого резкого осуждения.