Судебный отчет

Бухаринско-троцкистского процесса

СОСТАВ СУДЕБНОГО ПРИСУТСТВИЯ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:

Армвоенюрист В. В. Ульрих,

ЧЛЕНЫ СУДА:

Корвоенюрист И. О. Матулевич,

Диввоенюрист Б. И. Иевлев, Член Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ:

Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ:

А. Я. Вышинский, Прокурор Союза ССР

ЗАЩИТНИКИ:

И. Д. Брауде и Н. В. Коммодов,

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь. Заседание Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР объявляется открытым.

Слушается дело Бухарина Николая Ивановича, Рыкова Алексея Ивановича, Ягоды Генриха Григорьевича, Крестинского Николая Николаевича, Раковского Христиана Георгиевича, Розенгольца Аркадия Павловича, Иванова Владимира Ивановича, Чернова Михаила Александровича, Гринько Григория Федоровича, Зеленского Исаака Абрамовича, Бессонова Сергея Алексеевича, Икрамова Акмаля, Ходжаева Файзуллы, Шаранговича Василия Фомича, Зубарева Прокопия Тимофеевича, Буланова Павла Петровича, Левина Льва Григорьевича, Плетнева Дмитрия Дмитриевича, Казакова Игнатия Николаевича, Максимова-Диковского Вениамина Адамовича и Крючкова Петра Петровича, обвиняемых в измене родине, шпионаже, диверсии, терроре, вредительстве, подрыве военной мощи СССР, провокации военного нападения иностранных государств на СССР, - то есть в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58¹², 58², 58⁷, 58⁸, 58⁹ и 58¹¹ УК РСФСР.

Подсудимый Бухарин Николай Иванович, обвинительное заключение вы получили?

Бухарин. Да, получил.

Председательствующий. Подсудимый Рыков Алексей Иванович, обвинительное заключение вы получили?

Рыков. Да.

Председательствующий. Подсудимый Ягода Генрих Григорьевич, обвинительное заключение вы получили?

Ягода. Да.

Председательствующий. Подсудимый Крестинский Николай Николаевич, обвинительное заключение вы получили?

Крестинский. Да.

Председательствующий. Подсудимый Раковский Христиан Георгиевич, обвинительное заключение вы получили?

Раковский. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Розенгольц Аркадий Павлович, обвинительное заключение вы получили?

Розенгольц. Да.

Председательствующий. Подсудимый Иванов Владимир Иванович, обвинительное заключение вы получили?

Иванов. Обвинительное заключение получил.

Председательствующий. Подсудимый Чернов Михаил Александрович, обвинительное заключение вы получили?

Чернов. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Гринько Григорий Федорович, обвинительное заключение вы получили?

Гринько. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Зеленский Исаак Абрамович, обвинительное заключение вы получили?

Зеленский. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Бессонов Сергей Алексеевич, обвинительное заключение вы получили?

Бессонов. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Икрамов Акмаль, обвинительное заключение вы получили?

Икрамов. Да.

Председательствующий. Подсудимый Ходжаев Файзулла, обвинительное заключение вы получили?

Ходжаев. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Шарангович Василий Фомич, обвинительное заключение вы получили?

Шарангович. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Зубарев Прокопий Тимофеевич, обвинительное заключение вы получили?

Зубарев. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Буланов Павел Петрович, обвинительное заключение вы получили?

Буланов. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Левин Лев Григорьевич, обвинительное заключение вы получили?

Левин. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Плетнев Дмитрий Дмитриевич, обвинительное заключение вы получили?

Плетнев. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Казаков Игнатий Николаевич, обвинительное заключение вы получили?

Казаков. Получил.

Председательствующий. Подсудимый Максимов Вениамин Адамович, ваша настоящая фамилия Диковский Вениамин Адамович, он же Абрамович?

Максимов. Да.

Председательствующий. Обвинительное заключение вы получили?

Максимов. Да.

Председательствующий. Подсудимый Крючков Петр Петрович, обвинительное заключение вы получили?

Крючков. Получил.

Председательствующий. Состав суда по данному делу:

Председательствующий - председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР армвоенюрист В.В. Ульрих; члены суда: заместитель председателя Военной Коллегии - корвоенюрист Матулевич И.О., диввоенюрист Иевлев Б. И. и запасный член суда - бригвоенюрист Зырянов И. М.

Обвинение поддерживает Прокурор Союза ССР А.Я. Вышинский.

Защищают подсудимых: Левина - член Московской коллегии защитников И.Д. Брауде, подсудимых Плетнева и Казакова - член Московской коллегии защитников Н. В. Коммодов; остальные подсудимые при окончании предварительного следствия на вопрос о защите отказались от защитников, заявив, что защищаться будут сами.

Я повторяю вопрос о защите.

Подсудимый Бухарин, вы желаете иметь защитника?

Бухарин. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Рыков, вы желаете иметь защитника?

Рыков. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Ягода, вы желаете иметь защитника?

Ягода. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Крестинский, вы желаете иметь защитника?

Крестинский. Нет, я буду защищаться сам.

Председательствующий. Подсудимый Раковский, вы желаете иметь защитника?

Раковский. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Розенгольц, вы желаете иметь защитника?

Розенгольц. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Иванов, вы желаете иметь защитника?

Иванов. Нет, защита мне не нужна, защищаться я не собираюсь. Я здесь нахожусь для того, чтобы нести полную ответственность за свои преступления.

Председательствующий. Подсудимый Чернов, вы желаете иметь защитника?

Чернов. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Гринько, вы желаете иметь защитника?

Гринько. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Зеленский, вы желаете иметь защитника?

Зеленский. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Бессонов, вы желаете иметь защитника?

Бессонов. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Икрамов, вы желаете иметь защитника?

Икрамов. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Ходжаев, вы желаете иметь защитника?

Ходжаев. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Шарангович, вы желаете иметь защитника?

Шарангович. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Зубарев, вы желаете иметь защитника?

Зубарев. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Буланов, вы желаете иметь защитника?

Буланов. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Максимов, вы желаете иметь защитника?

Максимов. Нет.

Председательствующий. Подсудимый Крючков, вы желаете иметь защитника?

Крючков. Нет.

Председательствующий. Разъясняю тем подсудимым, которые отказались от защиты, что они имеют право на защитительные речи, независимо от последних слов.

Разъясняю всем подсудимым, что они имеют право задавать вопросы друг другу, а также давать разъяснения по отдельным моментам судебного следствия.

Товарищ Прокурор, вы имеете ходатайства о вызове дополнительных по делу свидетелей или о приобщении к делу дополнительных документов?

Вышинский. Нет, пока не имею, но Уголовно-процессуальный кодекс мне предоставляет право в любое время судебного следствия заявлять ходатайства о вызове свидетелей и приобщении дополнительных документов. Прошу это право за мной сохранить.

Председательствующий. Несомненно. Защита имеет ходатайства?

Защитники. Нет.

Председательствующий. У подсудимых есть заявления о вызове свидетелей или приобщении документов? Нет.

Приступаем к оглашению обвинительного заключения.

Секретарь суда (оглашает обвинительное заключение).

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

по делу Бухарина Н. И., Рыкова А. И., Ягоды Г. Г., КрестинскогоН.Н., Раковского X. Г., Розенгольца А. П., Иванова В.И., Чернова М.А., Гринько Г.Ф., Зеленского И.А., Бессонова С.А., Икрамова А., Ходжаева Ф., Шаранговича В.Ф., Зубарева П.Т., Буланова П.П., Левина Л.Г., Плетнева Д.Д., Казакова И.Н., Максимова-Диковского В.А. и Крючкова П.П., - обвиняемых в том, что они по заданию разведок враждебных Советскому Союзу иностранных государств составили заговорщическую группу под названием "право-троцкистский блок", поставившую своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана, Приморья на Дальнем Востоке - в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение в СССР существующего социалистического общественного и государственного строя и восстановление капитализма, восстановление власти буржуазии.

Произведенным органами НКВД расследованием установлено, что по заданию разведок враждебных СССР иностранных государств обвиняемые по настоящему делу организовали заговорщическую группу под названием "право-троцкистский блок", поставившую своей целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии, расчленение СССР и отторжение от него в пользу указанных выше государств Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья.

Следствием установлено, что "право-троцкистский блок" объединял в своих рядах подпольные антисоветские группы троцкистов, правых, зиновьевцев, меньшевиков, эсеров, буржуазных националистов Украины, Белоруссии, Грузии, Армении, Азербайджана, Средне-Азиатских республик, что подтверждается материалами не только настоящего следствия, но и материалами судебных процессов, прошедших в разных местах в СССР, и, в частности, судебных процессов по делу группы военных заговорщиков - Тухачевского и других, осужденных Специальным Присутствием Верховного Суда СССР 11 июня 1937 года, и по делу группы грузинских буржуазных националистов - Мдивани, Окуджавы и других, осужденных Верховным Судом Грузинской ССР 9 июля 1937 года.

Лишенные всякой опоры внутри СССР, участники "право-троцкистского блока" все свои надежды в борьбе против существующего в СССР общественного и государственного социалистического строя и за захват власти возлагали исключительно на вооруженную помощь иностранных агрессоров, обещавших оказать заговорщикам эту помощь на условиях расчленения СССР и отторжения от СССР Украины, Приморья, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении и Азербайджана.

Такое соглашение "право-троцкистского блока" с представителями указанных выше иностранных государств облегчалось тем, что многие руководящие участники этого заговора являлись давнишними агентами иностранных разведок, осуществлявшими в течение многих лет шпионскую деятельность в пользу этих разведок.

Это прежде всего относится к одному из вдохновителей заговора - врагу народа Троцкому. Его связь с Гестапо была исчерпывающе доказана на процессах троцкистско-зиновьевского террористического центра в августе 1936 года и антисоветского троцкистского центра в январе 1937 года.

Однако имеющиеся в распоряжении следствия по настоящему делу материалы устанавливают, что связь врага народа Троцкого с немецкой политической полицией и разведками других стран относится к значительно более раннему периоду времени. Следствием точно установлено, что Троцкий был связан с германской разведкой уже с 1921 года и с английской "Интеллидженс Сервис" - с 1926 года.

Что касается привлеченных по настоящему делу, то значительная часть этих обвиняемых, по их собственному признанию, являются шпионами-агентами иностранных разведок уже длительное время.

Так, обвиняемый Крестинский Н.Н. по прямому заданию врага народа Троцкого вступил в изменническую связь с германской разведкой в 1921 году.

Обвиняемый Розенгольц А.П. - один из руководителей троцкистского подполья - начал свою шпионскую работу для германского генерального штаба в 1923 году, а для английской разведки - в 1926 году.

Обвиняемый Раковский X.Г. - один из ближайших и особо доверенных людей Л. Троцкого - являлся агентом английской "Интеллидженс Сервис" с 1924 года и японской разведки - с 1934 года.

Обвиняемый Чернов М.А. начал свою шпионскую работу в пользу Германии в 1928 году, связавшись с германской разведкой по инициативе и при содействии небезызвестного эмигранта - меньшевика Дана.

Обвиняемый Шарангович В.Ф. был завербован и переброшен польской разведкой для шпионской работы в СССР в 1921 году.

Обвиняемый Гринько Г.Ф. стал шпионом германской и польской разведок в 1932 году.

Руководители "право-троцкистского блока", в том числе обвиняемые по настоящему делу Рыков, Бухарин и другие, были полностью осведомлены о шпионских связях своих соучастников и всячески поощряли расширение этих шпионских связей.

Все это достаточно объясняет, почему эти господа, состоявшие на службе иностранных разведок, с такой легкостью шли на расчленение СССР и отторжение целых областей и республик в пользу иностранных государств.

Соглашение "право-троцкистского блока" с иностранными разведками также облегчалось и тем, что некоторые из обвиняемых по настоящему делу заговорщиков являлись провокаторами и агентами царской охранки.

Пробравшись на ответственные посты в Советском государстве, эти провокаторы, однако, не переставали опасаться разоблачения своих преступлений против рабочего класса, против дела социализма. Охваченные постоянным страхом своего разоблачения, эти участники заговора видели свое единственное спасение в свержении Советской власти, ликвидации советского строя, восстановлении власти помещиков и капиталистов, в интересах которых они продавались царской охранке и при которой они только и могли чувствовать себя вне опасности.

Так, обвиняемый Зеленский И.А. являлся агентом самарского жандармского управления с 1911 года. С того времени Зеленский под кличками "Очкастый" и "Салаф" систематически информировал жандармское управление о деятельности самарской организации большевиков, получая за это регулярно ежемесячное денежное вознаграждение.

Обвиняемый Иванов свою провокаторскую деятельность начал с 1911 года, когда был завербован тульской охранкой и стал агентом охранки под кличкой "Самарин".

Обвиняемый Зубарев был завербован царской полицией в 1908 году и сотрудничал в ней под кличками "Василий", "Палин" и "Прохор".

Как установлено следствием, для достижения своих преступных целей по свержению Советского правительства, захвату власти и восстановлению капитализма в СССР заговорщики, по прямым указаниям иностранных разведок, вели широкую шпионскую работу в пользу этих разведок, организовывали и осуществляли вредительские и диверсионные акты в целях обеспечения поражения СССР в предстоящем нападении на СССР фашистских агрессоров, всячески провоцировали ускорение этого нападения фашистских агрессоров, а также организовали и осуществили ряд террористических актов против руководителей партии, правительства и выдающихся советских деятелей.

Следствием установлено, что большинство главарей "право-троцкистского блока", обвиняемых по настоящему делу, осуществляло свою преступную деятельность по прямому указанию Троцкого и по планам, широко задуманным и разработанным в генеральных штабах некоторых иностранных государств.

Агент германской разведки - видный троцкист, обвиняемый Крестинский - на допросе в Прокуратуре Союза ССР 2 декабря 1937 года заявил:

"На шпионскую связь с немцами я пошел по прямому заданию Троцкого, который поручил мне начать по этому поводу переговоры с генералом Сектом..."

(т. 3, л. д. 102).

Касаясь обстоятельств установления связей троцкистской организации с немецкой разведкой, обвиняемый Крестинский показал, что он зимой 1921 года вел с командующим германским рейхсвером генералом Сектом переговоры о получении от рейхсвера денежных средств для ведения троцкистской подпольной работы взамен предоставления троцкистами немецкой разведке шпионских материалов.

Обвиняемый Крестинский по этому поводу показал:

"...Троцкий поручил мне по приезде в Берлин завязать по этому вопросу переговоры с генералом Сектом. Эту директиву Троцкого я выполнил..."

(т. 3, л. д. 14 об.).

Обвиняемый Крестинский, говоря далее о своей и своих сообщников изменнической деятельности, показал:

"С генералами Сектом и Хассе мы договорились о том, что будем содействовать рейхсверу в создании на территории СССР ряда опорных разведывательных пунктов путем беспрепятственного пропуска командируемых рейхсвером разведчиков и что мы будем снабжать рейхсвер разведывательными материалами, то есть, попросту говоря, будем немецкими шпионами. За это рейхсвер обязался ежегодно выплачивать 250.000 марок в виде субсидии на контрреволюционную троцкистскую работу..."

(т. 3, л. д. 102).

"Выплата денежных субсидий производилась регулярно, частями, несколько раз в год, главным образом, в Москве и изредка в Берлине...

В Берлине эти деньги, когда их по тем или иным причинам не выплачивали в Москве, получал я непосредственно от Секта, обычно отвозил в Москву сам и передавал Троцкому"

(т. 3, л. д. 15).

Другой видный троцкист, один из руководителей антисоветского троцкистского подполья и активный участник заговора, обвиняемый Розенгольц, уличенный в шпионаже, подтвердив на следствии факт соглашения Троцкого с рейхсвером, показал:

"Моя шпионская деятельность началась еще в 1923 году, когда по директиве Троцкого я передал ряд секретных данных командующему рейхсвером Секту и начальнику немецкого генштаба Хассе. В дальнейшем со мной непосредственно связался...... посол в СССР г-н N, которому я периодически передавал сведения шпионского характера. После отъезда г-на N я продолжал шпионскую связь с новым послом г-ном N"

(т. 6, л. д. 131 об.).

После фашистского переворота в Германии шпионская работа троцкистов приняла еще более широкий и резко выраженный пораженческий характер.

Обвиняемый Бессонов, по его собственному признанию, принимавший активное участие в нелегальных переговорах троцкистов с германскими фашистскими, преимущественно, военными кругами о совместной борьбе против СССР, не только лично вел переговоры о поддержке антисоветского заговора с ближайшим сотрудником Розенберга по внешне-политическому отделу фашистской партии Дайцем, но и был в курсе встреч и переговоров Л.Троцкого с Гессом, Нидермайером и проф. Хаусховером, с которыми Л. Троцкий и достиг соглашения на условиях, о которых говорил Пятаков на судебном процессе по делу антисоветского троцкистского центра.

Обвиняемый Бессонов показал, что:

"...как видно из этих условий... центр тяжести подпольной работы троцкистов переносился на подрывные шпионские, диверсионные и террористические акты внутри СССР"

(т. 11, л. д. 106).

Наличие соглашения Л. Троцкого и троцкистской организации в СССР с фашистскими кругами и проведение в СССР подрывной пораженческой работы по указаниям германской разведки признали на следствии и другие обвиняемые по настоящему делу.

Однако связями с германским фашизмом пораженческая работа троцкистских наймитов не ограничивалась. Они вместе с другими участниками антисоветского заговора, в соответствии с линией Л. Троцкого, ориентировались и на другого фашистского агрессора - Японию.

Фактическая сторона изменнических отношений антисоветских заговорщиков с японской разведкой представляется по материалам следствия в таком виде.

Как показал обвиняемый Крестинский, во время свидания с Л. Троцким в Меране, в октябре 1933 года, Троцкий ему заявил о необходимости установления более тесной связи с японской разведкой.

Это указание Троцкого было Крестинским передано Пятакову и другим главарям заговора, которые через обвиняемого Раковского и других участников заговора вошли в изменнические сношения с представителями Японии, обязавшимися оказать заговору вооруженную помощь в свержении Советской власти, взамен чего заговорщики обещали отдать Японии советское Приморье.

Как установлено следствием, обвиняемый Раковский в связи с его пребыванием в Японии летом 1934 года получил от Пятакова указание о том, что -

"...нужно усилить одновременно и внешнюю деятельность в смысле контакта с враждебными СССР правительствами..., надо попытаться использовать поездку в Токио, и что, вероятно, ... предпримет необходимые шаги в этом направлении"

(т. 4, л. д. 194).

Это поручение обвиняемый Раковский выполнил и, находясь в Токио, действительно установил преступную связь с... кругами. По этому поводу обвиняемый Раковский показал:

"Все эти обстоятельства имели своим логическим и практическим последствием тот факт, что я... стал со времени моего пребывания в Токио прямым агентом-шпионом..., будучи завербован для этой цели, по поручению..., г-ном N, влиятельнейшим политическим деятелем капиталистическо-феодальной Японии и одним из крупнейших ее плутократов"

(т. 4, л. д. 186).

Тот же обвиняемый Раковский, говоря о связи врага народа Л. Троцкого с английской разведкой, показал:

"Троцкий, как мне было известно, являлся агентом "Интеллидженс Сервис" с конца 1926 года. Об этом мне сообщил сам Троцкий"

(т. 4, л. д. 363).

Входившие в состав "право-троцкистского блока" группы буржуазных националистов также были теснейшим образом связаны с иностранными разведками.

Так, обвиняемый Гринько, являвшийся агентом немецкой и польской разведок, касаясь антисоветской деятельности украинской национал-фашистской организации, одним из руководителей которой он являлся, показал:

"...к 1930 году относится обсуждение в нашей организации вопроса о необходимости договориться с Польшей об оказании военной помощи повстанческому выступлению на Украине против Советской власти. В результате этих переговоров с Польшей было достигнуто соглашение, и польский генеральный штаб усилил переброску на Украину оружия, диверсантов и петлюровских эмиссаров"

(т. 9, л. д. 18).

И далее:

"В конце 1932 года я, на почве моей националистической работы, вступил в изменническую связь с г-ном N. Мы встречались с ним в моем служебном кабинете, куда г-н N являлся по делам германской концессии".

"Во второй половине 1933 года г-н N мне прямо сказал, что германские фашисты хотят сотрудничать с украинскими националистами по украинскому вопросу. Я ответил г-ну N согласием на сотрудничество. В дальнейшем, на протяжении 1933 - 1934 годов, у меня было несколько встреч с г-ном N, а перед его отъездом из СССР он связал меня с г-ном N, с которым я продолжал свои изменнические сношения"

(т. 9, л. д. 286 об.).

Другой участник антисоветского заговора и один из руководителей националистической организации в Узбекистане, обвиняемый Икрамов показал:

"Перед нами постоянно возникал вопрос о необходимости ориентироваться на одно из сильных европейских государств, которое оказало бы нам непосредственную помощь в момент вооруженной борьбы против Советской власти..."

(т. 12, л. д. 59, 60).

"...некоторые члены контрреволюционной организации считали Англию наиболее реальной в деле оказания помощи нам, так как она страна мощная и сможет с достаточной силой поддержать нас в момент непосредственной вооруженной борьбы..."

(т. 12, л. д. 60).

Обвиняемый Шарангович, агент польской разведки и один из руководителей антисоветской организации белорусских национал-фашистов, признал, что эта организация вела свою подрывную работу не только по указаниям правых и "право-троцкистского блока", но и по директивам польской разведки.

По этому поводу обвиняемый Шарангович показал:

"К этому периоду (1933 год) сгладились какие-либо разногласия между правыми, троцкистами и национал-фашистами. Все мы ставили перед собой одну задачу - задачу борьбы с Советской властью любыми методами, включая террор, диверсию и вредительство. Конечной целью всех этих трех организаций, действовавших на территории национальной республики, было отторжение Белоруссии от Советского Союза и создание "независимого" буферного государства, которое, несомненно, находилось бы целиком в руках Польши и Германии..."

(т. 14, л. д. 27).

И далее:

"Несмотря на то что директивы, получаемые нами, исходили, с одной стороны, из Москвы, от центра правых и троцкистов, а с другой стороны, из Варшавы - от польских... кругов, никакого различия в их содержании не было, они были едины и нами претворялись в жизнь"

(т. 14, л. д. 31).

Обвиняемый Рыков полностью подтвердил наличие изменнической связи правых с фашистской Польшей, показав:

"...группа участников организации правых, в соответствии с указаниями центра правых и моими личными указаниями, в целях осуществления наших заговорщических, изменнических планов установила связь с фашистской Польшей, с польскими разведывательными органами в частности"

(т. 1, л.д. 118).

Говоря далее о планах отторжения от СССР Белоруссии, обвиняемый Рыков показал:

"Общая формула, на которой мы тогда сошлись, сводилась к тому, что в переговорах с поляками... мы пойдем на отторжение от СССР Белорусской советской республики, на создание "независимой" Белоруссии под протекторатом Польши..."

(т. 1, л.д. 119).

Как установлено следствием, вся преступная деятельность входившей в "право-троцкистский блок" антисоветской группы правых доказывает, что правые были такой же агентурой иностранных генштабов, как и другие участники этого заговора.

Одни из правых - непосредственно, другие - через своих сообщников также были связаны с разведками иностранных государств, на помощь которых в своей борьбе против Советской власти они только и рассчитывали.

Обвиняемый Бухарин был в курсе переговоров Л. Троцкого с немецкими фашистами и, также как и Л. Троцкий, подготовлял поражение СССР и отторжение от СССР Украины, Белоруссии, Приморья, Грузии, Армении, Азербайджана и Средне-Азиатских республик.

Это признал полностью обвиняемый Бухарин, показавший следующее:

"К тому времени, когда Троцкий вел переговоры с немецкими фашистами и обещал им территориальные уступки, мы, правые, уже были в блоке с троцкистами. Раде к мне говорил, что Троцкий считает основным шансом прихода блока к власти поражение СССР в войне с Германией и Японией и предлагает после этого поражения отдать Германии Украину, а Японии - Дальний Восток. Раде к мне сообщил об этом в 1934 году..."

(т. 5, л. д. 107).

По этому поводу обвиняемый Ф. Ходжаев на следствии показал:

"Бухарин указывал, что Узбекистан и Туркмения должны быть отторгнуты от СССР и существовать под протекторатом Японии и Германии, но что при этом не удастся обойти и Англию и потому надо пойти на завязывание связей с англичанами. Реальнее всего стоял вопрос о протекторате Англии и потому упор был взят на нее"

(т. 13, л. д. 89 - 89 об.).

Показание обвиняемого Ф. Ходжаева находит себе полное подтверждение и в других материалах следственного производства, полностью изобличающих пораженческую линию "право-троцкистского блока".

Так, обвиняемый Рыков по этому вопросу показал:

"Что же касается нашей пораженческой позиции, то и ее Бухарин полностью разделял и высказывался за эту позицию еще более резко, чем мы. В частности, именно он внес предложение и формулировал идею открытия фронта немцам в случае войны"

(т. 1, л. д. 152).

Характеризуя свое отношение к этому вопросу, обвиняемый Рыков показал:

"Как и другие члены центра правых, я был осведомлен об изменнических переговорах представителей нашей контрреволюционной организации с германскими фашистами, поддержку которых мы искали. Естественно, что такая поддержка была связана с необходимостью уступок германским фашистам, на что мы и шли"

(т. 1, л. д. 151 об.).

Такова была шпионская и пораженческая работа "право-троцкистского блока", этих изменников, продававших иностранным разведкам советские государственные тайны, торговавших свободой народов СССР, независимостью и неприкосновенностью Социалистического государства рабочих и крестьян.

Осуществляя свои преступные замыслы, антисоветские заговорщики, по прямым директивам иностранных фашистских разведок, организовали в отдельных республиках, краях и областях Советского Союза разветвленную сеть диверсионных и вредительских гнезд, охватив ими ряд предприятий промышленности, транспорта, сельского хозяйства и системы товарооборота.

Заключив соглашение с фашистскими кругами о предательском открытии армиям этих фашистских государств наших фронтов во время войны, участники право-троцкистского заговора готовили подрыв материально-технической базы Красной Армии - оборонной промышленности.

Рядом подготавливаемых ими разрушительных диверсионных действий заговорщики рассчитывали во время войны взорвать и уничтожить решающие оборонные предприятия нашей социалистической родины. Они подготовляли также проведение крушений железнодорожных воинских поездов с массовыми человеческими жертвами.

Они ставили своей задачей парализовать всю хозяйственную жизнь страны, питание армии и снабжение ее вооружением.

Следствием установлено, что целый ряд таких диверсионных и вредительских актов заговорщиками был уже проведен в различных отраслях народного хозяйства.

Наймит иностранных разведок, враг народа Троцкий, как это установлено следствием, в ряде своих писем и личных указаний руководящим участникам антисоветского заговора в СССР, требовал усиления вредительской и диверсионной деятельности внутри Советского Союза.

Руководящий участник заговора - обвиняемый Крестинский показал, что ему лично в 1933 году в Меране Л. Троцкий заявил, что -

"...ему, Троцкому, будет гораздо легче вести переговоры с немцами, если он сможет сказать им, что по линии проведения диверсионно-вредительских актов и подготовки террора действительно ведется серьезная работа"

(т. 3, л. д. 54 - 55).

Следствием установлено, что ряд совершенных в ДВК диверсионных актов был подготовлен и проведен участниками антисоветского заговора по прямым директивам японских разведывательных органов и врага народа Л. Троцкого. Так, по директиве японской разведки было организовано крушение товарного поезда с воинским грузом на ст. Волочаевка и на перегоне Хор - Дормидонтовка поезда № 501, когда было убито 21 чел. и ранено 45 чел. По тем же указаниям японцев были совершены диверсии на шахтах №№ 10 и 20 в Сучане.

(т. 45, л. д. 1 - 14).

О таких же директивах, исходящих от Л. Троцкого, подробные показания на следствии дал обвиняемый Розенгольц, показавший следующее:

"Наряду с директивой Троцкого, полученной мною через Крестинского и Седова, о проведении во Внешторге вредительской работы, направленной на оказание прямой помощи Германии и Японии, - характер моей вредительской деятельности определялся еще указаниями... послов в СССР г-на N и г-на N, связь с которыми в этом отношении сыграла крупную роль, так как мне приходилось руководствоваться в работе их конкретными указаниями.

После установления контакта с Тухачевским и Рыковым я известил первого через Крестинского, а последнего лично о директиве Троцкого по вредительской работе, и оба они одобрили проведение мною этой работы.

Вредительство во внешней торговле в результате всего этого шло, главным образом, по следующим трем линиям: первое - экономическая помощь Германии и Японии за счет СССР; второе - нанесение экономического ущерба и вреда СССР; третье - нанесение политического ущерба СССР"

(т. 6, л. д. 49).

По указаниям "право-троцкистского блока", обвиняемый Шарангович развернул широкое вредительство в области сельского хозяйства и промышленности БССР.

По этому поводу обвиняемый Шарангович показал:

"На местах, для практического осуществления наших вредительских замыслов, была создана сеть вредительских диверсионных групп... Все мы, начиная с руководителей организации и кончая ее рядовыми членами, являлись национал-фашистами и вели работу против Советской власти, за отрыв Белоруссии от Союза ССР, не гнушаясь никакими способами..."

(т. 14, л. д. 40).

Обвиняемый Чернов, связанный на протяжении ряда лет с германской разведкой в качестве ее секретного агента в СССР, также активно использовал свое высокое служебное положение в СССР для организации по заданиям германской разведки ряда диверсионно-вредительских действий в сельском хозяйстве.

Германский шпион, обвиняемый Чернов о своих преступных связях с германским разведчиком - корреспондентом газеты "Берлинер-Тагеблат" Шефером и о своей вредительской работе в области сельского хозяйства показал следующее:

"Когда я перешел на работу в Комитет Заготовок, то Шефер передал мне задание немцев - проводить вредительскую деятельность по линии Комитета Заготовок, в особенности в области мобилизационных запасов.

Задания разведки по вредительству совпадали с указаниями, которые я, как член организации правых, получал от Рыкова. Тем с большей готовностью я принял их к исполнению"

(т. 8, л. д. 98 об., 25).

По этому поводу обвиняемый Чернов показал:

"В 1934 г., встретившись с Рыковым на его даче, я получил от него задание широко развернуть вредительство в области сельского хозяйства. Это задание я выполнил и проводил вредительскую подрывную деятельность достаточно активно"

(т. 8, л. д. 93).

Значительная подрывная вредительская деятельность в области сельского хозяйства вскрыта следствием и по Узбекистану, где орудовали националистические организации, блокировавшиеся через своих главарей - обвиняемых Икрамова и Ходжаева - с центром антисоветского заговора.

Один из руководителей этой националистической организации обвиняемый Ходжаев Файзулла показал:

"Мы не ограничивались только подготовкой кадров для вооруженной борьбы с Советской властью, но мы уже сейчас активно действовали в целях подрыва мощи СССР"

(т. 13, л. д. 66).

Широкое проведение вредительских мероприятий по Узбекистану полностью подтвердил также обвиняемый Икрамов, показавший, что "право-троцкистский блок" поставил перед ним следующие задачи:

"...а) развернуть работу по подготовке в Узбекистане вооруженного восстания, приурочивая его к моменту интервенции;

б) решительно развернуть вредительскую и диверсионную работу во всех отраслях народного хозяйства с тем, чтобы последствиями вредительства вызвать недовольство у трудящихся к Советской власти и тем самым подготовить благоприятную почву для организации в нужный момент вооруженного восстания".

"Кроме того, - показал обвиняемый Икрамов, - по нашему замыслу наша подрывная вредительская работа должна была препятствовать укреплению обороноспособности СССР"

(т. 12, л. д. 95 - 96).

Разрушительную деятельность как в области сельского хозяйства, так и в ряде других областей народного хозяйства и социалистического строительства вели и другие обвиняемые по настоящему делу.

Так, обвиняемый Гринько вел вредительскую работу в области финансов.

Обвиняемый Гринько показал:

"Подрывная работа по Наркомфину преследовала основную цель: ослабить советский рубль, ослабить финансовую мощь СССР, запутать хозяйство и вызвать недовольство населения финансовой политикой Советской власти, недовольство налогами, недовольство плохим обслуживанием населения сберегательными кассами, задержками в выдаче заработной платы и др., что должно было привести к организованному широкому недовольству Советской властью и облегчить заговорщикам вербовку сторонников и разворот повстанческой деятельности"

(т. 9, л. д. 79).

Обвиняемый Зеленский и организованные им в Центросоюзе и системе кооперации вредительские группы запутывали планирование по таким товарам, как сахар, масло, яйца, махорка и т. п., умышленно задерживали продвижение товаров в деревню, запутывали всячески учет и отчетность, что содействовало безнаказанному расхищению и разбазариванию государственных средств, поощряли обсчитывание и обкрадывание потребителя.

Говоря об установленной им в Центросоюзе вредительской системе учета товаров и отчетности, обвиняемый Зеленский показал:

"При таком положении вор оставался безнаказанным, а честный работник, вследствие сложного учета, запутывался и незамедлительно попадал в растратчики"

(т. 10, л. д. 56).

Изменническую вредительскую деятельность в значительных масштабах проводил также ныне разоблаченный агент иностранных разведок обвиняемый Розенгольц.

О своей изменнической деятельности в этой области обвиняемый Розенгольц показал следующее:

"Поскольку Троцкий имел соглашение с Германией и Японией, о чем я был извещен (как во время переговоров - при свидании с Седовым в 1933 году, так и о состоявшемся соглашении - при свидании с ним в 1934 году) и имел в этом отношении соответствующее указание Троцкого, то и моя вредительская работа во внешней торговле служила этой цели"

(т. 6, л. д. 48).

Одновременно с организацией активной диверсионно-вредительской работы заговорщики по приказу фашистских разведок ставили своей задачей вызвать бандитско-повстанческое движение в нашей стране, приурочивая вооруженное выступление своих повстанческих антисоветских банд в тылу Красной Армии к моменту начала интервенции против СССР.

Обвиняемый Рыков показал:

"Мы стали на путь насильственного свержения руководства партии и Советской власти, решив произвести это свержение путем организации кулацких восстаний"

(т. 1, л. д. 150 об.).

Следствием установлено, что эти подготовлявшиеся кулацко-повстанческие вооруженные выступления в тылу Красной Армии находились в зависимости от планов и расчетов фашистских государств, готовивших нападение на СССР, и что по сигналу генеральных штабов фашистских стран право-троцкистские заговорщики и готовили свое выступление.

Следуя этим директивам фашистских разведок, участники заговора накапливали бандитско-повстанческие кадры, подготавливая их к активным вооруженным выступлениям на Дальнем Востоке, Северном Кавказе и в других местах Советского Союза, в частности, в Узбекистане.

По этому поводу обвиняемый Ходжаев показал:

"Основной задачей практической работы наших организаций была подготовка активных антисоветских кадров и их воспитание в духе борьбы с СССР. Мы ориентировали участников организации на то, что борьба с Советской властью примет острые формы и будет доходить до вооруженных столкновений. Поэтому мы уделяли внимание подготовке боевых сил участников нашей организации"

(т. 13, л. д. 66).

Организаторы бандитско-повстанческих кадров опирались лишь на остатки старых контрреволюционных элементов, ориентируясь на пополнение своих повстанческих резервов за счет перебрасываемых на территорию Советского Союза остатков басмачества, белогвардейцев, а также уголовных бандитов, заключенных в лагерях и т. д.

Обвиняемый Икрамов о бандитско-повстанческой деятельности руководимой им буржуазно-националистической организации в Узбекистане показал:

"Мы сохраняли необходимые кадры, которые в будущем должны были быть использованы для вооруженной борьбы против Советской власти. Этими кадрами в первую очередь являлись остатки кулачества, духовники и бывшие басмачи. Мы дали задание членам нашей организации, находящимся на руководящей районной работе, о сохранении этих кадров. Кроме того, мы предполагали, что во время вооруженного выступления из-за кордона перейдут на советскую территорию ушедшие в свое время остатки басмаческих банд"

(т. 12, л. д. 56).

Материалами следствия и личными показаниями обвиняемых Бухарина, Зубарева, Зеленского и других установлено, что они вели активную подготовку повстанческих кадров, пытаясь охватить возможно больше районов Советского Союза, причем в целях максимального расширения повстанческой базы руководители заговора установили контакт и с нелегально действовавшей эсеровской организацией.

Так, обвиняемый Бухарин показал:

"Установление связей с эсерами относится к периоду ставки организации правых на кулацкие восстания. В связи с тем, что правые шли на организацию этих восстаний, возникла необходимость в связи с эсерами, имевшими корни в кулацких прослойках в деревне.

...Лично я через Семенова установил связь с подпольным ЦК эсеров в Союзе и через Членова - с закордонным ЦК эсеров в Париже"

(т. 5, л. д. 90 - 91).

Такова цепь позорных злодеяний "право-троцкистского блока", осуществлявшего в течение ряда лет свою предательскую деятельность в интересах враждебных СССР иностранных государств.

Не питая надежд на свержение советского строя методами шпионажа, вредительства, диверсий, кулацких восстаний, право-троцкистские заговорщики, охваченные злобой и ненавистью к СССР, перешли к подготовке и совершению террористических актов против руководителей правительства и ВКП(б).

Как установлено следствием, по прямому сговору с японской и германской разведками и по заданию врага народа Л. Троцкого, "право-троцкистский блок" организовал и совершил ряд террористических актов против лучших людей нашей родины.

Переход "право-троцкистского блока" к террору обвиняемый Рыков мотивировал следующим образом:

"При нелегальном заговорщическом характере контрреволюционной организации правых, при отсутствии какой-либо массовой базы для ее контрреволюционной работы, при отсутствии надежды каким-либо другим путем прийти к власти, - принятие террора и "дворцового переворота" давало, по мнению центра, какую-то перспективу"

(т. 1, л. д. 50).

Обвиняемый Бухарин, признавший на следствии, что на путь террора "право-троцкистский блок" стал еще в 1932 году, показал следующее:

"В том же 1932 году при встрече и разговоре с Пятаковым я узнал от него об его свидании с Л. Седовым и получении от Седова прямой директивы Троцкого перейти к террору против руководства партии и Советской власти. Должен также признать, что, по существу, тогда мы и пошли на соглашение с террористами, а мой разговор с Пятаковым явился соглашением о координации наших с Троцким действий, направленных к насильственному свержению руководства партии и Советской власти"

(т. 5, л. д. 105 об.).

Террористическая деятельность заговорщиков была тесно связана со всей их пораженческой работой, о чем свидетельствует, например, следующее показание обвиняемого Иванова:

"Говоря о терроре, Бухарин заявлял, что "ликвидировать", как он выражался, вождей партии и Советской власти... будет очень важно для нашего прихода к власти и будет способствовать поражению СССР в войне"

(т. 7, л. д. 81).

Следуя принятым в этом отношении решениям, заговорщический блок широко развернул организацию террористических групп и практическую подготовку к совершению террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Вот что показал по этому поводу обвиняемый Рыков:

"К тому времени мы уже стали на путь террора как одного из методов нашей борьбы с Советской властью... Эта наша позиция вылилась в совершенно конкретную нашу и, в частности, мою деятельность по подготовке террористических актов против членов Политбюро, руководителей партии и правительства, а в первую очередь, против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова. В 1934 году уже я дал задание следить за машинами руководителей партии и правительства созданной мною террористической группе Артеменко"

(т. 1, л. д. 150 об. - 151).

Обвиняемый Бухарин, говоря о предложении эсера Семенова организовать террористическую группу, показал:

"Я хочу показать правду и заявляю, что предложение это было мною доложено на совещании центра, и мы решили поручить Семенову организацию террористических групп"

(т. 5, л. д. 106 об.).

Следствием установлено, что злодейское убийство С.М. Кирова, осуществленное ленинградским троцкистско-зиновьевским террористическим центром 1 декабря 1934 года, было осуществлено также по решению "право-троцкистского блока", участники которого привлечены в качестве обвиняемых по настоящему делу.

Следствием установлено, что одним из соучастников этого злодейского убийства являлся обвиняемый Ягода, показавший следующее:

"О том, что убийство С. М. Кирова готовится по решению центра заговора, я знал заранее от Енукидзе. Енукидзе предложил мне не чинить препятствий организации этого террористического акта, и я на это согласился. С этой целью я вызвал из Ленинграда Запорожца, которому и дал указания не чинить препятствий готовящемуся террористическому акту над С.М. Кировым"

(т. 2, л. д. 209).

Это же подтвердили на следствии Запорожец и Енукидзе.

Убийством С.М. Кирова не ограничивается злодейская террористическая деятельность право-троцкистских изменников и заговорщиков.

Как установлено следствием по настоящему делу, А.М. Горький, В.Р. Менжинский и В.В. Куйбышев пали жертвами террористических актов, осуществленных по заданию объединенного центра "право-троцкистского блока".

О причинах, побудивших право-троцкистских заговорщиков на неслыханное по своей чудовищности убийство А.М. Горького, обвиняемый Ягода показал:

"Объединенный центр право-троцкистской организации в течение долгого времени пытался обработать Горького и оторвать его от близости к Сталину. В этих целях к Горькому были приставлены Каменев, Томский и ряд других. Но реальных результатов это не дало. Горький по-прежнему верен Сталину и является горячим сторонником и защитником его линии. При серьезной постановке вопроса о свержении сталинского руководства и захвате власти право-троцкистами центр не мог не учитывать исключительного влияния Горького в стране, его авторитет за границей. Если Горький будет жить, то он поднимет свой голос протеста против нас. Мы не можем этого допустить. Поэтому объединенный центр, убедившись в невозможности отрыва Горького от Сталина, вынужден был вынести решение о ликвидации Горького"

(т. 2, л. д. 200).

Показания обвиняемого Ягоды полностью подтверждаются и обвиняемым Рыковым, который на допросе Прокурором Союза 10 января с. г. показал:

"Мне известно, что Троцкий через своих представителей в контактном центре всячески разжигал злобные настроения в отношении Горького. Это, естественно, объясняется тем, что Троцкому было хорошо известно, что Горький считает его проходимцем и авантюристом. С другой стороны, общеизвестна близость Горького к Сталину, и то обстоятельство, что он является несгибаемым политическим сторонником Сталина, вызывало злобное отношение к нему нашей организации"

(т. 1, л. д. 166 об.).

К этому обвиняемый Рыков добавил:

"В 1935 году я беседовал с Енукидзе, который прямо мне заявил, что троцкистско-зиновьевская часть блока настаивает на ликвидации политической активности Горького и для осуществления этого не остановится ни перед какими средствами. Из этого разговора мне стало ясно, что может пойти речь и о террористических методах ликвидации Горького"

(т. 1,л.д. 166 об - 167).

Это же подтвердил и обвиняемый Бухарин, показавший, что в начале 1935 года Томский ему сообщил, что:

"...троцкистская часть объединенного центра блока внесла предложение об организации враждебного акта против А.М. Горького как сторонника сталинской политики"

(т. 5, л. д. 119 об.).

При этом обвиняемый Бухарин пояснил, что он не исключает, что тогда речь шла именно о физическом устранении Горького. То, что речь шла именно о подготовке физического устранения М. Горького, видно из показаний обвиняемого Бессонова, лично получившего такого рода "установку" непосредственно от Л. Троцкого во время свидания с последним в конце июля 1934 года.

При этом свидании Л. Троцкий, как показал обвиняемый Бессонов, заявив, что -

"... было бы непростительным жеманством, если мы последовательно сейчас же не перешли бы к физическому устранению Сталина и всех его ближайших соратников...", сказал -

"М. Горький очень близко стоит к Сталину. Он играет исключительно большую роль в завоевании симпатии к СССР в общественно-мировом демократическом мнении и особенно Западной Европы. Горький широко популярен как ближайший друг Сталина и проводник генеральной линии партии. Вчерашние наши сторонники из интеллигенции в значительной мере под влиянием Горького отходят от нас. При этом условии я делаю вывод, что Горького надо убрать. Передайте это мое поручение Пятакову в самой категорической форме: "Горького уничтожить физически во что бы то ни стало"

(т. 11, л. д. 74 - 75).

На основе этой директивы врага народа Л. Троцкого "право-троцкистский блок" и принял свое чудовищное решение об убийстве А.М. Горького.

"Выполнение этого решения было поручено мне" - показал обвиняемый Ягода.

В качестве непосредственных исполнителей этого злодейского замысла обвиняемый Ягода привлек обвиняемых по настоящему делу д-ра Левина Л. Г., бывшего домашнего врача А.М. Горького, проф. Плетнева Д.Д., секретаря А.М. Горького П.П. Крючкова и своего секретаря Буланова П.П.

Один из организаторов этого преступления, обвиняемый Буланов показал:

"В умерщвлении А.М. Горького принимали непосредственное участие профессор Плетнев, доктор Левин и секретарь Горького Крючков. Я лично, например, был свидетелем того, как Ягода неоднократно вызывал к себе Крючкова, советуя последнему простудить Горького, вызвать у него тем или иным путем болезнь. Ягода подчеркивал, что состояние легких у Горького таково, что всякое простудное заболевание ускоряет шансы его гибели. А уже остальное довершат Плетнев и Левин, которые на этот счет имеют соответствующие задания"

(т. 16, л. д. 72).

Обвиняемый Плетнев, принимавший непосредственное участие в деле убийства А. М. Горького и В. В. Куйбышева, показал:

"Ягода мне заявил, что я должен помочь ему в физическом устранении некоторых политических руководителей страны. Он прямо предложил мне воспользоваться своим положением лечащего врача у В.В. Куйбышева и А.М. Горького и ускорить их смерть путем применения неправильных методов лечения. Я пытался отказаться, но в конце концов был вынужден согласиться. После этого Ягода мне сообщил, что моим сообщником будет доктор Левин, а в отношении А.М. Горького кроме того и секретарь А.М. Горького - Крючков П.П.

Приняв это страшное задание Ягоды, я вместе с доктором Левиным выработал план убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева.

Должен признать, что в моем согласии на эти преступления сыграли свою роль и мои антисоветские настроения. Эти свои антисоветские настроения я до ареста всячески скрывал, двурушничая и заявляя о том, что я советский человек"

(т. 18, л. д. 72, 73).

Это же подтвердил и обвиняемый Левин, показавший:

"Я признаю себя виновным в том, что, применив умышленно неправильное лечение и использовав несоответствующие данному заболеванию лекарства, я вместе с моими сообщниками, по согласованию с Ягодой, был виновником преждевременной гибели Максима Горького и Куйбышева"

(т. 17, л. д. 18).

Обвиняемые Левин и Плетнев на следствии дали подробные показания о том, как они практически осуществили умерщвление А.М. Горького и В.В. Куйбышева.

Как установлено следствием, в организации смерти В. В. Куйбышева активное участие принимал также секретарь В. В. Куйбышева, обвиняемый Максимов, показавший следующее:

"На это преступление я пошел как член контрреволюционной организации правых, к которой я примкнул еще в 1928 году.

Ягода также знал о моей принадлежности к контрреволюционной организации и присутствовал при одном из моих разговоров с Енукидзе, когда мы разрабатывали план устранения Куйбышева"

(т. 20, л. д. 45 об.).

По прямому указанию Ягоды обвиняемыми д-ром Левиным и д-ром Казаковым был убит также председатель ОГПУ В.Р. Менжинский.

Обвиняемый Казаков на допросе Прокурором Союза 4 февраля с. г. показал:

"Ягода заявил мне, что Менжинский ко мне хорошо относится и доверяет мне, и поэтому мне вместе с доктором Левиным должно удаться устранение Менжинского. Ягода дал мне следующее указание: я должен выработать с доктором Левиным такой метод лечения В.Р. Менжинского, который обеспечит ускорение его смерти и закончит как можно скорее его жизнь..."

(т. 19, л. д. 51 об.).

Изложив далее содержание разговора с ним обвиняемого Ягоды о необходимости ускорить наступление смерти В.Р. Менжинского, обвиняемый Казаков показал:

"После этого разговора с Ягодой я выработал совместно с Левиным такой метод лечения В.Р. Менжинского, который фактически разрушал его последние силы и обусловливал скорейшее наступление смерти. Фактически, таким образом, я и Левин убили В.Р. Менжинского.

Я дал доктору Левину составленную мною смесь лизатов, которые в сочетании с алкалоидами привели к нужному нам результату, то есть фактическому убийству Менжинского"

(т. 19, л. д. 51 об.).

Это полностью подтвердили и обвиняемые Левин Л.Г. и Буланов П.П.

Обвиняемый Левин Л.Г. подтвердил, что, получив от обвиняемого Ягоды поручение ускорить наступление смерти В. Р. Менжинского, он, Левин, решил привлечь к осуществлению этого преступления д-ра Казакова.

Обвиняемый Левин показал:

"Я сказал, что лучше всего это может сделать Казаков, так как он действует препаратами, которые сам бесконтрольно приготовляет в своей лаборатории, что он впрыскивает - известно только ему одному.

После предварительных подготовительных бесед с Казаковым я передал ему полученную мною директиву от Ягоды. Он вначале очень колебался, боясь раскрытия преступления, но потом согласился. Я не спрашивал, что он применял, тем более что он обычно засекречивал свои препараты, но я знал, что возможности в этом отношении у него широкие.

Смерть В.Р. Менжинского произошла внезапно среди сна, если не ошибаюсь, накануне смерти Максима Пешкова (сына А.М. Горького), от паралича сердца. Я не сомневался, что это дело рук Казакова"

(т. 17, л. д. 54 - 55).

Обвиняемый Буланов по поводу убийства В.Р. Менжинского показал:

"Физическое устранение Менжинского Ягода задумал давно. Он не раз в моем присутствии высказывал недовольство тем, что Менжинский продолжал жить и занимать пост руководителя ОГПУ. Потом он прямо сказал, что надо убрать Менжинского. Организовать это через д-ра Левина было трудно, потому что Менжинский Левина не любил и лечиться у него не хотел. Тогда я предложил Ягоде "пристроить" к Менжинскому какого-либо другого врача. Так и было сделано. И при содействии д-ра Левина к Менжинскому "пристроили" д-ра Казакова, который и довел дело до конца, то есть, попросту говоря, ускорил смерть Менжинского путем заведомо неправильного его лечения"

(т. 16, л. д. 75).

Помимо убийства А.М. Горького и В.В. Куйбышева, обвиняемые Левин и Крючков,по прямому заданию обвиняемого Ягоды, аналогичным путем в 1934 году умертвили также и сына А.М. Горького - М.А. Пешкова.

По этому поводу обвиняемый Левин показал:

"Признавая себя виновным в убийстве Максима, я хочу здесь указать на то, что сделал это по прямому требованию Ягоды. У меня не хватило гражданского мужества отказаться, и я стал убийцей"

(т. 17, л. д. 138 об.).

Обвиняемый Крючков, принимавший активное участие в организованных Ягодой преступлениях, показал:

"В этих преступлениях я руководствовался директивами некоторых участников антисоветской организации правых. В частности, директивами Ягоды. Именно от Ягоды я получил указание насильственно устранить Максима Пешкова, а затем и Алексея Максимовича Горького".

"Кроме меня. Ягода привлек к участию в этих преступлениях врачей Левина и Виноградова и профессора Плетнева"

Обвиняемый Ягода, подтвердив, что М. А. Пешков был убит по его заданию, показал:

"В мае 1934 года, при содействии Крючкова, Макс (М. А. Пешков) заболел крупозным воспалением легких, а врачи Левин, Виноградов и Плетнев залечили его до смерти"

(т. 2, л. д. 193).

Обвиняемый Ягода после снятия его с должности Народного комиссара внутренних дел СССР принял меры также к осуществлению убийства Народного комиссара внутренних дел СССР тов. Н.И. Ежова.

Обвиняемый Ягода так объясняет в своих показаниях причины, побудившие его форсировать террористический акт против Н.И. Ежова:

"Мое отстранение от работы в НКВД, приход на мое место Ежова означали полный провал нашего заговора потому, что удержать разгром кадров антисоветской организации нельзя будет. Ежов раскопает все, - надо избавиться от Ежова. Это было единственное решение, к которому я пришел и которое я начал решительно готовить..."

(т. 2, л. д. 141, 142).

Этот свой замысел Ягода пытался осуществить через своих сообщников, виднейшая роль среди которых принадлежала обвиняемому Буланову.

По признанию обвиняемого Ягоды и обвиняемого Буланова, убийство тов. Н.И. Ежова предполагалось осуществить путем отравления специально приготовленным для этой цели ядом.

"Когда Ягода был снят с НКВД, - показал обвиняемый Буланов, - он дал мне и своему личному порученцу Саволайнену прямое задание - отравить Ежова"

(т. 16, л. д. 27).

Подробно описав способы, при помощи которых обвиняемый Ягода пытался осуществить убийство тов. Н.И. Ежова, обвиняемый Буланов показал, что он, Буланов, сам делал смесь ядов, предназначенных для отравления тов. Ежова.

Обвиняемый Ягода на допросе в Прокуратуре Союза ССР полностью признал это свое преступление, показав:

"Да, вынужден признать, что я подготовлял это преступление. Организовывал подготовку убийства Ежова как человека, опасного для контрреволюционного заговора и могущего разоблачить нашу контрреволюционную организацию"

(т. 2, л. д. 209).

Таким образом, следствие считает установленным с несомненностью, что привлеченные по настоящему делу к уголовной ответственности руководящие участники "право-троцкистского блока" совершили террористические акты против С.М. Кирова, В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева, А.М. Горького, М.А. Пешкова и подготовляли ряд других террористических актов, которые осуществить не успели.

Убийства советских деятелей завершили собой круг тягчайших государственных преступлений, при помощи которых банда презренных отщепенцев нашей родины, провокаторов царской охранки, наймитов иностранных разведок, продававших иностранным капиталистам нашу землю и нашу свободу, стремилась осуществить фашистский план свержения советского строя и восстановления в нашей стране капитализма.

Как теперь выяснилось, эти чудовищные преступления не были случайностью ни для троцкистов, ни для правых.

Следствием установлено, что уже в 1918 году, непосредственно вслед за Октябрьской революцией, в период заключения Брестского мира, Бухарин и его группа так называемых "левых коммунистов" и Троцкий с его группой совместно с "левыми" эсерами организовали заговор против В.И. Ленина как главы Советского правительства.

Бухарин и другие заговорщики, как это видно из материалов следствия, имели своей целью сорвать Брестский мир, свергнуть Советское правительство, арестовать и убить В.И. Ленина, И.В. Сталина и Я.М. Свердлова и сформировать новое правительство из бухаринцев, которые тогда для маскировки называли себя "левыми коммунистами", троцкистов и "левых" эсеров.

Допрошенный в Прокуратуре Союза 19 и 20 февраля с. г. бывший член центрального комитета партии "левых" эсеров Карелин В.А. дал следующие показания о заговорщической деятельности в 1918 г. эсеров и бухаринцев:

"Окончательное соглашение с "левыми коммунистами" в борьбе против Советского правительства во главе с Лениным, Сталиным и Свердловым было нами достигнуто после VII съезда Коммунистической партии.

Переговоры с "левыми коммунистами" вели по поручению ЦК "левых" эсеров Камков, Прошьян и я"

(т. 44, л. д. 86).

Говоря о характере этих переговоров и роли обвиняемого Бухарина Н.И., Карелин В.А. далее показал:

"Предложение Бухарина было - не останавливаться на аресте правительства, а провести физическое уничтожение руководителей Советской власти и, в первую очередь, Ленина и Сталина"

(т. 44, л. д. 38).

Это же подтвердили и другие лица, допрошенные в качестве свидетелей по настоящему делу.

Один из бывших руководителей центрального комитета партии "левых" эсеров Камков Б.Д. показал:

"Я лично имел разговор с Бухариным, который мне заявил примерно следующее: "борьба у нас в партии против позиции Ленина по вопросу о Брестском мире принимает острые формы. В наших рядах дебатируется вопрос о создании нового правительства из "левых" эсеров и "левых коммунистов". При этом Бухарин назвал Пятакова как возможного кандидата в руководители нового правительства и заявил, что смена правительства мыслится путем ареста его состава во главе с Лениным.

Дальнейшие переговоры с Бухариным велись Карелиным и Прошьяном. К концу марта месяца между "левыми коммунистами" и "левыми" эсерами было достигнуто окончательное соглашение о том, что: 1) "левые коммунисты" в борьбе с большевиками и Советским правительством оказывают "левым" эсерам организационную и политическую помощь; 2) совместными действиями "левых" эсеров и "левых коммунистов" должно быть свергнуто правительство Ленина и сформировано новое правительство в составе "левых коммунистов" и "левых" эсеров.

После этого "левые" эсеры организовали убийство Мирбаха и июльский мятеж. В курсе готовившегося убийства Мирбаха и июльского мятежа "левые коммунисты" были полностью"

(т. 44, л. д. 92 об.).

Допрошенные в качестве свидетелей в Прокуратуре СССР 19 февраля с. г. бывшие руководители и активные участники группы "левых коммунистов" Яковлева В.Н., Осинский В.В. и Манцев В.Н. полностью подтвердили наличие в 1918 году заговора, организованного по инициативе обвиняемого Бухарина блоком "левых коммунистов" и "левых" эсеров против В.И. Ленина как главы Советского правительства.

Так, Яковлева В.Н. показала:

"Бухарин мне развил ту мысль, что политическая борьба приобретает все более острые формы и дело не может ограничиться одной лишь политической формулировкой о недоверии к ЦК партии. Бухарин заявил, что дело неизбежно должно дойти до смены руководства, в связи с чем стоит вопрос об аресте Ленина, Сталина и Свердлова и даже о физическом их уничтожении..."

(т. 44, л. д. 77).

Осинский В.В. по этому поводу показал:

"Основной разговор о наших мерах по свержению правительства Ленина у меня был с Бухариным Н.И.... Приблизительно в мае 1918г. (или конце апреля) я имел беседу с Бухариным. в которой спросил его, насколько правдивы мои сведения о его намерениях подвергнуть аресту правительство Ленина.

Бухарин не отрицал такого своего намерения"

(т. 44, л. д. 54)

Говоря далее об этих "мерах", Осинский В.В. показал:

"О блоке "левых коммунистов" с "левыми" эсерами мне стало известно от Яковлеве и, а затем от Бухарина. Мне было также известно от них, что в марте или апреле 1918 года Бухарин выступил на бюро (московском областном) с предложением арестовать Ленина, Сталина и Свердлова. При этом Бухарин подчеркнул, что он склоняется к той точке зрения, что после ареста правительства нужно будет Ленина, Сталина и Свердлова физически уничтожить"

(т. 44, л. д. 88 об.).

Аналогичное показание дал и Манцев В.Н., допрошенный в Прокуратуре Союза 20 февраля с. г., а именно:

"Я подтверждаю, что между "левыми коммунистами" и "левыми" эсерами был заключен блок.

Я подтверждаю, что, примерно, в марте - апреле на узком заседании бюро Бухарин сделал доклад, в котором допустил ряд клеветнических утверждений по адресу Советского правительства и предлагал организовать свержение Советской власти и арестовать Ленина, Сталина и Свердлова с тем, чтобы физически их уничтожить"

(т. 44, л. д. 82).

О роли Л. Троцкого в заговоре против В.И. Ленина в 1918 году обвиняемый Бухарин показал:

"К этому времени вновь возникла идея переворота и ареста Ленина, Сталина и Свердлова как определяющих фигур партийного и советского руководства, на этот раз по инициативе Троцкого, которому предложение "левых" эсеров стало известно, очевидно, как я предполагаю, от Пятакова"

(т. 5, л. д. 124).

Допрошенная на предварительном следствии Яковлева В.Н. показала:

"Троцкий считал, что политическая борьба находится лишь в самом начале, что она может дойти до самых агрессивных форм, что против позиции Ленина по вопросу о мире "левые коммунисты" найдут поддержку у "левых" эсеров и у других партий, что надо готовиться к смене правительства и аресту его вождей, с Лениным и Сталиным во главе. Троцкий считал, что в столь острый период революции, при дальнейшем развитии борьбы, дело может не ограничиться одним лишь арестом вождей, что из ареста с логической неизбежностью вытекает и вопрос об их физическом устранении"

(т. 44, л. д. 78).

Один из руководителей группы "левых коммунистов" Манцев В.Н., допрошенный на предварительном следствии, показал:

"Через несколько дней после разговора с Яковлевой меня пригласил к себе Троцкий. Я с ним имел тогда большой разговор на его квартире, причем Троцкий тогда пространно развивал мысль о необходимости убийства Ленина и Сталина"

(т. 44, л. д. 84).

Следствие в настоящее время располагает неопровержимыми данными о том, что произведенное 30 августа 1918 г. эсеровской террористкой Ф. К а план злодейское покушение на жизнь В. И. Ленина явилось прямым результатом осуществления преступных замыслов "левых коммунистов" во главе с Бухариным Н. И. и их сообщников - "левых" и правых эсеров - и по инициативе обвиняемого Бухарина.

На допросе в Прокуратуре Союза ССР от 19 февраля с. г. Карелин В.А. показал:

"Я должен также признать самое тяжелое преступление - участие "левых" эсеров и "левых коммунистов" в организации покушения на Ленина. 20 лет скрывался этот факт от советского народа. Было скрыто, что мы совместно с правыми эсерами по настоянию Бухарина пытались убить Ленина. Процесс правых эсеров не вскрыл подлинной обстановки этого преступления и не выявил роли в нем "левых" эсеров и "левых коммунистов".

После июльского мятежа ЦК "левых" эсеров принял решение о переходе к террористическим методам борьбы с Советским правительством.

Необходимо заметить, что Прошьян и после мятежа встречался с Бухариным, который прямо поставил перед ним вопрос о физическом уничтожении Ленина. Точнее, вопрос о террористическом акте против Ленина был поднят Бухариным во второй половине июля 1918 года. Об этом Прошьян доложил нам, членам ЦК "левых" эсеров.

Такого рода требование "левых коммунистов" сыграло свою роль в смысле ускорения террористического акта против Ленина, совершенного ЦК правых эсеров"

(т. 44, л. д. 86 - 87).

Это же подтвердил и ОсинскийВ.В., на допросе от 19 февраля с. г. показавший следующее:

"В конце 1918 года Стуков, который вместе с Бухариным был связан с эсерами, сказал мне, что выстрел, произведенный правой эсеркой Каплан в Ленина, был совершен не только по указанию руководства правых эсеров, но и явился результатом мероприятий, намеченных в свое время блоком "левых коммунистов" с эсерами и направленных к физическому уничтожению Ленина, Сталина и Свердлова"

(т. 44, л. д. 89).

На произведенных Прокуратурой Союза ССР очных ставках с обвиняемым Бухариным свидетелей Осинского В.В., Яковлевой В.Н., Манцева В.Н., Карелина В.А. и Камкова Б.Д. последние полностью подтвердили свои показания, изложенные выше.

Под тяжестью этих улик обвиняемый Бухарин признал ряд преступных фактов и показал:

"Я должен признать, что у нас был непосредственный контакт с "левыми" эсерами, который базировался на платформе насильственного свержения Советского правительства во главе с Лениным, Сталиным и Свердловым, с последующим арестом Ленина, Сталина и Свердлова и созданием нового правительства из "левых коммунистов" и "левых" эсеров..."

(т. 5, л. д. 122 об.).

Установленные в настоящее время данные о преступлениях, совершенных обвиняемым Бухариным и врагом народа Троцким в 1918 г. против Советского государства и его руководителей В.И. Ленина, И.В. Сталина и Я.М. Свердлова, проливают полный свет на всю последующую преступную контрреволюционную деятельность банды Бухарина и Троцкого, обвиняемой в настоящее время в тягчайших государственных преступлениях, совершенных ею по прямым заданиям фашистских разведок в период 1921 - 1937 гг.

ФОРМУЛА ОБВИНЕНИЯ

Следствие считает установленным, что:

1. В 1932 - 33 гг. по заданию разведок враждебных СССР иностранных государств обвиняемыми по настоящему делу была составлена заговорщическая группа под названием "право-троцкистский блок", поставившая своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, поражение СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья на Дальнем Востоке - в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя и восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии.

2. "Право-троцкистский блок" вступил в сношение с некоторыми иностранными государствами в целях получения с их стороны вооруженной помощи для осуществления своих преступных замыслов.

3. "Право-троцкистский блок" систематически занимался в пользу этих государств шпионажем, снабжая иностранные разведки важнейшими государственными секретными сведениями.

4. "Право-троцкистский блок" систематически осуществлял вредительские и диверсионные акты в различных отраслях социалистического строительства (в промышленности, в сельском хозяйстве, на железнодорожном транспорте, в области финансов, коммунального хозяйства и т. п.).

5. "Право-троцкистский блок" организовал ряд террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства и осуществил террористические акты против С.М. Кирова, В.Р. Менжинского, В.В. Куйбышева, А.М. Горького.

Все обвиняемые уличаются как показаниями свидетелей, так и имеющимися в деле документальными данными и вещественными доказательствами и полностью признали себя виновными в предъявленных им обвинениях.

На основании изложенного обвиняются:

1) Бухарин Николай Иванович, 1888 года рождения; 2) Рыков Алексей Иванович, 1881 года рождения; 3) Ягода Генрих Григорьевич, 1891 года рождения; 4) Крестинский Николай Николаевич, 1883 года рождения; 5) Раковский Христиан Георгиевич, 1873 года рождения; 6) Розенгольц Аркадий Павлович, 1889 года рождения; 7) Иванов Владимир Иванович, 1893 года рождения; 8) Чернов Михаил Александрович, 1891 года рождения; 9) Гринько Григорий Федорович, 1890 года рождения; 10) Зеленский Исаак Абрамович, 1890 года рождения; 11) Бессонов Сергей Алексеевич, 1892 года рождения; 12) Икрамов Акмаль, 1898 года рождения; 13) Ходжаев Файзулла, 1896 года рождения; 14) Шарангович Василий Фомич, 1897 года рождения; 15) Зубарев Прокопий Тимофеевич, 1886 года рождения; 16) Буланов Павел Петрович, 1895 года рождения; 17) Левин Лев Григорьевич, 1870 года рождения; 18) Плетнев Дмитрий Дмитриевич, 1872 года рождения; 19) Казаков Игнатий Николаевич, 1891 года рождения; 20) Максимов-Диковский Вениамин Адамович (Абрамович), 1900 года рождения; 21) Крючков Петр Петрович, 1889 года рождения, -

в том, что, являясь активными участниками антисоветского заговора, совершили тягчайшие государственные преступления, указанные в п. п. 1 - 5 формулы обвинения, предусмотренные ст. ст. 58¹³, 58², 58⁷, 58⁸, 58⁹ и 58¹¹ УК РСФСР, а обвиняемые Иванов, Зеленский и Зубарев, кроме того, совершили преступления, предусмотренные ст. 58¹³ УК РСФСР.

Вследствие изложенного все указанные выше обвиняемые подлежат суду Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР.

Дела в отношении Осинского В.В., Яковлевой В.Н., Манцева В.Н., Карелина В.А., Камкова Б.Д., Стукова И.Н., Артеменко Е.В., Запорожца И.В., Саволайнена И.М., Семенова Г.И. и Членова С.Б. - выделены в особое производство.

Дело в отношении д-ра Виноградова А.И. за его смертью производством прекращено.

Дело в отношении Енукидзе А.С. рассмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 15 декабря 1937 года.

Настоящее обвинительное заключение составлено в г. Москве 23 февраля 1938 года.

Прокурор Союза ССР

А. ВЫШИНСКИЙ

Председательствующий. Подсудимый Бухарин, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Бухарин. Да, я признаю себя виновным в предъявленных мне обвинениях.

Председательствующий. Подсудимый Рыков, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Рыков. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Ягода, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Ягода. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Крестинский, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Крестинский. Я не признаю себя виновным. Я не троцкист. Я никогда не был участником "право-троцкистского блока", о существовании которого я не знал. Я не совершил также ни одного из тех преступлений, которые вменяются лично мне, в частности, я не признаю себя виновным в связях с германской разведкой.

Председательствующий. Ваше признание на предварительном следствии вы подтверждаете?

Крестинский. Да, на предварительном следствии признавал, но я никогда не был троцкистом.

Председательствующий. Повторяю вопрос, вы признаете себя виновным?

Крестинский. Я до ареста был членом Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) и сейчас остаюсь я таковым.

Председательствующий. Вы признаете себя виновным в участии в шпионской деятельности и в участии в террористической деятельности?

Крестинский. Я никогда не был троцкистом, я не участвовал в "право-троцкистском блоке" и не совершил ни одного преступления.

Председательствующий. Подсудимый Раковский, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Раковский. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Розенгольц, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Розенгольц. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Иванов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Иванов. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Чернов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Чернов. Признаю.

Председательствующий. Подсудимый Гринько, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Гринько. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Зеленский, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Зеленский. Да, признаю себя виновным в участии в организации правых, признаю себя виновным во вредительской деятельности, которую проводил по поручению центра правых, признаю себя виновным в засорении аппарата Центросоюза чуждыми и повстанческими кадрами, признаю себя виновным в службе в царской охранке.

Председательствующий. Подсудимый Бессонов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Бессонов. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Икрамов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Икрамов. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Ходжаев, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Ходжаев. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Шарангович, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Шарангович. Я признаю целиком и полностью себя виновным.

Председательствующий. Подсудимый Зубарев, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Зубарев. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Буланов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Буланов. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Левин, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Левин. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Плетнев, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Плетнев. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Казаков, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Казаков. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Максимов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Максимов. Да, признаю.

Председательствующий. Подсудимый Крючков, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Крючков. Да, признаю.

Председательствующий. Объявляется перерыв на двадцать минут.

* * *

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь. Заседание суда продолжается. Товарищ Прокурор, у вас есть предложения о порядке ведения судебного следствия?

Вышинский. Да, имею. Я просил бы установить следующий порядок ведения судебного следствия: начать допрос с подсудимого Бессонова. Далее я прошу допросить Гринько, Чернова, Иванова, Крестинского, Зубарева, Рыкова, Шаранговича, Ходжаева, Зеленского, Икрамова, Раковского, Розенгольца и затем Бухарина, Левина, Буланова, Ягоду, Плетнева, Крючкова, Казакова и последним Максимова.

Председательствующий. У защиты есть возражения против предложенного порядка?

Брауде. Нет.

Председательствующий. У подсудимых есть возражения против предложенного Прокурором порядка ведения судебного следствия?

Подсудимые. Нет.

Председательствующий. Прежде чем приступить к допросу подсудимых, я считаю необходимым предупредить стороны и подсудимых, что те пропуски и умолчания, которые были при оглашении обвинительного заключения, должны быть приняты во внимание в ходе судебного следствия.

Подсудимый Бессонов, вы подтверждаете те показания, которые дали на предварительном следствии?

Бессонов. Да, подтверждаю.

Председательствующий. Товарищ Прокурор, у вас есть вопросы к подсудимому Бессонову?

Вышинский. Да, есть вопросы.

Подсудимый Бессонов, сообщите суду коротко, в нескольких словах, вашу биографию.

Бессонов. Я родился в 1892 году в городе Киржаче, Владимирской губернии. Учился я во Владимирском духовном училище, в духовной семинарии, затем был направлен за границу.

Вышинский. Вы окончили духовную семинарию?

Бессонов. Нет, не окончил. Я был два раза исключен.

Вышинский. А чем объясняется, что вы поступили именно в духовную семинарию?

Бессонов. Отец был дьячком - этим и объясняется то, что я поступил в духовное училище, а затем и в духовную семинарию.

Вышинский. Кем вы были отправлены за границу?

Бессонов. Московским меценатом Шаховым в 1912 году.

Вышинский. В 1912 году? Затем?

Бессонов. Затем я вернулся в Россию, чтобы получить диплом. Был выслан в Вологодскую губернию вследствие того, что принимал участие в эсеровской организации.

Вышинский. Вы вступили в эсеровскую партию в 1912 году?

Бессонов. Да.

Вышинский. И в этой партии пробыли?

Бессонов. До 1918 года.

Вышинский. Следовательно, Октябрьская революция вас застала в рядах эсеров?

Бессонов. Да.

Вышинский. Ваше отношение к Октябрьской революции?

Бессонов. Эсеровское.

Вышинский. То есть?

Бессонов. Вместе с другими эсерами я не принимал Октябрьской революции. В августе 1918 года я порвал с эсерами и в октябре 1918 года об этом заявил официально.

Вышинский. Но до 1918 года?

Бессонов. До 1918 года разделял целиком и полностью установки эсеровской партии за исключением военного периода, когда я был пораженцем.

Вышинский. В этот период времени ваше отношение к Октябрьской революции, к Коммунистической партии было какое? Положительное или отрицательное?

Бессонов. Отрицательное.

Вышинский. В чем заключалось ваше отрицательное отношение?

Бессонов. Я выступал по поручению вологодского городского и областного комитетов эсеровской партии в качестве докладчика на собраниях, развивая и обосновывая позиции эсеров в отношении Октябрьской революции и по событиям текущего дня. Последним моим публичным выступлением было выступление по поводу Брестского мира.

Вышинский. В чем выражалось это ваше выступление?

Бессонов. Я резко и отрицательно относился к заключению Брестского мира.

Вышинский. В 1919 году?

Бессонов. В 1919 году я стоял целиком и полностью на платформе поддержки Советской власти, пошел добровольцем в Красную Армию.

Вышинский. Когда вы вступили в Коммунистическую партию?

Бессонов. В 1920 году, в мае месяце.

Вышинский. Когда вы вступили на путь троцкистской деятельности?

Бессонов. Я просил бы разрешения дать мне возможность рассказать об этом подробнее.

Вышинский. Это дело суда.

Председательствующий. Изложите только основные факты.

Бессонов. Моя троцкистская деятельность началась в 1931 году в Берлине.

Вышинский. При каких обстоятельствах?

Бессонов. Я работал в 1931 году в Берлинском торгпредстве СССР и заведывал отделом торговой политики. В процессе переговоров, которые Советское правительство вело в 1931 году с германскими промышленниками относительно предоставления кредитов, я оказался одной из наиболее активных фигур в переговорах. И на этой почве тесно связался с Пятаковым, который и вовлек меня в троцкистскую организацию.

Вышинский. В чем выразилась ваша подпольная троцкистская деятельность в тот период времени?

Бессонов. Основная задача, которую передо мною тогда поставил Пятаков, независимо от моего участия в переговорах с германскими промышленниками, - переговорах, которые, конечно, заслуживают того, чтобы на них остановиться несколько более подробно позже, - основной задачей, которую поставил передо мною Пятаков, было установление постоянной, регулярной связи с Троцким.

Вышинский. Почему именно к вам обратился Пятаков с предложением организовать эту связь?

Бессонов. Насколько я понимаю, Пятаков находился в связи с Троцким и до того. Но эта связь носила нерегулярный характер, страдала целым рядом дефектов. А между тем, обстоятельства требовали от Пятакова и от всей троцкистской организации установления регулярной, постоянной связи, при которой получение директив Троцкого и информации о деятельности троцкистов в СССР было бы постоянным. Это был основной мотив, который привел к созданию в Берлине постоянного пункта связи, функционировавшего вплоть до моего отъезда из Берлина в феврале прошлого года.

Вышинский. По каким же обстоятельствам выбор остановился на вас?

Бессонов. Я представлял из себя одну из наиболее, я бы сказал, прочных фигур в составе Берлинского торгпредства.

Вышинский. Какую должность вы там занимали?

Бессонов. Я занимал должность члена советского торгпредства.

Вышинский. В Берлинском торгпредстве?

Бессонов. Да, в Берлинском торгпредстве, которое было тогда наиболее центральным торгпредством, через которое велись торговые переговоры с десятью европейскими странами. Работа эта требовала очень длительных навыков, и, совершенно естественно, существовало определенное мнение о том, что в этой обстановке я, вероятно, останусь и наиболее длительно буду сидеть в Берлине.

Вышинский. Следовательно, ваше служебное положение представляло значительное удобство для выполнения обязанностей связиста?

Бессонов. Совершенно правильно.

Вышинский. Вы согласились на эту роль?

Бессонов. Да, я согласился.

Вышинский. Почему?

Бессонов. Я уже сказал, что Пятаков вовлек меня в троцкистскую организацию...

Вышинский. Следовательно, согласились как троцкист?

Бессонов. Пятаков вовлек меня в троцкистскую организацию, следовательно, я принимал на себя тем самым и определенные обязательства в отношении этой организации. Если мне давалось поручение, в частности, организовать с Троцким связь, то я это поручение выполнял.

Вышинский. В то время вам было известно, что троцкистская организация под руководством Пятакова как представителя Троцкого в СССР и самого Троцкого, ведет уже определенную заговорщическую конспиративную подрывную работу?

Бессонов. Да.

Вышинский. Каким образом это вам стало известно и при каких обстоятельствах?

Бессонов. Пятаков, когда он вел со мною один из решительных разговоров в этой области, дал мне картину состояния оппозиции внутри СССР. Кроме того, он обрисовал положение в СССР в совершенно ложном, клеветническом виде. Картина, которую он нарисовал, была достаточно выразительной, чтобы повлиять на меня определенным образом. Кроме того, сам Пятаков, как личность, не мог не импонировать мне. Из среды людей, с которыми до сих пор сталкивала меня жизнь, он великолепно ориентировался в европейских делах и импонировал мне как хозяйственник.

Я стал слушать Пятакова со значительно большим вниманием, чем при других обстоятельствах. Я, как и многие другие сотрудники за границей, широко знакомился с иностранной, нелегальной в наших советских условиях, литературой, в частности, с выпускавшимся Троцким бюллетенем. И, наконец, Пятаков, когда он пришел для того, чтобы меня организовать - завербовать - он дал мне картину состояния оппозиционных сил внутри СССР. Прежде всего он отметил факт общения троцкистов и зиновьевцев на общей платформе. Он указал далее на то, что предприняты шаги, установлен контакт с правыми, шаги, которые обещают быть очень успешными. Говорилось о фактическом недовольстве среди широких слоев нелегальных объединений троцкистско-зиновьевских организаций, к которым потом предполагалось привлечь и правых, с которыми в действительности контакт был установлен. Пятаков ставил довольно решительно вопрос о том, что идет речь о смене руководства.

Вышинский. Вы тогда из разговоров с Пятаковым узнали, что существует оформленная организация?

Бессонов. Да.

Вышинский. Под чьим руководством эта организация действовала?

Бессонов. Пятаков нисколько не скрывал, что организация в целом руководствовалась директивами Троцкого.

Вышинский. Что конкретно вам говорил Пятаков относительно правых и кого он называл?

Бессонов. Пятаков говорил, что предпринимаются шаги для установления организационного контакта с правыми.

Вышинский. С кем именно?

Бессонов. С Бухариным, Рыковым и Томским.

Вышинский. А эти последние - Бухарин, Рыков и Томский - со своей стороны делали какие-либо шаги в этом направлении?

Бессонов. До 1931 года таких разговоров я не знаю.

Вышинский. А были ли такие разговоры?

Бессонов. В 1932 году Пятаков об этом говорил, правда, не останавливаясь на этом подробно.

Вышинский. Что говорил?

Бессонов. В 1932 году Пятаков говорил о том, что контакт установлен.

Вышинский. В 1932 году, следовательно, задача налаживания такого контакта удалась?

Бессонов. Да.

Вышинский. При каких обстоятельствах?

Бессонов. В 1932 году я виделся с Пятаковым несколько раз. Он очень длительное время был в Германии по делам торговых переговоров. Я видался с ним очень часто, и в один из разговоров он мне сказал об этом.

Вышинский. Словом, троцкистская группа организована под руководством своего центра, к ней примыкают зиновьевцы и в этот период времени ведутся, по вашим данным, переговоры с бухаринцами?

Бессонов. Да.

Вышинский. Позвольте спросить у Бухарина.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, вы можете подтвердить показания Бессонова, что в этот период ваша группа вела переговоры с зиновьевской организацией о вашей работе?

Бухарин. Я подробно показал в своих показаниях на предварительном следствии, что попытки контакта правых с зиновьевцами, а потом и с троцкистами были и раньше.

Вышинский. Вы - обвиняемый Бухарин, а также Рыков и Томский - вели переговоры с Пятаковым и другими троцкистами об объединенных действиях против Советской власти?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы это подтверждаете?

Бухарин. Я это подтверждаю.

Вышинский (к Бессонову). Продолжайте ваши объяснения.

Бессонов. Пятаков поставил передо мной задачу - организовать систематическую, постоянную связь с Троцким.

Вышинский. Что же реально вы сделали в этом отношении?

Бессонов. После нескольких разговоров с ним на эту тему (это было в начале мая 1931 года) и по его совету я с рекомендательной запиской Пятакова разыскал в Берлине сына Троцкого - Седова и через него передал первое письмо Пятакова к Троцкому.

Вышинский. Скажите, где, когда, в какое время и при какой обстановке вы вручали ему письмо?

Бессонов. Седов стоял тогда в центре внимания германской, я бы сказал, бульварной прессы, ибо перед этим с его сестрой - дочерью Троцкого - произошло одно происшествие, в результате которого германская печать очень много писала о самом Троцком, об его детях и, в частности, о Седове, который в то время учился в Берлинском политехникуме. Разыскать Седова не представляло для меня никаких трудностей, точно также как не представляло трудностей разыскать любого человека в Берлине, потому что я располагал в Берлине очень многими связями. Я мог установить связь с Седовым любым образом, но по совету Пятакова для того, чтобы не очень афишировать это дело, воспользовался адресом, который он указал в одной из дневных берлинских газет...

Вышинский. ...и по этому адресу?

Бессонов. ...и по этому адресу в конце мая 1931 года с рекомендательной запиской Пятакова я разыскал Седова и имел с ним краткий разговор.

Вышинский. Седов вас знал до этого?

Бессонов. Нет, не знал.

Вышинский. Вы для него были совершенно новый человек?

Бессонов. Да, новый человек.

Вышинский. Почему же Седов согласился вести с вами, с незнакомым ему человеком, разговор на эту тему?

Бессонов. Я передал записку Пятакова - этого было достаточно.

Вышинский. И после этого?

Бессонов. После этого он со мной разговаривал довольно подробно по вопросу об организации этой переписки. Он сразу сказал, что речь идет не об одном-двух письмах, которые можно взять для переотправки, а об установлении систематической связи.

Вышинский. Чем кончился разговор с Седовым?

Бессонов. Он считал, что необходимо, если ставить перед собой задачу постоянной связи, выделить специального человека, не столь стоящего на виду, как стоит он, Седов. Через некоторое время, встретившись с Седовым заранее условленным способом - на одном из берлинских вокзалов, я ему передал письмо от Пятакова к Троцкому, которое Троцкий и получил и на которое в сравнительно непродолжительном времени был получен ответ. Вместе с тем были переданы и первые деньги, которые дал мне Пятаков.

Вышинский. Какие деньги?

Бессонов. Он дал мне 2000 марок для передачи Седову специально на расходы, связанные с переотправкой первых писем.

Вышинский. Что это были за деньги?

Бессонов. Я не знаю. Пятаков располагал довольно большими суммами.

Вышинский. Какие это были суммы, ему лично принадлежащие?

Бессонов. Я думаю, что они не принадлежали Пятакову.

Вышинский. А чьи же они были?

Бессонов. Это были деньги Советского государства, предоставленные Пятакову как председателю комиссии по переговорам...

Вышинский. Для чего они были предоставлены?

Бессонов. Я так полагаю, что они были предоставлены для так называемых представительских расходов.

Вышинский. То есть расходов, связанных с его официальной работой?

Бессонов. Да, конечно. Но эти деньги были использованы для организации первоначальной связи с Троцким.

Вышинский. Как вы можете это квалифицировать в соответствии с нынешней обстановкой на языке Уголовного кодекса? Как можно квалифицировать такое использование чужих средств в преступных целях?

Бессонов (молчит).

Вышинский. Может быть, я вам помогу?

Бессонов. Я думаю, что вы это сделаете лучше меня. То, что у меня может звучать сейчас неискренно и неубедительно, у вас будет звучать по-настоящему.

Вышинский. Выходит так, что Пятаков крал государственные деньги? Воровал их и направлял эти деньги на помощь троцкистской организации?

Бессонов. Да, совершенно верно.

Вышинский. А вы ему помогали в этом деле?

Бессонов. Да.

Вышинский. Он воровал, вы ему помогали, передав от Пятакова 2000 марок, принадлежащих Советскому государству.

Бессонов. Да, это так, но на этом денежные отношения с Седовым кончились, потому что, насколько я помню, в тот период через Седова было отправлено и получено не больше трех писем.

Вышинский. А вообще денежные отношения с троцкистами на этом кончились?

Бессонов. Я предпочитаю коснуться этого позже, потому что имею показать по этому вопросу целый ряд фактов. Должен сказать, что, конечно, денежные отношения с троцкистами на этом отнюдь не закончились.

Вышинский. Они продолжались и дальше?

Бессонов. Я бы не сказал, что было прямое финансирование из советских денег...

Вышинский. Но что имело место?

Бессонов. Но имело место использование ситуации, создавшейся в Германии, и советского служебного положения для широкого получения средств на нелегальную троцкистскую работу. Это не подлежит никакому сомнению.

Вышинский. Финансирование троцкистской организации за счет интересов Советского государства продолжалось и дальше?

Бессонов. Безусловно.

Вышинский. Продолжайте.

Бессонов. Во время первого свидания с Седовым он поставил вопрос о том, чтобы для постоянной связи с Троцким выделить специального человека.

Вышинский. Это была инициатива Седова?

Бессонов. Да, я говорил об этом с Пятаковым. Он считал это совершенно правильным и вскоре (это было в начале июля или в конце июня 1931 года) познакомил меня с инженером Райхом, в то время работавшим в отделе черной металлургии Берлинского торгпредства, человеком, который очень хорошо знал Европу, в частности, европейскую металлургию, бывал в разных странах, говорил на нескольких европейских языках.

Вышинский. А главное?

Бессонов. И самое главное, с 1923 года был троцкистом.

Вышинский. Вы его до этого момента не знали?

Бессонов. Я его до этого момента не знал.

Вышинский. Совершенно?

Бессонов. Совершенно.

Вышинский. И не встречались с ним?

Бессонов. Я видел его иногда в коридорах торгпредства.

Вышинский. Если вы его видели в торгпредстве, значит знали?

Бессонов. Я не знал его фамилии.

Вышинский. Хорошо, но знали этого человека в лицо? Знали, что есть такой Райх, но не знали его лично?

Бессонов. Да, до тех пор пока меня не познакомил с ним...

Вышинский. До тех пор пока вас с ним не познакомил, как с троцкистом, Пятаков, вы Райха знали?

Бессонов. Как сотрудника торгпредства.

Вышинский. Это не был для вас новый человек?

Бессонов. Нет.

Вышинский. Вы только не знали, что он связан с Троцким?

Бессонов. Нет.

Вышинский. И вас связал с ним как с троцкистом Пятаков?

Бессонов. Да.

Вышинский. А когда Райх стал Иогансоном?

Бессонов. Райх заявил, что техника связи представляет собою очень простое, несложное дело, правда, это требует довольно большого количества денег и большой скромности от человека, который осуществляет эту связь. Но сотруднику советского торгового представительства, который всюду ездит с советским паспортом, это довольна затруднительно, потому что на каждой границе он будет вызывать специальное внимание, и с этой точки зрения нужно найти другого человека, который мог бы осуществлять эту работу по связи таким образом, чтобы курсировать через границу, не возбуждая подозрения.

Когда об этом было сообщено Пятакову, он сказал, что иностранца искать для этой цели нет смысла, а можно Райха сделать иностранцем. И действительно, Райх стал иностранцем, то есть в 1931 году, я думаю это было в декабре месяце, Райху удалось не без помощи троцкистов превратиться в Карла Иогансона.

Вышинский. При помощи троцкистов?

Бессонов. Да, при помощи троцкистов.

Вышинский. При помощи троцкистов он получил паспорт?

Бессонов. Л знаю, что получение паспорта связано с подкупом должностных лиц, я не исключаю возможности, что это имело место при денежной поддержке троцкистов, потому что мне Пятаков говорил, что это стоит известных денег.

Вышинский. Троцкисты достали паспорт?

Бессонов. Паспорт они достали датской натурализации.

Вышинский. Но все это было подложной механикой, на самом деле он не датчанин, в Дании до этого не был?

Бессонов. Никогда он не был в Дании.

Вышинский. Какая же тут натурализация, когда он не был в Дании?

Бессонов. Паспорт был форменный, настоящий.

Вышинский. Но по существу?

Бессонов. По существу здесь имело место двойное гражданство. В конце 1931 или начале 1932 года Райх, будучи советским гражданином, сотрудником торгпредства, сделался, благодаря содействию троцкистов и деньгам, датским гражданином. Весной 1932 года он был откомандирован в Москву, но в Москву он не поехал и стал невозвращенцем. И с тех пор я его знаю как Иогансона, который служит для связи между мною и Троцким.

Вышинский. Райх стал датчанином и невозвращенцем. Он был двойником?

Бессонов. Некоторое время он имел два гражданства, из них одно - советское гражданство - было открытое, а датское - тайное.

Вышинский. Какое гражданство было открытое?

Бессонов. Советское гражданство было открытое, а датское - тайное.

Вышинский. Следовательно, здесь подлог и, кроме того, невозвращенство, а это измена уже, когда советский гражданин превращается в невозвращенца, этим самым он изменяет своей родине.

Бессонов. Безусловно.

Вышинский. Вы это знали и этому делу содействовали, так я понимаю?

Бессонов. Это совершенно правильно.

Вышинский. Что же этот Райх играл крупную роль в смысле связи по троцкистским делам?

Бессонов. Безусловно, он играл большую роль.

Я знаю, что Райх выполнял поручения Троцкого и по ряду других стран. Я хочу говорить только то, что я знаю.

Вышинский. Нас интересует не то, что вы предполагаете, а то, что вы знаете.

Бессонов. Его работа выражалась в систематическом привозе и отвозе корреспонденции. Во-вторых, он организовывал встречи с Троцким или с Седовым, когда это нужно было.

Вышинский. Встречи с вами?

Бессонов. Я имею в виду встречу Пятакова в 1932 году, затем я имею в виду встречу Крестинского с Троцким, которая была в октябре 1933 года.

Вышинский. Значит, в октябре 1933 года, при помощи Райха, была организована встреча Крестинского с Троцким?

Бессонов. Да, была организована встреча Крестинского с Троцким.

Вышинский. А вам откуда было известно, что Райх организовал встречу?

Бессонов. О существовании Райха, кроме меня и Пятакова, никто не знал.

Вышинский. А Крестинский знал о существовании Райха?

Бессонов. Он, вероятно, знал.

Вышинский. Почему вы так полагаете?

Бессонов. Крестинский работал в Берлине в качестве полпреда.

Вышинский. Райх был в полпредстве как официальное лицо. Это верно?

Бессонов. Безусловно.

Вышинский. Каким образом этот Райх организовал свидание Крестинского с Троцким?

Бессонов. Я, собственно говоря, технических условий этого свидания не могу рассказать суду, ибо их не знаю.

Вышинский. А что вы можете показать?

Бессонов. Когда Крестинский поздним летом 1933 года приезжал лечиться в Германию, он долгое время оставался в Берлине. Он имел со мной два раза разговор, который можно было характеризовать как разговор членов троцкистской организации. Первый разговор касался условий свидания между Троцким и Крестинским.

Вышинский. Кто же желал этого свидания: Троцкий или Крестинский?

Бессонов. Крестинский. Нужно сказать, что это была нелегкая задача в тот период. В этот период Троцкий стал, в известной степени, в центре европейского внимания, о нем много писали в газетах, и в этих условиях организовать свидание было нелегко. Я не сомневался, что Иогансон располагает широкими связями и это дело может без труда устроить. Я вызвал его в Берлин и, действительно, через некоторое время он вернулся и сообщил, что свидание может состояться в октябре 1933 года.

Вышинский. Когда?

Бессонов. В октябре 1933 года.

Вышинский. Следовательно, вы оказали Крестинскому содействие в организации встречи с Троцким?

Бессонов. Крестинский знал, что я организовал это дело, но как я организовал это дело, Крестинский не знал.

Вышинский. Технической стороны?

Бессонов. Да, технической.

Вышинский. Значит, мы можем установить такие факты: первое это то, что Крестинский проезжал через Берлин.

Бессонов. Я думаю, что это было в сентябре или в конце августа 1933 года.

Вышинский. Куда он ехал?

Бессонов. В Киссинген.

Вышинский. Зачем?

Бессонов. Он лечился. Он остановился в торгпредстве, и я с ним разговаривал. Дважды мы разговаривали на троцкистские темы.

Вышинский. А он говорит, что никогда троцкистом не был. Может быть, он порицал троцкистов? Вы слышали сами здесь, что он говорил, что он троцкистом не был. Как это, правильно или нет?

Бессонов (улыбается).

Вышинский. Что вы улыбаетесь?

Бессонов. Я улыбаюсь потому, что я стою здесь на этом месте, потому что Николай Николаевич Крестинский назвал меня как связиста с Троцким. И кроме него и Пятакова никто об этом не знал. И если бы в декабре 1933 года Крестинский со мной не говорил об этом обстоятельстве, то я бы не находился на скамье подсудимых.

Вышинский. Так что вы считаете, что вы обязаны ему в этом деле?' Позвольте спросить подсудимого Крестинского. Подсудимый Крестинский, вы действительно проезжали в Киссинген в 1933 году в августе или сентябре?

Крестинский. В начале сентября.

Вышинский. Этот факт подтверждаете?

Крестинский. Подтверждаю.

Вышинский. С Бессоновым виделись?

Крестинский. Да.

Вышинский. Разговаривали?

Крестинский. Да.

Вышинский. О чем? О погоде?

Крестинский. Он был советником полпредства в Берлине, в это время исполнял обязанности поверенного в делах. Он информировал меня о политическом положении в Германии, о настроениях фашистской партии, которая в то время была у власти, об их программе и установке к СССР.

Вышинский. А о троцкистских делах?

Крестинский. Мы с ним не говорили. Я троцкистом не был.

Вышинский. Никогда не говорили?

Крестинский. Никогда.

Вышинский. Значит, Бессонов говорит неправду, а вы говорите правду. Вы всегда говорите правду?

Крестинский. Нет.

Вышинский. Не всегда. Подсудимый Крестинский, нам придется с вами разбираться в серьезных делах, и горячиться не нужно. Следовательно, Бессонов говорит неправду?

Крестинский. Да.

Вышинский. Но вы тоже не всегда говорите правду. Верно?

Крестинский. Не всегда говорил правду во время следствия.

Вышинский. А в другое время говорите всегда правду?

Крестинский. Правду.

Вышинский. Почему же такое неуважение к следствию: когда ведут следствие, вы говорите неправду? Объясните.

Крестинский (молчит).

Вышинский. Ответов не слышу. Вопросов не имею. Подсудимый Бессонов, когда имели место ваши разговоры с Крестинским о троцкистских делах?

Бессонов. В Берлине был не первый разговор, а второй.

Вышинский. А где был первый?

Бессонов. Первый имел место в Москве, в мае 1933 года.

Вышинский. При каких обстоятельствах, когда и о чем именно вы говорили с Крестинским в Москве о троцкистских делах?

Бессонов. Вернувшись в Москву со всей торговой организацией из Англии, я был назначен советником полпредства СССР в Германии. Прежде чем принять этот пост, я имел длительную беседу с Пятаковым и Крестинским.

Вышинский. Пятаков меня сейчас не интересует, сейчас интересует Крестинский. Где вы разговаривали с ним?

Бессонов. В кабинете Крестинского, в НКИД.

Вышинский. О троцкистских делах?

Бессонов. Да, Крестинский мне сказал, что на основе рекомендации и разговора Пятакова он считает необходимым со мною говорить совершенно откровенно относительно тех задач, которые стоят передо мною в Берлине. Он сказал мне, что он уже говорил о моем назначении с немцами, московскими немцами, - имея в виду немецкое посольство в Москве.

Председательствующий. Подсудимый Бессонов, вы не забыли моего предупреждения в начале судебного следствия?

Бессонов. То, что я хочу сказать, ни в какой степени, вероятно, не затрагивает чести ни одного из посольств, и что германская страна довольна моим назначением, потому что я долго работал в Германии, хорошо знаю Германию, и они меня знают, и что с этой точки зрения они довольны тем, что имеют знакомую фигуру. Действительный смысл, конечно, всего этого замечания заключался в том, что очень ярко формулировал раньше, до этого, Пятаков, неоднократно и до этого говорил мне Крестинский, что моя работа в Германии в течение 1931 - 1932 годов, безусловно, создала мне, как члену троцкистской организации, определенную популярность и симпатии среди известных кругов германских промышленников и, отчасти, германских военных, популярность, которая теперь должна быть использована для новых задач. Эти задачи Крестинский формулировал следующим образом...

Вышинский. Коротко, потому что я думаю, что об этих задачах будет говорить сам Крестинский позже.

Бессонов. Если совершенно кратко формулировать основные мысли Крестинского и то задание, которое я от него получил, - оно заключалось в том, что я на должности советника Берлинского полпредства должен в первую очередь и раньше всего приложить все усилия к тому, чтобы задержать и по возможности не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на обычном, нормальном дипломатическом пути.

Вышинский. Подсудимый Крестинский, вы не припомните таких "дипломатических" разговоров с Бессоновым?

Крестинский. Нет, у нас не было таких разговоров.

Вышинский. Вообще не было дипломатических разговоров?

Крестинский. Я не совсем расслышал, что говорил Бессонов в последнюю минуту. Здесь плохо слышно.

Вышинский. А вы очень близко к нему сидите.

Крестинский. Здесь сзади плохо слышно то, что говорит Бессонов.

Вышинский. Разрешите мне просить вас, товарищ Председатель. пересадить Крестинского поближе к Бессонову, чтобы он хорошо слышал, а то я опасаюсь, что в наиболее острые моменты Крестинскому будет изменять слух.

(Крестинский пересаживается ближе к Бессонову.)

Вышинский. Я прошу Бессонова специально для Крестинского повторить то, что он сказал, а Крестинского попрошу внимательно слушать, напрячь свой слух.

Бессонов. Я повторяю. Задание, которое я тогда получил от Крестинского, заключалось в том, что я на должности советника Берлинского полпредства СССР, где я, конечно, располагаю известными возможностями для осуществления этой задачи, должен всеми доступными мне средствами, - само собою разумеется, соблюдая весь дипломатический декорум, - всеми доступными мне средствами помешать, задержать, не допустить нормализации отношений между Советским Союзом и Германией на нормальном дипломатическом пути и тем самым вынудить немцев искать нелегальных, недипломатических, секретных и тайных путей к соглашению с троцкистской организацией.

Вышинский. Вы слышали это?

Крестинский. Да.

Вышинский. У вас в мае месяце 1933 года были разговоры с Бессоновым?

Крестинский. У меня были разговоры с Бессоновым перед его отправлением в Берлин.

Вышинский. Были. О чем, не помните?

Крестинский. Я не помню деталей.

Вышинский. Вы деталей не помните, а Бессонов помнит.

Крестинский. Не было ни одного звука о троцкистских установках.

Вышинский. Вы говорили о том, что он должен делать за границей или не говорили?

Крестинский. Конечно, говорил.

Вышинский. Говорили, что он должен делать?

Крестинский. Да.

Вышинский. Что он должен делать?

Крестинский. Что он должен стараться создавать нормальные отношения в тех пределах, в которых это возможно.

Вышинский. В каких возможно. А если невозможно?

Крестинский. Если не будет удаваться - другое дело, но он должен стараться.

Вышинский. Обвиняемый Бессонов, правильно говорит Крестинский?

Бессонов. Совершенно неправильно. Больше того, Крестинский в этом разговоре дал мне подробную организационную директиву, каким образом я должен с ним сноситься в будущем. Помимо официальных писем, которыми обменивается полпредство в Германии с НКИД, я должен буду состоять в переписке с Крестинским. И если в этой переписке Крестинский оговорится, что он держится в текущих вопросах советско-германских отношений такой-то точки зрения, что он советует обождать в этом вопросе официальных директив, то это означает, что я должен буду действовать в духе его "личной" точки зрения, независимо от того, какие будут официальные директивы.

И, наконец, в-третьих, Крестинский отправлял к своему ближайшему сотруднику по троцкистской линии и по служебной линии Штерну, для того чтобы я мог получить адреса для установления связи с Троцким.

Вышинский. Вы слышите, что Бессонов достаточно подробно говорит о ваших разговорах, которые носят далеко не такой характер, который вы им придаете. Как же быть?

Крестинский. Таких разговоров не было, хотя на очной ставке, которая была в январе месяце, я часть разговора признал.

Вышинский. Вы на очной ставке с Бессоновым подтверждали эту часть?

Крестинский. Да.

Вышинский. Значит, был такой разговор?

Крестинский. Нет.

Вышинский. Значит, то, что говорит Бессонов, надо понимать наоборот?

Крестинскнй. Не всегда.

Вышинский. Но ваше признание?

Крестинский. На следствии я несколько раз давал неправильные показания.

Вышинский. Вы говорили, что "в состав троцкистского центра я формально не входил". Это правда или неправда?

Крестинский. Я вообще не входил.

Вышинский. Вы говорите, что формально не входили. Что здесь правда, что здесь неправда? Может быть, все правда или все неправда, или наполовину правда? На сколько процентов, на сколько граммов здесь правды?

Крестинский. Я не входил в состав троцкистского центра потому, что я не был троцкистом.

Вышинский. Вы не были троцкистом?

Крестинский. Не был.

Вышинский. Никогда?

Крестинский. Нет, я был троцкистом до 1927 года.

Председательствующий. В начале судебного заседания на мой вопрос вы ответили, что никогда троцкистом не были. Вы это заявили?

Крестинский. Я заявил, что я - не троцкист.

Вышинский. Итак, вы до 1927 года были троцкистом?

Крестинский. Был.

Вышинский. А в 1927 году вы когда перестали быть троцкистом?

Крестинский. Перед XV съездом партии.

Вышинский. Напомните дату.

Крестинский. Я датирую мой разрыв с Троцким и с троцкизмом 27-м ноября 1927 года, когда я через Серебрякова, возвратившегося из Америки и находившегося в Москве, направил Троцкому резкое письмо с резкой критикой...

Вышинский. Письма этого у нас нет в деле. У нас есть другое письмо - ваше письмо на имя Троцкого.

Крестинский. Письмо, о котором я говорю, находится у судебного следователя, потому что оно изъято у меня при обыске, и я прошу о приобщении этой переписки.

Вышинский. В деле есть письмо от 11 июля 1927 года, изъятое у вас при обыске.

Крестинский. Там же есть письмо от 27 ноября.

Вышинский. Нет такого письма.

Крестинский. Не может быть...

Вышинский. У нас сейчас ведется судебное следствие, а ведь вы на следствии не всегда говорили правду. Вы говорили на предварительном следствии, что вы формально не входили в центр. Значит, на предварительном следствии вы признали, что входили вообще, по существу, в троцкистский центр. Вы признавали это на предварительном следствии?

Крестинский. Нет, не признавал.

Вышинский. В ваших показаниях (т. 3, л. д. 9) вы показали: "Формально не входил...".

Значит, можно понимать так, что не формально входили. Верно?

Крестинский. Я не входил вообще в состав троцкистского центра.

Вышинский. Значит, вы дали неправильные показания?

Крестинский. Я же заявил, что эти мои показания не соответствуют действительности.

Вышинский. Когда я вас допрашивал на предварительном следствии, вы мне говорили правду?

Крестинский. Нет.

Вышинский. Почему вы мне говорили неправду? Я вас просил говорить неправду? Крестинский. Нет.

Вышинский. Просил я вас говорить правду?

Крестинский. Просили.

Вышинский. Почему же, когда я вас прошу говорить правду, вы все-таки говорите неправду и заставляете следователя писать это, потом подписываете? Почему?

Крестинский. Я дал прежде, до вас, на предварительном следствии неправильные показания.

Вышинский. ...и потом держались?

Крестинский. ...и потом держался, потому что на опыте своем личном пришел к убеждению, что до судебного заседания, если таковое будет, мне не удастся опорочить эти мои показания.

Вышинский. А теперь вы думаете, что вам их удалось опорочить?

Крестииский. Нет, не это важно. Важно то, что я заявляю, что не признаю себя троцкистом. Я не троцкист.

Вышинский. Вы сообщали, что вы находились на особо конспиративном положении. Что это значит - "особо конспиративное положение"?

Крестинский. Вы же знаете...

Вышинский. Вы меня в качестве свидетеля не привлекайте к этому делу. Я вас спрашиваю, что значит - на особо конспиративном положении?

Крестинский. Это было сказано в моем показании...

Вышинский. Вы не хотите отвечать на мои вопросы?

Крестииский. Эта фраза о том, что я нахожусь на особо конспиративном положении, есть в моем показании от 5 или 9 июня, которое от начала до конца является неправильным.

Вышинский. Я не об этом вас спрашиваю, поэтому прошу не спешить с ответами. Я спрашиваю, что значит - нахожусь на особо конспиративном положении?

Крестинский. Это не соответствует действительности.

Вышинский. Это мы потом будем выяснять. Я хочу понять смысл заявления о том, что вы находитесь на особо конспиративном положении.

Крестинский. Если бы это соответствовало действительности, то это означало бы, что я, будучи действительно троцкистом, принимаю все меры для того, чтобы скрыть свою принадлежность к троцкизму.

Вышинский. Прекрасно, а чтобы скрыть, надо отрицать свой троцкизм?

Крестинский. Да.

Вышинский. Сейчас вы заявляете, что вы не троцкист. Не для того ли, чтобы скрыть, что вы троцкист?

Крестинский (после молчания). Нет, я заявляю, что я не троцкист.

Вышинский (обращаясь к суду). Можно спросить обвиняемого Розенгольца? Обвиняемый Розенгольц, вы слышали этот диалог?

Розенгольц. Да.

Вышинский. Как вы считаете, Крестинский был троцкистом?

Розенгольц. Он троцкист.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, прошу слушать, а то потом вы будете заявлять, что не слышали.

Крестинский. Мне стало нехорошо.

Вышинский. Если обвиняемый заявляет, что ему нехорошо, я не имею права его допрашивать.

Крестинский. Мне нужно только принять таблетку и я могу продолжать.

Вышинский. Вы просите вас пока не допрашивать?

Крестинский. Несколько минут.

Вышинский. А вы можете слушать, как я буду допрашивать других?

Крестинский. Могу.

Вышинский. Обвиняемый Розенгольц, какие у вас данные, что Крестинский троцкист и, следовательно, он говорит здесь неправду?

Розенгольц. Это подтверждается теми переговорами, которые были у. меня с ним как троцкистом.

Вышинский. Когда были эти переговоры?

Розенгольц. Эти переговоры были, начиная с 1929 года.

Вышинский. До какого года?

Розенгольц. До последнего периода.

Вышинский. То есть?

Розенгольц. До 1937 года.

Вышинский. Значит, переговоры велись с 1929 до 1937 года. 8 лет вы "переговаривались" с ним как с троцкистом? Правильно я вас понимаю?

Розенгольц. Да.

Вышинский. Обвиняемый Гринько, что вам известно о Крестинском как о троцкисте?

Гринько. Известно.

Вышинский. Что же вам известно?

Гринько. Я в своей заговорщической работе имел с Крестинским связь как с заговорщиком-троцкистом, как с членом право-троцкистского заговорщического центра по вопросам весьма серьезного свойства, о которых я должен буду давать показания.

Вышинский. Кратко можете сказать, по каким вопросам? По вопросам поддержки Советской власти или борьбы с ней?

Гринько. По вопросам борьбы с Советской властью, установления связи с враждебными Советской власти иностранными государствами.

Вышинский. А вам известно, был ли Крестинский связан с другими иностранными разведками?

Гринько. Он помог мне установить связь с одной из иностранных разведок.

Вышинский. Значит, Крестинский вам помог установить связь с иностранной разведкой. Вы слышите это, обвиняемый Крестинский? Это правда?

Крестинский. Нет.

Вышинский. А вы дали показания, что это правда.

Крестинский. О том, что я помог Гринько установить связь?

Вышинский. Больше того, что вы сами были иностранным разведчиком.

Гринько. У меня есть еще один факт, о котором я хочу здесь сказать. Это то, что я помогал Крестинскому как бывшему заместителю Наркоминдела использовать те валютные средства, которые накапливались в курсовых разницах за границей и которые нужны были ему для целей финансирования троцкистов.

Вышинский. Скажите, пожалуйста, не было случая чтобы Крестинский просил вас не производить ревизию валютного фонда?

Гринько. Об этом я и говорю.

Вышинский. Подсудимый Крестинский, у вас был валютный фонд?

Крестинский. Да, был.

Вышинский. Вы просили Гринько, бывшего Наркомфина, не ревизовать этот фонд?

Крестинский. Не просил.

Вышинский. А он ревизовал?

Крестинский. Не лично он, а его аппарат.

Вышинский. Подсудимый Гринько, вы ревизовали?

Гринько.Нет.

Вышинский. А вот Гринько говорит - нет. Вы его ревизовали?

Крестинский. Нет, я не ревизовал его.

Вышинский. А кто же ревизовал?

Крестинский. Аппарат Наркомфина.

Вышинский. Назовите, кто.

Крестинский. Я знаю, что каждый год производилась ревизия.

Вышинский. Кто именно по поручению Гринько, бывшего Наркомфина, ревизовал ваш фонд?

Крестинский. Работники Наркомфина, ведающие валютой.

Вышинский. Кто?

Крестинский. Там были Каган, Мартенсон. Каждый год при обсуждении сметы проверялись наши расходы за предыдущий год.

Вышинский. Гринько, правильно это?

Гринько. Нет, это неправильно. Крестинский говорит не о том, о чем я говорю. Конечно, когда рассматривалась официальная валютная смета Наркоминдела на очередной год, то проверялись расходы предшествующего года. Я говорю не об этой смете, а говорю о том, что благодаря колебаниям валютного курса в разных странах в распоряжении Наркоминдела накапливались средства от валютной разницы.

Вышинский. Правильно это?

Крестииский. В распоряжении Наркоминдела не накапливались, но у отдельных полпредств получались суммы.

Вышинский. Значит, накапливались?

Крестинский. Нет, не накапливались. Мы переводили меньше валюты.

Вышинский. Значит, правильно говорит Гринько?

Крестинский. Нет, дается неправильная картина положения вещей. Дело было в следующем: отпускалась известная сумма.

Если бы полпредство производило размен валюты по официальному курсу, то оно получало бы валюту на большую сумму, если бы по неофициальному курсу, то надо было бы перевести меньше денег. Мы переводили меньше денег, а остальное оставалось у Гринько.

Вышинский. Вы Гринько, как бывшего Наркомфина, просили не ревизовать ваш валютный фонд?

Крестинский. Не просил.

Вышинский. А что вы скажете, Гринько?

Гринько. Я подтверждаю, что он просил, и я эту просьбу выполнил.

Вышинский. Перейдем теперь к Бессонову. Что это за встреча в Меране, кого с кем?

Бессонов. Я показывал, что в начале сентября 1933 года, проезжая через Берлин, Крестинский попросил меня устроить ему свидание с Троцким. Причем, после предварительного обсуждения вопроса о том, где это свидание устроить, мы оба пришли к единодушному выводу, что это свидание нельзя устроить ни во Франции, ни в Германии. Тогда Крестинский предложил место свидания в Италии, в бывшем австрийском, а теперь итальянском курорте - в Меране, в Тироле. Я вызвал Иогансона, который мог организовать эту встречу, дал ему соответствующее задание и через некоторое время получил от него уведомление, что, несмотря на трудности, поездка Троцкого в Меран может иметь место. И потом я узнал от Иогансона, что свидание Крестинского с Троцким в Меране состоялось. Николай Николаевич предполагал, что я должен приехать в это время, но приехать я не мог, и поэтому я в этой встрече не участвовал и знаю из рассказов самого Николая Николаевича и Иогансона, который организовал эту встречу.

Вышинский. Подсудимый Крестинский, в Меране вы были?

Крестинский. Да, был.

Вышинский. В каком году?

Крестинский. В 1933 году, в октябре месяце.

Вышинский. Значит, вы были тогда, как об этом говорит Бессонов?

Крестинский. Это правильно.

Вышинский. Правильно? Место сходится?

Крестинский. Сходится.

Вышинский. Месяц сходится?

Крестинский. Сходится.

Вышинский. День сходится?

Крестинский. Сходится. Я был для проведения лечения и никого из троцкистов не видел.

Вышинский. С кем же вы проводили этот нахкур?

Крестинский. Я проводил вместе с женой и никого из троцкистов не видел.

Вышинский. Значит, Бессонов неправ, а вы говорите правду?

Крестинский. Да, он неправ. Он повторяет мои показания, которые являются неправильными.

Вышинский. Когда мы на предварительном следствии спрашивали У вас, как вы говорили по этому поводу?

Крестинский. Давая показания, я не опровергал ни одного из своих прежних показаний, которые я сознательно подтверждал.

Вышинский. Сознательно подтверждали. Вы вводили прокуратуру в заблуждение. Так или нет?

Крестинский. Нет.

Вышинский. Зачем вам нужно было вводить меня в заблуждение?

Крестинский. Я просто считал, что если я расскажу то, что я сегодня говорю, что это не соответствует действительности, то это мое заявление не дойдет до руководителей партии и правительства.

Вышинский. Но ведь протокол вы подписывали?

Крестинский. Подписывал.

Вышинский. Вы помните, что я вам прямо поставил вопрос, нет ли у вас какого-либо заявления или претензии к следствию. Было так?

Крестииский. Да, было.

Вышинский. Вы мне ответили?

Крестинский. Да.

Вышинский. Я спрашивал, есть ли у вас претензии или нет?

Крестинский. Да, и я ответил, что претензий нет.

Вышинский. Если спрашивают, есть ли претензии, то вам надо было бы сказать, что есть.

Крестинский. Есть в том смысле, что я не добровольно говорил.

Вышинский. Я зачитаю ответ, который вы дали следователю Шейнину на заданный вам вопрос. Ответ Крестинского: "никаких претензий к следствию я не имею" (т. 3, л. д. 103).

Крестинский. Я подтверждаю это.

Вышинский. Подтверждаете?

Крестинский. Подтверждаю.

Вышинский. У меня нет больше вопросов. У меня есть вопрос Бессонову. Обвиняемый Бессонов, почему вы говорите факты, которые отрицает и оспаривает Крестинский?

Бессонов. Я не знаю других фактов.

Вышинский. Может быть, вы что-нибудь путаете? Может быть, там был не Крестинский, а кто-нибудь другой?

Бессонов. Нет, у меня с Крестинским был еще целый ряд других разговоров.

Вышинский. Скажите, у вас в тот период времени отношения с Крестинским были хорошие, дружественные или плохие?

Бессонов. Я бы не назвал мои отношения с Крестинским очень хорошими, но я бы сказал все же, что это были отношения просто хорошие.

Вышинский. Можно спросить обвиняемого Крестинского? Обвиняемый Крестинский, какие у вас отношения с Бессоновым? Плохие или хорошие?

Крестинский. Хорошие.

Вышинский. Позвольте спросить Розенгольца.

Обвиняемый Розенгольц, какие у вас отношения были с Крестинским? Хорошие?

Розенгольц. У меня с ним никаких разногласий не было.

Вышинский. В какой области?

Розенгольц. Ни в какой области. Во всех областях была полная согласованность.

Вышинский. И в том числе по подпольной работе?

Позвольте спросить у Крестинского.

Обвиняемый Крестинский, какие у вас были отношения с Розенгольцем?

Крестинский. У нас были не плохие отношения. У нас были разногласия по вопросам внешней политики.

Вышинский. Отношения с Розенгольцем у вас были хорошие или плохие?

Крестинский. Не плохие.

Вышинский. Не плохие, это значит хорошие?

Крестинский. Хорошие.

Вышинский. С Гринько у вас какие отношения были?

Позвольте спросить обвиняемого Гринько.

Обвиняемый Гринько, какие у вас были отношения с Крестинским?

Гринько. Я считаю, что хорошие.

Вышинский. А вы как считаете, обвиняемый Крестинский?

Крестинский. Хорошие.

Вышинский. И вот три человека с хорошим отношением к вам, подсудимый Крестинский, говорят то, чего не было?

Крестинский. Да.

Вышинский. Позвольте продолжать допрос Бессонова.

Обвиняемый Бессонов, о чем у вас были разговоры с Крестинским в последующее время?

Бессонов. В том же 1933 году у меня был разговор с ним относительно того положения, которое создалось в германских промышленных кругах в связи с известным ослаблением советских заказов в Германии. Я говорил, что среди германских промышленников существует известное разочарование ходом развития советско-германских хозяйственных отношений. Крестинский в этой связи еще более резко, чем это было сделано в мае месяце, подчеркнул передо мною задачу показать немецким промышленникам, что никакие серьезные и большие сношения с Советским Союзом невозможны, покуда у власти в Советском Союзе теперешнее руководство. Чем в большей степени будут разочаровываться германские промышленники и военные круги в возможности нормализации отношений с Советским Союзом, хотя бы дипломатических, тем в большей степени и более решительно они будут идти на сговор с группами, борющимися с Советской властью. Он подчеркнул мне, что задача очень трудная, но он сказал мне: на то вы и дипломатический работник. Правда, в то время я был молодым дипломатом, но задачу, которую он поставил передо мной, я выполнил.

Во время проезда Крестинского через Берлин он касался того зондажа, который в то время в наших кругах произвел руководитель внешне-политического отдела национал-социалистической партии Германии Розенберг по вопросу о возможности тайного соглашения между национал-социалистами в Германии и русскими троцкистами, в частности и прежде всего по вопросу о сырьевой базе для Германии. И в этой связи по вопросу об Украине. Этот зондаж стал известен мне через Крестинского. Крестинский вызвал меня в день отъезда в Киссинген, он был очень взволнован этим сообщением, советовался со мной, - что делать. И в этой связи подчеркнул, что зондаж, сделанный Розенбергом, имел в виду именно пребывание Крестинского в Берлине. И Розенбергу, и другим германским деятелям физиономия Крестинского была достаточно известна. Поэтому это сообщение имело совершенно определенный политический смысл. В этой связи Крестинский просил меня ускорить решение вопроса о его свидании с Троцким, потому что ему казалось целесообразным по такому важному вопросу получить директивы. Таким образом, вот те три разговора или основные три темы, которые развивались во время пребывания Николая Николаевича Крестинского в Берлине в сентябре 1933 года. На обратном пути из Мерана я его не видел, а увидал только в следующем году и, собственно говоря, тогда актуальной какой-то информации, которую он мог бы сообщить мне о разговоре с Троцким, не было; но все же я узнал, что разговор в основном сводился прежде всего к апробации той линии, которая наметилась уже, по-видимому, раньше и о которой Николай Николаевич в общих чертах говорил мне еще при моем отправлении в Берлин в мае 1933 года, то есть за несколько месяцев до этого, и кроме всех тех моментов, о которых я уже говорил и узнал от Пятакова, содержался еще тот момент, что у него, Николая Николаевича Крестинского, и затем у другого, о котором он говорил, как "мы", сейчас нащупывался и устанавливался определенный контакт с военными кругами Советского Союза, и в этой связи он называл фамилии Тухачевского и Уборевича, что потом, по его собственной информации, было подтверждено в Меране.

Второй момент этого меранского свидания, который мне известен и который тоже представляет не что иное, как развитие тактики, которая раньше была и которая наметилась в конкретных переговорах в 1931 году, это достижение особого специального соглашения оппозиционных групп в Советском Союзе в борьбе за власть, соглашения с иностранными государствами, которые могли бы им в этом деле помочь, причем объектом для этого соглашения была национал-социалистическая партия в Германии, причем не в ее официальном выражении, а в иных кругах, на чем бы я сейчас не считал необходимым специально останавливаться потому, что это увело бы меня далеко от вопроса, поставленного вами.

Повторяю, в развитие этой самой тактики имелось установление в меранских переговорах Николая Николаевича Крестинского с Троцким, в первом варианте наиболее отчетлива и ярка формулировка пораженческой тактики, хотя по сути дела и на очной ставке с Крестинским я так и говорил, что, по существу говоря, пораженческая тактика получалась уже и тогда, когда он заключал торговое соглашение, которое проводилось, когда он работал в Германии в качестве полпреда, проводилась Пятаковым при его экономических переговорах и теперь намечалась в качестве основной тактики.

Ряд моментов из переговоров Крестинского с Троцким в Меране мне известен по информации самого Крестинского. Информация Иогансона подтверждала это свидание, и, насколько я понял из разговоров Иогансона, свидание это произошло в Меране в отеле "Мерангоф", название я точно не помню. Не нужно забывать, что это было в октябре месяце, когда в Меране господствует так называемый виноградный сезон, и что в это время для лиц, едущих в Меран для проведения виноградного сезона и обратно, возможности проезда облегчены, а я вполне допускаю, что это Троцкому могло вполне удаться, несмотря на то, что Троцкому исчезнуть из Франции в этот период времени было до крайности трудно.

Вышинский. Расскажите о вашей троцкистской подпольной деятельности непосредственно в последующие периоды.

Бессонов. Я хотел бы закончить об организации пункта связи. Пункт связи организован в 1931 году, существовал до 1937 года и, как берлинский пункт связи, исчез вместе с моим отъездом из Берлина в Советский Союз в феврале месяце 1937 года.

За это время было получено от Троцкого и отправлено большое количество писем. Я не могу сейчас вспомнить, какое количество, но во всяком случае речь шла о 6 - 7 директивах-письмах в обе стороны в год. Кроме этого, был целый ряд писем, которые посылались дипломатической почтой. Кроме того, существовали письма, которые пересылались дипломатической почтой на иностранных бланках, главным образом, германских и бельгийских фирм, которые на деловом языке сообщали очередные, наиболее срочные, сведения. Задача этого пункта связи заключалась в том, чтобы организовывать личные встречи. Иогансон был тем самым лицом, которое вместе с Пятаковым совершало поездку в Осло и об имени которого он умолчал, когда давал показания на Военной Коллегии в январе 1937 года.

Вышинский. От кого вам известно, что Иогансон организовывал Пятакову поездку и свидание с Троцким в Осло?

Бессонов. От самого Пятакова и Иогансона.

Вышинский. От самого Пятакова и Иогансона? Продолжайте.

Бессонов. Наконец, мне в 1932 году была известна встреча с Седовым. Я не считал возможным затрагивать эту тему в разговоре о значении этого берлинского пункта связи в целом ряде встреч, и я не буду об этом говорить потому, что я не знаю этого. Я мог бы еще сказать, что с помощью Иогансона и при помощи Иогансона был организован контакт и установлено условие предварительного соглашения между троцкистами и трудовой крестьянской партией, возглавлявшейся Масловым, находившимся в Праге. Я об этом смогу дать более подробные показания, потому что я принимал в этих переговорах непосредственное участие.

Вышинский. Расскажите про встречу с Троцким в Париже в 1934 году, что именно вам поручал Троцкий и что вы сделали во исполнение этого поручения?

Бессонов. Я получил через Иогансона короткое письмо-записку от Троцкого, в котором он писал об организации свидания с одним из троцкистов, имеющихся в Германии, для информации о событиях в Германии 30 июня. Я был единственным человеком, который мог туда поехать. В конце июля 1934 года я приехал в Париж дневным поездом и уехал оттуда тоже дневным поездом. Весь разговор происходил в одной из гостиниц, в которой всегда останавливался Иогансон. Троцкий сказал, что он очень хорошо знает меня по письмам Пятакова и по рассказам Николая Николаевича Крестинского.

Вышинский. Что вы говорили с Троцким по поводу ваших троцкистских подпольных задач?

Бессонов. Он поставил задачу перед своими сторонниками, работающими на дипломатическом поприще, о взятии линии на саботаж официальных соглашений, чтобы стимулировать интерес немцев к неофициальным соглашениям с оппозиционными группировками. "Они еще придут к нам", - говорил Троцкий, имея в виду Гесса и Розенберга. Он говорил, что нам в этом вопросе стесняться нечего, что нам может быть обеспечена действительно серьезная, настоящая помощь со стороны Гёсса и Розенберга. Мы не должны, - говорил он, - останавливаться перед тем, чтобы пойти на широкие территориальные уступки.

Вышинский. Именно?

Бессонов. Мы пойдем на уступку Украины, - говорил Троцкий, - учтите это в своей работе и в своих разговорах с немцами, и я напишу об этом еще и Пятакову, и Крестинскому. Дальше он остановился на вопросах, связанных с работой троцкистских организаций в Советском Союзе, и при этом с особенной силой подчеркнул, что в обстановке назревающей неизбежной войны единственно возможной формой прихода троцкистов к власти является поражение Советского Союза в этой войне.

Затем он остановился на вопросе о методах работы троцкистских организаций в Советском Союзе, с особой силой подчеркнув вопрос о необходимости обострения самых крайних террористических методов борьбы. Здесь он сказал как раз те слова, которые приведены в обвинительном заключении и сегодня здесь зачитаны, слова о том, что было бы, конечно, непростительным жеманством, если бы мы, его сторонники в Советском Союзе, не перешли сейчас к прямому уничтожению и устранению Сталина и всех его ближайших сторонников.

Неожиданно для меня он остановился в этой связи на Максиме Горьком, характеризуя роль Максима Горького как совершенно исключительную в смысле его влияния не только в Советском Союзе, но прежде всего и раньше всего за границей, указывая на его чрезвычайную близость к Сталину и на то, что высказывания Максима Горького самым определенным образом отталкивают многих сторонников Троцкого из европейской интеллигенции от него, приближая их к позиции руководства партии. И в этой связи он пришел к выводу и прямо мне сказал о необходимости устранить Горького, сказал те самые слова, которые здесь приводились, о необходимости физического уничтожения Горького во что бы то ни стало. Такая была директива.

Вышинский. Вы ее передали?

Бессонов. Да. Вскоре после этого, осенью 1934 года, я был в Москве и подробно рассказал об этом разговоре Пятакову.

Вышинский. Дальше.

Бессонов. На этом, собственно говоря, кончается все то, что я могу сказать о своем свидании с Троцким в 1934 году.

Вышинский. После 1934 года вы с кем-нибудь из руководителей подпольной троцкистской организации имели свидания, встречи, разговоры?

Бессонов. Да, я каждый год встречался с Пятаковым вплоть до того года, когда его арестовали. Осенью 1936 года я его уже не видел. Каждый раз, когда я приезжал в Москву, я встречался с Николаем Николаевичем Крестинским и, в частности, виделся с ним осенью 1936 года уже после ареста Пятакова.

Вышинский. О чем же вы вели беседу после ареста Пятакова?

Бессонов. В самом конце сентября или в первых числах октября 1936 года я встречался с Крестинским в Москве. Крестинский, очень взволнованный, сообщил мне о том, что дела у троцкистского центра обстоят очень неважно, что имеется целый ряд провалов, что арестованы Пятаков, Радек и целый ряд других, что не исключена возможность его собственного ареста и что он просит меня, при моем возвращении в Берлин, немедленно отправить об этом письменное сообщение Троцкому; он говорил, что придется, в случае его ареста, передать все организационные связи Карахану, хотя он не представляет себе, как это конкретно можно сделать; он просил меня даже два раза повторить, правильно ли я его понял, что положение, сложившееся у троцкистов в Советском Союзе к осени 1936 г., нужно характеризовать как исключительно тяжелое и что соглашение, достигнутое троцкистами с германской национал-социалистической партией по вопросу о возможности ускорения войны, облегчающей приход троцкистов к власти, должно быть форсировано во что бы то ни стало.

По приезде в Берлин я очень подробно изложил Троцкому об этом, получил от него на письмо ответ, который я направил Крестинскому. Затем, это было в декабре 1936 г., может быть, в самом начале января 1937 года, вернее это было в декабре 1936 года, я получил от Крестинского еще письмо для Троцкого, которое я видел, но не вполне в нем разобрался, потому что оно было написано условным языком.

Вышинский. Это письмо было кем, кому, когда написано?

Бессонов. Это письмо было написано в декабре 1936 года Крестинским Троцкому, которое мною было передано.

Вышинский. Вы его передали?

Бессонов. Я его передал через Иогансона в декабре 1936 года.

Вышинский. По приезде в Берлин?

Бессонов. Да, по приезде в Берлин.

Вышинский. Передали через Иогансона?

Бессонов. Да, через Иогансона. И получил через несколько дней ответ от Троцкого.

Вышинский. Вы ознакомились с этим материалом?

Бессонов. Нет, ответа я не знаю.

Вышинский. А с письмом Крестинского знакомы?

Бессонов. Письмо Крестинского я читал, потому что оно было послано на мое имя. Но я могу сообщить общее впечатление, потому что письмо было написано очень туманным языком, понятным Крестинскому и Троцкому и не вполне понятным мне.

Вышинский. Что вы там вычитали?

Бессонов. Речь шла о том, что положение складывается таким образом, что дожидаться, пока раскачаются немцы, троцкисты не могут, и поэтому они просят санкции выступить до развертывания войны, до выступления немцев, при помощи центра, который они организовали. Что это за центр, я не могу сказать, потому что с трудом мог расшифровать содержание этого письма.

Вышинский. Что еще вы желаете добавить в ваших показаниях или вы исчерпали свои объяснения?

Бессонов. Если отвечать на последний поставленный вопрос, - кто принимал наибольшее участие, с кем была наиболее систематическая связь, - то я должен ответить, что с Пятаковым, которого я рассматривал как своего ближайшего начальника по троцкистской линии и виделся с ним вплоть до последнего раза, до декабря 1935 года, когда он рассказывал о своей поездке к Троцкому.

Вышинский. Кто были ваши ближайшие начальники по троцкистской линии?

Бессонов. Только три человека, с которыми я общался и которые знают о моей работе, - это Пятаков, Крестинский, Троцкий. О том, что я являлся участником троцкистской организации, знает Розенгольц. Осенью 1931 года, когда я был связан с вопросом о германских переговорах, у меня с Аркадием Павловичем Розенгольцем установились такие взаимоотношения, которые могут быть только среди членов троцкистской организации, причем Пятаков рекомендовал Розенгольцу меня как члена троцкистской организации.

Вышинский (обращаясь к Розенгольцу). Обвиняемый Розенгольц, вы знали Бессонова как троцкиста?

Розенгольц. Нет, я этого не знал.

Вышинский. Пятаков вам его рекомендовал?

Розенгольц. Я на эту тему с ним разговоров не вел.

Вышинский. А вы знали Бессонова как троцкиста?

Розенгольц. Я знал это от Крестинского.

Вышинский. Что же вы знали от Крестинского о Бессонове?

Розенгольц. Знал, что он является троцкистом и что он, Бессонов, помогает Крестинскому в троцкистской работе.

Вышинский. Кто это вам говорил?

Розенгольц. Это мне говорил Крестинский.

Вышинский. Лично Крестинский?

Розенгольц. Да, лично Крестинский.

Вышинский. Вы не припоминаете, в каком году это было?

Розенгольц. Точно не могу сказать.

Вышинский. Примерно в 1933?

Розенгольц. Да, примерно в этом году.

Вышинский. Он вам это говорил при каких обстоятельствах и по какому поводу?

Розенгольц. Он сообщил о тех работниках, которые ему помогают из Наркоминдела по той работе, и в числе их назвал Бессонова.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, вы слышали это показание?

Крестинский. Я это отрицаю.

Вышинский. Отрицаете?

Крестинский. Отрицаю.

Вышинский. Безусловно?

Крестинский. Безусловно.

Вышинский. Конечно?

Крестинский. Конечно.

Вышинский. У меня больше нет вопросов.

Председательствующий. Объявляется перерыв на два часа.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:

Армвоенюрист В. В. Улърих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ:

Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

Комендант. Суд идет. Прошу встать.

Председательствующий. Садитесь. Заседание продолжается. Товарищ Вышинский, у вас есть вопросы к Бессонову?

Вышинский. К Бессонову нет.

Председательствующий. У защиты есть вопросы к Бессонову?

Защитники. Нет.

Председательствующий. У подсудимых есть вопросы к Бессонову?

(Подсудимые отвечают отрицательно.)

Переходим к допросу подсудимого Гринько.

Подсудимый Гринько, вы подтверждаете те показания, которые давали на предварительном следствии?

Гринько. Подтверждаю целиком и полностью.

Председательствующий. Какие вопросы имеются у вас, товарищ Прокурор?

Вышинский. Подсудимый Гринько, расскажите суду о своей преступной деятельности.

Гринько. Для того чтобы был ясен тот путь, по которому я пришел к совершению громадной цепи преступлений против Советской власти и родины, к измене родине, должен напомнить, что я вошел в Коммунистическую партию в составе боротьбистов - украинской националистической организации. Значительное ядро из руководящего состава боротьбистов - Шумский, Полоз, Блакитный, я - Гринько, Любченко и другие, - влившиеся в КП(б)У, сохранило, а затем и обострило свои буржуазно-националистические позиции.

Я могу назвать главные этапы развития националистической, заговорщической, контрреволюционной работы этого боротьбистского ядра.

Первый этап относится, примерно, к 1925 - 1926 годам. Это так называемый период шумскизма. Уже тогда шумскизм, по существу дела, являлся программой отрыва Украины от СССР, программой буржуазно-националистической реставрации на Украине. Уже тогда это была своего рода большая политическая разведка националистов, проба сил. требование дискредитации русских городов на Украине, дискредитации русских кадров и т. д.

Шумскизм был разгромлен политически и подорван организационно.

Второй этап...

Вышинский. Надо остановиться еще на этом этапе.

Какие боротьбистской организацией в тот период времени были предприняты шаги в направлении внешних позиций?

Гринько. В этом направлении в этом период не было предпринято никаких шагов. Это относится ко второму периоду.

Вышинский. Какими годами вы ограничиваете этот период?

Гринько. 1925 - 1926 годы. В этот период была только закреплена связь Шумского с капиталистическими элементами Западной Украины.

Вышинский. Ограничивались только этими элементами?

Гринько. Да. Но о связи с контрразведкой, с правительственными кругами других государств я в этот период не знаю.

Вышинский. Вы их не поддерживали?

Гринько. Нет.

Вышинский. Данные, о которых вы говорили, относятся к периоду 1926 года?

Гринько. Да.

Вышинский. Вы говорите в своих показаниях о разведке. Это была националистическая разведка?

Гринько. Разведка внутренних сил на Украине, которая могла бы поддержать националистические выступления.

Вышинский. Значит, это была проба националистических сил?

Гринько. Я так и сказал.

Вышинский. К какому году относится второй период?

Гринько. К 1929 - 1932 годам.

Вышинский. В первый период была какая-нибудь связь с правыми?

Гринько. Организационных связей никаких не было с правыми, но несомненно борьба и троцкистов, и правых против партии стимулировала националистические обострения. Организационных связей не было.

Вышинский. Можно сказать, что это была в известной степени самодовлеющая националистическая организация?

Гринько. Да, но не оформившаяся.

Вышинский. Выход этой организации на более широкую арену имел место?

Гринько. Имел место, но в последующем периоде.

Вышинский. Имел место в последующем периоде, с 1929 - 1932 годов. Осветите, пожалуйста, вашу линию во внешней политике.

Гринько. Я, если разрешит суд, все мои линии во внешней политике освещу в специальном разделе.

Вышинский. Как угодно.

Председательствующий. Пожалуйста.

Гринько. После разгрома этой националистической организации остались лишь ее осколки. Но, примерно, в 1929 году уже в Москве возродилась националистическая организация в составе Шумского, меня, Полоза, Максимовича, Солодуба и ряда других. Эта организация уже иначе подходила и к своей программе и к своей тактике, нежели это было в первый период. Сравнительно скромная позиция первого периода в известной мере объясняется теми представлениями, которые у нас были тогда в разгар нэпа. Мы считали, что не исключена эволюция нэпа в сторону, желательную нам. С другой стороны, в Европе мы не видели такой силы, в блоке, в союзе с которой мы могли бы делать более решительные шаги вперед. Во второй период обстановка изменилась - это уже был период развернутого социалистического наступления, когда позиции капиталистических элементов в стране были резко подорваны, когда ни о какой эволюции нэпа в сторону капитализма не могло быть и речи. Это и слепой видел. Тогда постепенно мы нащупали внешне-политические силы, которые могли нам оказать помощь. В этот второй период украинская националистическая организация уже целиком становится на позиции правых в общеполитических вопросах, то есть на позиции борьбы против индустриализации и коллективизации. Хотя прямых организационных связей с правой организацией в этот период у организации не было, у меня лично были отдельные связи с отдельными довольно второразрядными людьми из правого лагеря.

Вышинский. С Рыковым у вас была тогда связь?

Гринько. В тот период политической связи у меня у ним не было. Моя связь с Рыковым относится к более позднему периоду создания национал-фашистской организации, к которой я перейду дальше; это относится к 1934 - 1935 годам. В этот период националистическая организация давала директивы своим членам о собирании сил и активной борьбе, главным образом, против коллективизации, вплоть до организации повстанчества. В этой борьбе мы уже имели связь с некоторыми кругами одного враждебного Советскому Союзу государства. Эти наши союзники помогали нам. Для поддержки партизанской борьбы они усилили переброску на Украину диверсантов, петлюровских эмиссаров, оружия и т. д. Эта связь велась через Конара, через Коцюбинского. Я не знаю, должен ли я называть здесь все эти государства.

Вышинский. Нет, в закрытом заседании вы их назовете.

Председательствующий. И фамилии назовете в закрытом заседании.

Вышинский. Вы лично участвовали в организации переброски оружия и прочего?

Гринько. Я был в курсе переговоров и давал на них согласие.

Вышинский. Руководили этим делом?

Гринько. Руководил.

Вышинский. Продолжайте.

Гринько. Этот период закончился в начале 1933 года в связи с арестом почти всей этой группы. Тогда не был арестован один я. Но я не сложил своего националистического оружия в своей борьбе против Советской власти. К этому периоду относится начало моей личной связи с фашистскими заграничными организациями, с влиятельными элементами фашистских организаций и некоторыми правительственными кругами. Эта связь была направлена к установлению контакта в целях подготовки отторжения Украины от СССР и организации борьбы против Советской власти.

Подробные факты и фамилии я назову в закрытом заседании. Я только скажу сейчас, что эта связь установилась рядом последовательных моих разговоров с представителями этих враждебных кругов, занимавших довольно видное официальное положение здесь, в СССР.

В начале 1935 года мне от Любченко стало известно о создании на Украине национал-фашистской организации, поставившей себе целью отторжение Украины от СССР и рассчитывавшей на помощь военной интервенции со стороны тех сил и элементов, с которыми у меня в то время уже была персональная связь. Национал-фашистская организация ставила также своей задачей соединение с "право-троцкистским блоком", установившим связь с военными заговорщиками.

Когда мне стало известно об этой организации, я дал согласие на вступление в нее. На меня была возложена задача установления связи с право-троцкистским центром, с правительственными кругами некоторых враждебных Советской власти государств и содействие Любченко в развороте этой работы на Украине.

Организация к тому моменту, когда я с ней связался, уже начала кристаллизоваться как национал-социалистическая организация.

Любченко рассказывал мне о центре этой организации на Украине, куда входили Любченко, Порайко и другие. Он рассказывал, что в этом центре дискутировался вопрос о характере партийной организации и о типе Украинского государства, если бы эта организация имела успех. По словам Любченко, организация стала на путь создания централизованной партии по типу национал-социалистической партии. В случае успеха организация предусматривала создание буржуазного Украинского государства по типу фашистского государства.

О таком характере организации я рассказывал видному участнику право-троцкистского заговора Яковлеву. В право-троцкистских кругах, с которыми мне приходилось разговаривать, эта тенденция превращения нашей организации в организацию фашистского типа несомненно существовала.

Как я выполнил те задачи, которые были возложены на меня этой национал-фашистской организацией?

Во-первых, связь с право-троцкистским центром. Связь эта пошла у меня по такой линии - Гамарник, Пятаков, Рыков. С Гамарником я связался через Любченко, имевшего связь с Якиром и Гамарником. Через Гамарника связался с Пятаковым, затем с Рыковым. Одновременно выполнялись внешне-политические задачи, поскольку и Пятаков и Гамарник рассказали мне, что Троцкий договорился по поводу компенсации за счет Украины за военную поддержку нашей борьбы против Советской власти.

Одновременно с установлением связи с "право-троцкистским блоком" я форсировал установление связи с иностранными силами через Крестинского, с которым меня связал Пятаков.

Установление связи моей с Гамарником, Пятаковым и Рыковым относится, примерно, к концу 1935 года.

Вышинский. Расскажите о вашей связи с Рыковым, в чем она заключалась?

Гринько. Заключалась она в том, что украинская организация стала под команду право-троцкистского центра.

Вышинский. В чем это выразилось?

Гринько. Это выразилось, во-первых, в том, что украинская организация получила задание от право-троцкистского центра. Я, как член этой организации, получил задание...

Вышинский. Вы получили задание от кого?

Гринько. От Рыкова.

Вышинский. Затем?

Гринько. Главным образом, от Рыкова.

Вышинский. Хорошо. Дальше.

Гринько. В 1935 году, в начале 1936 года мною в основном были выполнены те задачи, которые были на меня возложены украинской организацией. Я установил связи с право-троцкистским центром. Через Крестинского установил связь с фашистскими кругами одного из иностранных государств, которые приняли ту точку зрения, которой мы добивались. Через Крестинского я передал формулу нашей украинской организации и через него же я получил ответ, что соответствующие силы эту формулу принимают. Имея свои старые персональные связи с фашистскими кругами, я лично потом проверил этот факт и получил подтверждение.

Вышинский. Позвольте остановиться на этом вопросе. Следовательно, вы в 1935 году уже установили связь с правыми, как вы показываете, в лице обвиняемого Рыкова. Я так понимаю? Гринько. Да.

Вышинский. С кем вы установили связь через Крестинского?

Гринько. С фашистскими кругами одного враждебного Советскому Союзу государства.

Вышинский. С представителями этих кругов? С представителями фашистских кругов?

Гринько. Да.

Вышинский. Когда это было?

Гринько. Конец 1935 года, начало 1936 года.

Вышинский. А до 1935 года у вас лично не было связей с какими-нибудь фашистскими кругами?

Гринько. Были, с конца 1932 года.

Вышинский. Для чего вам понадобилось в 1935 году прибегать к содействию Крестинского?

Гринько. Потому что троцкисты вели свою линию связей в отношении Украины. Я считал, что официальные отношения этой украинской национал-фашистской организации нужно установить официальным путем, через Крестинского, чтобы знать, что речь идет об одном и том же, а не так, что в одном месте об одном будут договариваться, а в другом месте - о другом.

Вышинский. Тут была известная перестраховка.

Гринько. Да, я хотел проверить действительно эту связь теми связями, которыми я располагал персонально.

Вышинский. И уличили Крестинского?

Гринько. Нет, не уличил, подтвердил. Мне не в чем было его уличать.

Вышинский. Нет, на суде?

Гринько. Это другое дело.

Вышинский. Сейчас уличили Крестинского?

Гринько. Да.

Вышинский. Подсудимый Крестинский, вы слышали эту часть показаний?

Крестинский. Слышал. Но ни с какими фашистами я его не связывал, я его знакомил с деловыми людьми.

Вышинский. Не связывали, а "знакомили"?

Крестинский. С фашистами нет.

Вышинский. Тогда вам не нужны и фамилии на закрытом заседании. Или связывали, или не связывали?

Крестинский. Сейчас я не могу сказать.

Вышинский. Конечно, вы отрицаете?

Крестинский. Я отрицаю, что я разговаривал с фашистами для троцкистских целей.

Вышинский. Вы отрицаете, а вы (обращается к Гринько) подтверждаете. Скажите, подсудимый Гринько, может быть, вы путаете это обстоятельство с каким-нибудь другим? Может быть, он знакомил с каким-нибудь приятным человеком, хотя бы иностранным человеком, а вы...

Гринько. Я думаю, тут не место шутками заниматься.

Вышинский. Но выходит так.

Гринько. Я удивляюсь тому, что говорит Крестинский.

Вышинский. А вы, подсудимый Гринько, можете сказать, где у вас происходили переговоры с Крестинским?

Гринько. Я могу сказать то, что это было в моем бывшем кабинете в Наркомфине.

Вышинский (Крестинскому). Вы бывали в кабинете Гринько?

Крестинский. Бывал довольно часто на разных совещаниях.

Вышинский. По финансовым делам или по наркоминдельским?

Крестинский. Бывал, потому что меня назначали в какую-нибудь комиссию вместе с Гринько, комиссию, которая была и по наркомфинским и по наркоминдельским делам.

Вышинский. Это было естественно при вашем положении.

Гринько. Я сказал Крестинскому, что у нас такая-то позиция, что меня направил Пятаков, что я прошу передать об этой позиции и дать мне ответ. Крестинский сказал, что передал об этой позиции, сообщил мне, что эту позицию принимают. А я потом с тем самым лицом, которому передал Крестинский, разговаривал лично в Большом театре.

Вышинский. Лиц, их фамилии вы можете назвать на закрытом заседании?

Гринько. Конечно.

Вышинский. Чем вы объясните, что Крестинский отказывается?

Гринько. Это я не могу объяснить.

Вышинский. Кроме этого случая, у вас были еще переговоры с Крестинским по вопросам антисоветской деятельности?

Гринько. Было то, о чем я говорил на утреннем заседании относительно использования валюты. В большем посредничестве я не нуждался, так как имел свои прямые связи.

Вышинский (обращаясь к Рыкову). Вы подтверждаете эту часть показаний, где Гринько делает ссылку на вас?

Рыков. Да, у нас с ним было два свидания. Одно в конце 1935 года, а другое в начале 1936 года.

Вышинский. Какого характера были свидания?

Рыков. Это были свидания членов нелегальной организации, борющихся против партии и Советского правительства.

Вышинский. Вам не приходилось говорить с Гринько о Крестинском?

Рыков. О Крестинском нет. Мне с Гринько не было надобности говорить, потому что я лично знал и без Гринько, что Крестинский троцкист. Точно так же Крестинский знал, что я член нелегальной организации.

Вышинский. Выходит, что Крестинский говорит здесь неправду и пытается отвертеться от связи с троцкистами?

Рыков. Он не только говорит неправду, а хочет спутать ту правду, которая здесь есть.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, вы слышали это?

Крестинский. Да, слышал.

Вышинский. Вы подтверждаете это?

Крестинский. Я не подтверждаю, что я говорил неправду, и не подтверждаю, что хочу спутать правду.

Вышинский. У меня вопрос к Крестинскому. Но вам известно было, что Рыков занят подпольной борьбой?

Крестинский. Нет.

Вышинский. Неизвестно?

Крестииский. То есть я знал об этом из тех сообщений, которые делались на пленуме Центрального Комитета.

Вышинский. Ах, только так.

Крестинский. Только так.

Вышинский. А как вы скажете, обвиняемый Рыков, он откуда должен был знать о ваших позициях в то время?

Рыков. Прежде всего, если на пленуме Центрального Комитета делается сообщение о нелегальной работе члена Центрального Комитета, то этот член Центрального Комитета перестает быть членом Центрального Комитета.

Мы по этому поводу имели разговоры с ним, разговоры достаточно откровенные для того, чтобы знать доподлинно, кто с кем разговаривает. По-моему это было в 1932 - 1933 годах, точных дат я не помню.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете, что вам было известно, что Крестинский троцкист и член "право-троцкистского блока"?

Рыков. То есть в тот период такого полного блока не было, но что он член троцкистской организации, это так.

Вышинский. И он с вами вел разговоры?

Рыков. Он разговаривал со мной как член нелегальной организации.

Вышинский. Разговаривали о делах нелегального порядка?

Рыков. Разговаривали о нелегальных делах.

Вышинский. Вы утверждаете, что и Крестинскому известно было о ваших делах в нелегальной партии, а Крестинский отрицает это; выходит, что Рыков говорит теперь неправду, а вы, обвиняемый Крестинский, правду?

Крестинский. Я говорю правду.

Вышинский. А вы с какого времени начали говорить правду?

Крестинский. По этому делу?

Вышинский. Да.

Крестинский. Сегодня говорю правду.

Председательствующий. С двенадцати часов?

Крестинский. Да, на заседании суда.

Вышинский. Хорошо, значит это было с Рыковым и Крестинским. Дальше, обвиняемый Гринько, скажите, пожалуйста, вам известно было о том, что еще кто-нибудь из сидящих здесь на скамье подсудимых в тот период времени уже являлся участником вашей подпольной организации? Перечислите.

Гринько. Мне было известно об участии Бухарина.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, подтверждаете это?

Бухарин. Подтверждаю. Я усиливаю это, потому что однажды был у меня разговор с самим Гринько.

Гринько. Да, был.

Вышинский. Значит, правильно говорит Гринько?

Бухарин. Да.

Вышинский. Видите ли, я проверяю, потому что Крестинский говорит, что обвиняемый Гринько неправ.

Бухарин. Я внес эту поправку в целях просто уточнения, потому что речь идет не только о том, что он мог знать от Рыкова о моей подпольной работе, а у меня были свидания с Гринько непосредственно.

Гринько. Это было позже.

Затем мне было известно от Гамарника об участии Розенгольца и о прямой его связи.

Вышинский. Обвиняемый Розенгольц, вы подтверждаете это?

Розенгольц. Да.

Вышинский. Дальше.

Гринько. Мне было известно об участии Зеленского и прямой его связи.

Вышинский. Обвиняемый Зеленский, правду говорит подсудимый Гринько?

Зеленский. Правду.

Гринько. От Рыкова я узнал об участии Ягоды в этой организации, но прямой связи с Ягодой не было.

Вышинский (обращается к суду). Разрешите спросить Рыкова.

Обвиняемый Рыков, вы об этом говорили с Гринько?

Рыков. Я точно помнить не могу, но не могу исключать этого факта.

Вышинский. Значит, вы об участии Ягоды говорили?

Рыков. Да.

Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте спросить Ягоду.

Обвиняемый Ягода, вы это подтверждаете?

Ягода. Да, в отношении меня - это правда, но что Гринько был, я не знал.

Вышинский. Позвольте спросить Крестинского. Обвиняемый Крестинский, все подсудимые находят, что в отношении их говорят правду, вы говорите, что этого не было. Вы правду говорите?

Крестинский. Я говорю правду.

Вышинский. Сегодня?

Крестинский. Да.

Вышинский. Подсудимый Гринько, продолжайте ваши показания.

Гринько. Постепенно расширяя свои связи с право-троцкистским центром и знакомясь с его участниками, я составил себе в начале 1934 года представление о том, что из себя представлял право-троцкистский центр.

На основании ряда разговоров, связей и заданий, которые давались Рыковым, Бухариным, Гамарником, Розенгольцем, Яковлевым, Антиповым, Рудзутаком, Ягодой, Варейкисом и целым рядом других людей, для меня стало ясным, что право-троцкистский центр в это время базировался, главным образом, на военной помощи агрессоров. Это было общей позицией и для троцкистов, и для правых, и для националистических организаций, в частности для украинской националистической организации. Это означало: подрыв оборонной мощи Советского Союза, подрывную работу в армии и оборонной промышленности; открытие фронта в случае войны и провокацию этой войны; это означало расширение связи с агрессивными антисоветскими элементами за границей; это означало согласие на расчленение СССР и на компенсацию агрессоров за счет окраинных территорий СССР.

Наряду с этим у право-троцкистского центра существовал вариант захвата Кремля.

Вышинский. В каком году это было?

Гринько. Разговоры об этом велись на протяжении 1935 - 1936 годов. Об этом говорили все время. Может быть, это было и раньше.

Террористические настроения, и не только настроения, а террористическая работа у право-троцкистского центра, несомненно, имели место.

Мне известны две попытки подготовки террористических актов, которых в обвинительном заключении нет и о которых я должен здесь суду рассказать.

Вышинский. Расскажите о террористической деятельности.

Гринько. В этот период террористическая работа была одним из основных орудий в общем арсенале борьбы против Советской власти.

Вышинский. От кого вы об этом узнали?

Гринько. От Рыкова, Яковлева, Гамарника и Пятакова.

Вышинский. А из числа обвиняемых по настоящему делу?

Гринько. От Рыкова я знал, что это террористическая организация. Когда Рыков знакомил меня с характером этой организации, он мне сказал, что террор включен в программу.

Вышинский (к Рыкову). Подсудимый Рыков, вы подтверждаете показания Гринько?

Рыков. Подтверждаю.

Вышинский. Откуда пришли эти террористические установки?

Гринько. От Троцкого. Я об этом знал от Гамарника.

Вышинский. Расскажите конкретно о фактах подготовки террористических актов, которые вам лично известны.

Гринько. Хочу сказать о двух подготовлявшихся, но не осуществленных террористических актах. Это относится уже к последнему периоду, примерно, к первой половине 1937 года, связанному с начавшимся разгромом заговорщических организаций. Когда прошел процесс Пятакова и других, в право-троцкистском центре, особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) в 1937 году, была большая растерянность. Тогда мне рассказывал об этом Гамарник, причем он ссылался на то, что он советовался об этом ранее с Рыковым и Бухариным. Тогда стоял вопрос о том, что должно быть сделано что-нибудь чрезвычайное для того, чтобы спутать карты и задержать то наступление на заговорщиков, которое вели в этот период партия и органы НКВД. После февральского пленума ЦК в кругах заговорщиков была поднята кампания против Ежова, в котором концентрировалась целеустремленность и собранность партии по разгрому заговорщиков. В право-троцкистском центре эта кампания шла по двум направлениям: с одной стороны - дискредитировать Ежова и его работу внутри партии, оклеветать его. Ставился также прямо вопрос о необходимости убрать Ежова как человека наиболее опасного для заговорщиков.

Вышинский. Что значит "убрать"?

Гринько. Убрать - это значит убить.

Вышинский. Так и надо говорить.

Гринько. Я сказал "убрать" потому, что это имело двойной смысл:

с одной стороны, дискредитация Ежова внутри партии, подрыв его авторитета, с другой стороны, - убрать физически.

Вышинский. Это я понимаю, но мне также небезынтересно, что понималось под словом убрать, в криминальном смысле.

Гринько. Убрать - значит убить.

Вышинский. Так вы и разговаривали?

Гринько. Мне от Гамарника было известно, что Якир и Гамарник поручили троцкисту Озерянскому, который работал тогда в Нарком-фине, подготовку террористического акта против Ежова.

Вышинский. Озерянский работал под вашим непосредственным начальством?

Гринько. Да.

Вышинский. Кем?

Гринько. Он был начальником управления сберегательных касс.

Вышинский. Он участвовал в вашей организации?

Тринько. Участвовал. Я знал это от Гамарника, но прямых связей по подготовке террористического акта у меня с ним не было.

Вышинский. А по другим контрреволюционным делам?

Гринько. По подрывной работе в Наркомфине связь была.

Вышинский. Озерянский подходящий человек для подобного рода преступлений?

Гринько. Он боевик, бывший анархист...

Вышинский. И головорез?

Гринько. Он способен на подобные вещи.

Второй факт, который мне известен и который относится к тому же периоду, это подготовка Бергавиновым из Главсевморпути террористического акта против Сталина. Об этом я знал также от Гамарника. Об этом знали Антипов и Яковлев, об этом я знал и от самого Бергавинова, который говорил мне, что он задание Гамарника принял и пытается его осуществить.

Одним из заданий, которое было возложено на меня право-троцкистским центром, явилась организация подрывной работы по Наркомфину. Я дал подробные показания на предварительном следствии. Я здесь остановлюсь только на самых главных линиях и моментах этой подрывной работы.

Это задание право-троцкистского центра было мне передано Рыковым, причем он подчеркнул, что руководство центра, он и Бухарин, придает большое значение развороту подрывной работы в Наркомфине, ввиду той особенной важности и политического значения, которое имеют деньги. При этом была дана бухаринская формула - ударить по Советскому правительству советским рублем. Это мне передал Рыков и на эту тему мы говорили с Бухариным. Надо сказать, что это задание казалось право-троцкистскому центру настолько серьезным, что Рыков был у меня в Наркомфине по этому поводу и мы совместно с ним разрабатывали программу этих мероприятий.

Вредительская работа должна быть развернута по тем финансовым мероприятиям, которые связаны с широкими массами населения: налоговое дело, сберегательное дело, займовое дело и другие. Программа была разработана мною и Рыковым. Вредительская работа была развернута мною через моего заместителя Левина, через Озерянского, через Четверикова и некоторых других.

Например, в налоговом деле. Те искривления, которые нашли наиболее яркое выражение в Лепельском деле в Белоруссии, являлись одной из частей этих подрывных мероприятий. И если разоблачение Лепельского дела не было повернуто остро против Наркомфина в тот период, то объясняется это тем, что разоблачать это дело ездил Яковлев, который в тот момент отвел удар от Наркомфина.

В области сберегательного дела было проведено два мероприятия, связанных с сокращением сети сберегательных касс и с кампанией по залогу облигаций государственных займов. Сокращенная сеть сберегательных касс была не подготовлена к этому широкому мероприятию, а так как эти операции связаны с обслуживанием десятков миллионов людей, то они вызывали раздражение широких масс населения.

Большая подрывная работа была проведена в области государственного бюджета. Работа эта клонилась к подрыву бюджетной финансовой дисциплины, к ослаблению финансового контроля и тем самым к возможности использования государственных средств в центре и на местах для целей заговора. Вся эта работа осуществлялась мною через ряд людей в аппарате Наркомфина по директивам, которые были мне даны право-троцкистским центром.

Однако подрывная работа этим не ограничилась. От право-троцкистского центра я получил задание, используя финансы, содействовать подрывной работе по ряду других отраслей народного хозяйства. Например, право-троцкистским центром была разработана довольно большая программа в области подрыва капитального строительства. В разработке программы участвовали Пятаков, кажется, Бухарин и я. Эта программа была направлена к тому, чтобы замедлить темпы капитального строительства, сузить масштабы капитального строительства, полностью применить бухаринскую теорию "узких мест" в капитальном строительстве, тем более, что капитальное строительство имеет значение не только как важнейшая отрасль народного хозяйства, но и как дело огромного оборонного значения.

Я участвовал также и в подрывной работе в области сельского хозяйства, осуществляя вредительские финансовые мероприятия. Подрывная работа в области сельского хозяйства в право-троцкистском центре ставилась как очень важная задача.

Сталиным была выдвинута задача коллективизации как решающее средство преодоления отсталости сельского хозяйства. На основе успехов коллективизации была поставлена задача достичь урожая в 7 - 8 миллиардов пудов в год. Право-троцкистским центром был разработан план подрывных мероприятий, которые, если бы и не сорвали, то во всяком случае оттянули бы получение урожая в размере 7 - 8 миллиардов пудов. В частности, Рыков ставил вопрос так: надо, чтобы колхозник меньше получал на трудодень. Это, с точки зрения политической подготовки антисоветской борьбы, имело огромное значение, тем более, что вопрос хлебных резервов имеет решающее оборонное значение, что также трактовалось в право-троцкистском центре, когда разрабатывалась эта программа.

Проведению вредительских мероприятий и вредительских инструкций по финансированию сельского хозяйства немало помогли Рудзутак, который занимался вопросами финансов в Совнаркоме, и Яковлев.

Из общеполитических моментов я как будто бы все основное и главное назвал. Таким образом, я хотел бы сказать, что я здесь, перед Верховным Судом Советского Союза, должен отвечать и отвечаю за длинную цепь тягчайших преступлений против Советской власти и за острейшую борьбу против Советской власти, во-первых, как один из участников националистической контрреволюционной борьбы на Украине, которая через ряд этапов выродилась в национал-фашистскую организацию, одним из руководителей которой я являюсь, и как один из участников "право-троцкистского блока", который не ограничивался только работой по линии национал-фашистской организации Украины. но, начавши со связи с "право-троцкистским блоком" этой организации, "право-троцкистским блоком" я втянулся в более широкую работу по заговорщической право-троцкистской работе, и одновременно я отвечаю за измену родине и за прямые связи с влиятельными кругами некоторых фашистских государств, направленные к выполнению задач "право-троцкистского блока", к свержению Советской власти и к отрыву от СССР целого ряда областей.

Я целиком и полностью признал себя виновным, и мне нечего добавлять, что я ни в малой мере не намерен в своих показаниях смягчать размеры своей вины.

Председательствующий. Есть ли еще у кого-либо вопросы к подсудимому Гринько?

Вышинский. Я хотел бы уточнить несколько вопросов.

Во-первых, известно ли вам, подсудимый Гринько, о вредительской работе "право-троцкистского блока" в области снабжения населения предметами первой необходимости - хлебом и так далее?

Гринько. Наряду с вредительством в капитальном строительстве и в сельском хозяйстве "право-троцкистский блок" осуществлял довольно большую подрывную работу в области товарооборота. По этой линии я имел прямую связь с Зеленским.

Вышинский. Эту связь вы непосредственно установили с Зеленским по собственной инициативе или по его инициативе или по указаниям третьих лиц?

Гринько. Я затрудняюсь сказать, боюсь точно сказать, но, кажется, я без посредников установил, моя инициатива была. Тут было промежуточное звено. Меня Гамарник связал с одним из заместителей Зеленского, с Майоровым, который меня с ним связал. Но я связался с ним скорее всего непосредственно. Потом припомню - точно скажу.

Вышинский. Какие же преступления в этой области?

Гринько. В области товарооборота Зеленский и другие вредители в этой области, например Болотин по Наркомвнуторгу, осуществляли подрывную работу, создавали товарный голод, товарные затруднения в стране. Это относится как к пищевым, продовольственным товарам, так и к товарам первой необходимости. Скажем, громадное значение имеет вопрос о правильном территориальном распределении товарных масс в соответствии с размерами урожая, с размерами покупательного спроса населения, с зажиточностью населения в отдельных районах. Зеленский, по директивам "право-троцкистского блока", в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные районы посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других.

Вышинский. Вам откуда известно, что так поступал Зеленский?

Гринько. Это мне известно от Зеленского, и с Рыковым мы говорили, что такие мероприятия целесообразно проводились и проводятся. С точки зрения, конечно, заговорщической организации.

Вышинский. Значит, вам известно это лично как от Зеленского...

Гринько. ...так и от Рыкова и Болотина.

Вышинский. Так что вы это утверждаете не голословно, а на основании таких твердых данных?

Гринько. Разумеется.

Вышинский. Зеленский, вы слышали эту часть показаний Гринько? Как вы относитесь к ним?

Зеленский. Гринько говорит правильно.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, что вы скажете?

Рыков. Я частично вынужден отрицать. Если о Зеленском, я не говорил.

Вышинский. Не о Зеленском, а о самом факте, о вредительстве в товарообороте.

Рыков. Я об этом не говорил с ним о таких деталях. Вообще о вредительстве было, но чтобы я разрабатывал конкретный план вредительства в Наркомфине, этого не было.

Вышинский. Что вы припоминаете?

Рыков. Я припоминаю, что был разговор относительно низвержения Советского правительства. Вспоминаю, что как раз тогда был процесс вредителей в Сибири. На этом процессе были вскрыты, пойманы вредители. У меня был разговор с Гринько о том, что вредителей в области финансовой^ поймать труднее.

Вышинский. Это был теоретический разговор?

Рыков. Нет, мы говорили как два человека, которые признают вредительство одним из методов контрреволюционной работы.

Вышинский. То есть говорили как два члена вредительской организации?

Рыков. Да.

Вышинский. О том, что следует вредить таким-то образом?

Рыков. Да, да, это несомненно.

Вышинский. И вы вспоминаете?

Рыков. Да.

Вышинский. А детали вашей беседы вы не припоминаете?

Рыков. О разработке плана или программе вредительства в Наркомфине - этого я не могу припомнить.

Вышинский. Относительно того, что принципиально, что нужно вредить, чтобы затронуть наиболее острые вопросы?

Рыков. Нет, я этого не припоминаю.

Вышинский. А вы, Гринько, припоминаете?

Гринько. Я напомню: Рыков, вы были у меня в Наркомфине по вопросу о развертывании сельской сети почтовых отделений (вы тогда были Наркомпочтелем). После окончания, так сказать, легальной части, вы остались, и у нас были общие политические разговоры - и об украинских делах и о связях украинских подпольных организаций с право-троцкистским центром. Вы тогда говорили, что вредительство в области финансов отстает.

Вышинский. Вы говорите, что обвиняемый Рыков говорил об отставании Наркомфина, но в чем?

Гринько. Во вредительстве.

Вышинский. Рыков сказал, что вы вредите плохо.

Гринько. Тогда мы уговорились об основных линиях, по которым нужно будет развернуть работу.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете этот разговор с Гринько насчет вредительства?

Рыков. Этого не принимаю. Я это отрицаю и не только потому, что я хочу смягчить свою вину. Я сделал много вещей гораздо более тяжелых, чем это.

Вышинский. Но разговор насчет вредительства припоминаете?

Рыков. Да.

Вышинский. И относительно того, что в этой области трудно поймать. А вы предпочитали вредить там, где трудно поймать, а не там, где легко поймать?

Рыков. Не всегда можно исходить вредителю из этого.

Вышинский. Вы признаете себя виновным во вредительстве?

Рыков. Да.

Вышинский. Во всяком случае, разговоры о вредительстве у вас были с Гринько в плоскости возможных встречных вредительских мероприятий. то есть преступных дел.

Рыков. В области того, что эта мера нужна и должна быть как одна из мер борьбы против Советской власти.

Вышинский. Следовательно, он, Гринько, имел право говорить, что Рыков в должной степени давал ему указания о направлении вредительства?

Рыков. Тут мы друг другу не могли указывать, потому что у нас разногласий не было.

Вышинский. А в области Наркомфина, нуждался ли Гринько в ваших указаниях как вредитель или он сам знал?

Рыков. Я буду говорить об этом в своих показаниях. Мы разговаривали в начале 1936 года, а он перечислил целый ряд таких вещей, что если они имелись, то они должны были появиться гораздо раньше. О результатах можно было судить по бюджету, а результаты бюджета были после моего ареста, то есть бюджета на 1937 год.

Вышинский. Вы не принимаете формулировку, которую сказали, - ударить по Советской власти советским рублем?

Рыков. Я этого не говорил.

Вышинский. Но задача была такова?

Рыков. Я помню его слова о тезисах Клемансо.

Вышинский. Разве Клемансо тоже хотел кого-нибудь советским рублем ударить?

Рыков. В свое время был известен тезис Клемансо как формулировка стремления к смене правительства.

Вышинский. Это понятно о тезисах Клемансо, а в отношении вредительской работы в области Наркомфина? Это какое имеет отношение?

Рыков. К вредительской работе это непосредственно отношения не имеет. Это одна из насильственных форм.

Вышинский. Здесь Гринько говорил о военной группе изменников - Тухачевского и других, которые были в свое время осуждены Верховным Судом. Вы подтверждаете ту часть показаний, которая касается вас?

Рыков. Я знал о военной группе Тухачевского.

Вышинский. Что вы знали?

Рыков. Эта военная группа была организована независимо от блока, независимо от оттенков - троцкисты это или бухаринцы. Военная группа ставила своей целью насильственное устранение Правительства Союза и, в частности, участвовала в подготовке кремлевского переворота.

Вышинский. Об этом вам было известно?

Рыков. Да.

Вышинский. Когда вы об этом узнали?

Рыков. Я узнал об этом от Томского в 1934 году.

Вышинский. В 1934 году?

Рыков. Вероятно.

Вышинский. Показания Гринько в этой части соответствуют действительности?

Рыков. Да.

Вышинский. Подсудимый Гринько, относительно урожая какие разговоры были у вас с Рыковым? Уточните, пожалуйста.

Гринько. У меня с Рыковым был такой разговор, что право-троцкистский центр придает огромное значение развороту подрывных мероприятий в области сельского хозяйства, что подчеркивает и сам Рыков, что на этой точке зрения стоит Бухарин, что это вытекает из следующего положения: коллективизация должна дать устранение противоречия между уровнем промышленного развития страны и уровнем развития сельского хозяйства, устранение, которое является абсолютно необходимым для дальнейших быстрых темпов социалистического строительства. С другой стороны, есть громадная программа о 7 - 8 миллиардах пудов хлеба, которая решит вопрос о зажиточности деревни и об устранении противоречий между городом и деревней. Эта программа в значительной мере делает большой шаг вперед и имеет огромное значение с точки зрения оборонной для Советского Союза в смысле создания запасов хлеба.

Рыков говорил о том, что ему известно о программе право-троцкистского центра, что должна разворачиваться подрывная работа.

Вышинский. Меня интересует вопрос, почему Рыков счел нужным по этому вопросу говорить с вами?

Гринько. Я с Рыковым говорил, что когда я устанавливал связь украинских организаций, мы неизбежно должны были затронуть все главные политические вопросы. У нас получился обмен мнений, который дал информацию. Моя вредительская работа в Наркомфине являлась последующим приложением к той общеполитической связи. С другой стороны, я когда-то работал в Наркомземе, был заместителем наркома, у меня была персональная связь. Для сельского хозяйства, для МТС, для колхозов и так далее огромное значение имеет весь механизм финансирования, и в связи с этими обстоятельствами Рыков вел со мной разговор, рассказывал мне о подрывных мероприятиях в сельском хозяйстве и направлял меня в этом отношении.

Вышинский. Подсудимый Гринько, а с Бухариным вам приходилось говорить?

Гринько. С Бухариным у меня был короткий разговор в Кремле относительно принципиальной основы подрывных мероприятий в области финансов, разговор об отрицательном отношении "право-троцкистского блока" к франко-советскому договору.

Вышинский. Бухарин не объяснял вам, почему он недоволен франко-советским договором?

Гринько. Я об этом скажу дальше. Затем на ходу, в коридорах был разговор вообще о допустимости вредительства как метода политической борьбы, потому что тут есть громадные экономические потери, но он указывал, что поскольку довлеет политика в данном случае, вредительство следует допустить, с другой стороны, установление более широких экономических связей с капиталистическим миром даст возможность наверстать те потери, которые будут.

Что касается франко-советского договора, то в право-троцкистском центре (у меня был разговор с Рыковым, с Бухариным), было довольно широко распространено отрицательное отношение к франко-советскому договору потому, что франко-советский договор был одним из тех этапов мирной политики Советской власти, который устранял или отдалял столкновение с агрессором, столкновение, на которое делал ставку "право-троцкистский блок"; расторжение франко-советского договора в целях развязывания возможностей для агрессора входило в программу "право-троцкистского блока".

Вышинский. Скажите более подробно о пораженческой линии "право-троцкистского блока".

Гринько. Те первые разговоры, которые мне приходилось вести с целым рядом руководящих людей "право-троцкистского блока", показали мне, что основная политическая ставка, - если говорить реально, а не вообще, - была на поражение Советского Союза в войне с агрессором, на компенсацию агрессора за счет окраинных территорий Советского Союза и на свержение Советского правительства на этом пути. Кроме того, о чем я уже показал, могу напомнить, например, что когда я рассказывал Рыкову некоторые подробности продажи КВЖД...

Вышинский. Не забудьте, что у нас будет еще закрытое заседание суда.

Гринько. Я не забываю. У нас произошел такой обмен репликами, в результате которого было ясно, что это - устранение одного из поводов к возможной войне с Японией, которая стоит в плане "право-троцкистского блока".

Вышинский. Значит, "право-троцкистский блок" ориентировался на войну?

Гринько. Да, на войну, на военное поражение Советского Союза и на содействие агрессора в захвате власти.

Вышинский. Ориентировка на военное поражение и содействие агрессора в захвате власти?

Гринько. Да.

Вышинский. Кроме Рыкова, вы еще с кем-нибудь разрабатывали план подобного рода преступлений?

Гринько. Из числа участников настоящего процесса?

Вышинский. Да, из числа сидящих здесь на скамье подсудимых.

Гринько. Из числа подсудимых по настоящему делу - не помню.

Вышинский. Значит, вы разговаривали об этом с Рыковым?

Гринько. Да, с Рыковым, а о франко-советском договоре с Бухариным.

Вышинский. С Розенгольцем?

Гринько. Связь с Розенгольцем дал мне Гамарник. Уже одно это обстоятельство говорит, что это связано с некоторыми военными троцкистскими планами, но с Розенгольцем у меня разговор был, главным образом, по тем мероприятиям, по той подрывной работе, которую он проводил в области внешней торговли.

Это является экономическим аспектом той же пораженческой позиции, поскольку Розенгольц проводил мероприятия, направленные в помощь агрессору за счет Советского Союза.

Вышинский. Одним словом, в преступной деятельности Розенгольца были те же пораженческие мотивы, что и в вашей деятельности?

Гринько. Они лежали в основе всего.

Вышинский. Так что можно сказать не только о Рыкове, Бухарине, но и о Розенгольце. Еще один, последний вопрос. Вам известно было о заговоре Тухачевского, от кого именно?

Гринько. От Гамарника.

Вышинский. А кто, кроме Рыкова, знал об этом заговоре из участников этого процесса, сидящих на скамье подсудимых?

Гринько. Знал Розенгольц.

Вышинский. А еще кто?

Гринько. Со слов Рыкова, знал об этом Бухарин.

Вышинский. А еще кто?

Гринько. Больше никто. Я не имел связи со всеми. Думаю, что знал Ягода...

Вышинский. Вы думаете или вам кто-нибудь говорил? Почему вы так прорицательно думаете?

Гринько. На основе тех общих разговоров о Ягоде, которые были у меня с Рыковым.

Вышинский. Понятно, вы говорите осторожно, чтобы не сказать лишнего.

Гринько. Вообще о Ягоде Рыков говорил больше намеками.

Вышинский. Таким образом, о заговоре Тухачевского и о связи "право-троцкистского блока" с заговорщической группой Тухачевского известно, кроме вас, Рыкову, Розенгольцу, Бухарину и, вы допускаете, Ягоде?

Гринько. Да и целому ряду других людей, которые не сидят сейчас на скамье подсудимых.

Вышинский. Я говорю о тех лицах, которые являются участниками данного процесса.

Больше у меня вопросов нет.

Гринько. Я хотел бы сказать два слова в заключение.

Председательствующий. Пожалуйста.

Гринько. Показание, которое я дал на предварительном следствии, я мог бы и должен квалифицировать, с одной стороны, как разоблачение меня, потому что показание мое было дано после ареста, но вместе с тем, в процессе дачи этих показаний, в процессе всего того, что я переживал в ходе предварительного следствия, эти мои показания явились одновременно и раскаянием. Я хотел бы подчеркнуть в заключение своих показаний, что я здесь отвечаю как разоблаченный, но вместе с тем и как раскаявшийся в своих преступлениях изменник родине.

Председательствующий. Объявляется перерыв на 20 минут.

* * *

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий (Прокурору). У вас есть еще вопросы к подсудимому Гринько? Вышинский. Нет.

Председательствующий. У защиты есть вопросы?

Защита. Нет.

Председательствующий. У подсудимых есть вопросы?

Подсудимые. (Нет.)

Председательствующий. Подсудимый Чернов, показания, данные при допросе на предварительном следствии, вы подтверждаете?

Чернов. Подтверждаю целиком и полностью.

Председательствующий (к Прокурору). Желаете задать вопросы?

Вышинский. Подсудимый Чернов, сообщите суду краткие биографические сведения.

Чернов. Родился в 1891 году. Учился два года в духовной семинарии. Поступил в Московский университет, где учился около двух лет. Однажды арестовывался за революционную работу, но без тюремного заключения. Вступил в 1916 году в партию меньшевиков и оставался меньшевиком до января 1920 года, когда вступил в Коммунистическую партию (большевиков).

Вышинский. Это формально?

Чернов. Да.

Вышинский. А по существу?

Чернов. Вступивши в Коммунистическую партию (большевиков) в январе 1920 года, до 1927 года я честно выполнял те задания, которые партия на меня возлагала.

Вышинский. До 1927 года?

Чернов. Да. Но должен со всей откровенностью признаться, что старое меньшевистское нутро во мне безусловно сохранилось, и как только от методов ограничения партия перешла к методам наступления на кулацкие элементы в деревне, так это меньшевистское нутро немедленно себя дало знать.

Вышинский. В чем это выразилось, как оно дало себя знать, это меньшевистское нутро?

Чернов. С осени 1927 года у меня начались определенные сомнения в правильности генеральной линии партии.

Вышинский. К чему это привело?

Чернов. Я в это время работал в качестве Наркомторга Украины и руководил хлебозаготовками, а хлеб являлся как раз тем оселком, вокруг которого наиболее сильно обострилось сопротивление кулачества и его борьба против Советской власти. Этой осенью на Украину приехал Вячеслав Михайлович Молотов и поставил перед ЦК Украины и перед нами, как хлебозаготовительными работниками, вопрос о хлебозаготовках совершенно по-иному, чем он ставился раньше. Раньше методом хлебозаготовок была свободная купля-продажа. Это отвечало моему меньшевистскому нутру. Тут был поставлен вопрос о применении чрезвычайных мер против кулацко-зажиточной верхушки деревни. Это было началом решительного наступления на кулака. Я считал это неправильным, считал, что это поведет к разорению сельского хозяйства, к уменьшению товарности сельского хозяйства, и вот тут и начались мои сомнения.

Вышинский. Вот я и спрашиваю - к чему они привели, ваши сомнения?

Чернов. Эти сомнения укрепились к 1928 году. В 1928 году на Украине был недород, и я объяснял этот недород не теми климатическими условиями, которые лежали в основе этого недорода - была очень плохая зима и плохая весна тогда на Украине, которая погубила посев, - а считал, что этот недород есть не случайное, а органическое явление, вызванное применением чрезвычайных мер в хлебозаготовках, поскольку эти чрезвычайные меры, по моему мнению, повели к уничтожению у крестьянства, и у середняка в том числе, заинтересованности в развитии своего хозяйства, в уходе за посевами, в лучшей обработке земли и так далее.

Я не ограничился тем, что только сам имел у себя эти сомнения, уже укрепившиеся в 1928 году, я свои сомнения излагал среди тех работников, с которыми я работал, искал среди них соучастников своих взглядов.

Вышинский. И нашли?

Чернов. Нашел.

Вышинский. Кто это были?

Чернов. Гольдин - это председатель Укрхлеба, потом Васильев, работавший в сельском Господаре, и ряд лиц, с которыми я тогда работал в области хлебозаготовок на Украине. И, кроме того, таких же единомышленников видел, находил и среди лиц, которые не были непосредственно со мной связаны по хлебозаготовкам, но которые со мной, руководителем хлебозаготовительной работы, знающим положение в деревне, очень часто беседовали и также выражали свое недовольство политикой Центрального Комитета в деревне. К числу их относятся Затонский, Порайко, Гринько и еще ряд лиц, которых я уже всех не помню.

Вышинский. Это было в каком году?

Чернов. Это было в 1928 году.

Вышинский. Вы были членом нелегальной организации правых в 1928 году?

Чернов. Я считаю, поскольку я свои взгляды излагал перед своими единомышленниками, выражавшими недовольство политикой партии, - это уже было началом того, чтобы начать создавать такую организацию на Украине, но считаю, что формальным моментом своего вхождения в организацию правых явился момент после моей первой встречи с Рыковым.

Вышинский. Вас вовлек в эту организацию Рыков?

Чернов. Да, но я был к этому уже подготовлен.

Вышинский. Собственно говоря, вы нашли друг друга?

Чернов. Да, надо так понимать. С Рыковым я встретился осенью 1928 года.

По предложению Наркомторга Союза Микояна, я должен был поехать в Мухолатку, в санаторий в Крыму, где Микоян проводил отпуск, для доклада по вопросу о своей наркомторговской работе на Украине. Там в то время находился Рыков, как я узнал, между прочим. Среди моих единомышленников мы между собою делились мыслями о том, что хорошо бы кому-нибудь из нас повидаться с Рыковым и побеседовать по тем вопросам, по которым мы беседовали на Украине, о которых я говорил. Я решил воспользоваться этим пребыванием Рыкова в Мухолатке, и мы с ним увиделись. При встрече я информировал Рыкова о положении в украинской деревне, о том недороде, который на Украине есть, о том разорении, которое в украинской деревне наблюдается. Рыков особенно интересовался перегибами, которые допускались, которые имели место в отдельных случаях в хлебозаготовительной работе, и я эти случаи Рыкову излагал. Затем помню, Рыков на мою информацию и на изложение отдельных случаев перегибов мне сказал: "Вы думаете, что это отдельные случаи головотяпства хлебозаготовительного аппарата? Вы неправильно понимаете. Это результат политики ЦК партии, которая ведет деревню и сельское хозяйство к разорению".

Вышинский. Ну, а как вы реагировали?

Чернов. Я на это реагировал большей смелостью в изложении перед ним тех сомнений, о которых я суду сейчас рассказал. Рыков изложил передо мною взгляды правых по этому вопросу, то есть, не только по этому вопросу, а взгляды и программу правых, направленные против коллективизации и против индустриализации страны.

Я Рыкову при этой встрече сообщил, что имею на Украине единомышленников. На это Рыков мне ответил, что все это известные люди, большинство которых он знает и которые могут оказать большую пользу в деле правой организации. Но, дескать, вам не следует сейчас широко выступать и тем самым раскрывать свои силы. Время для нашего широкого выступления еще не настало. Вы, дескать, должны знать, какому разгрому ЦК подверг троцкистов, и если мы сейчас уже свои силы будем раскрывать, то это будет отрицательным для нашей организации правых.

Я на это Рыкову сказал, что если я его правильно понимаю, то значит мы должны создать тайную, подпольную организацию. Это он подтвердил, причем к этому еще добавил, что вот, говорит, вы, Чернов, являетесь Наркомторгом Украины, сидите на весьма ответственном участке работы. Ваша задача заключается в том, чтобы вы свою работу вели таким образом, чтобы добиться озлобления середняка путем распространения на середняцкие массы деревни тех репрессивных мер, которые правительством установлены были по отношению к кулакам. Углубляйте перегибы, озлобляйте середняка, учтите особо национальное чувство украинского населения и везде объясняйте, что эти перегибы являются результатом московской политики, и таким путем мы будем и создавать наши кадры, и поднимать крестьянство против Советского правительства и против ЦК. В заключение мы установили с Рыковым, что я при приезде в Москву буду к нему заходить и поддерживать с ним связь для координации действий правой организации на Украине.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, скажите, в этой части указание Чернова соответствует действительности?

Рыков. Я с Черновым виделся и старался убедить его в правильности моей тогдашней контрреволюционной деятельности, собирался сделать его своим сторонником, но нашел готового сторонника в лице Чернова.

Вышинский. Стараться особенно не пришлось?

Рыков. Не только особенно, а совсем не пришлось стараться. Я не могу с такой подробностью, как он, передать. Все что он говорит, по существу и в основном правильно, но то, что я являлся сторонником перегибов, в этой части, мне кажется, он неправ. Во всем остальном он прав.

Вышинский. Вот давайте говорить о всем остальном.

В 1928 году действительно ли к вам являлся Чернов и действительно ли он перед вами как перед одним из руководителей правого течения - будем так говорить - того времени ставил ряд вопросов политического порядка, и вы освещали эти вопросы с вашей точки зрения, причем рассчитывали его склонить к участию в вашей группе? К этому времени уже у вас была группа правых на подпольном положении?

Рыков. На подпольном нет.

Вышинский. Но была уже оформленная группа?

Рыков. Да. О создании такого же типа организационного гнезда, полулегального, могла идти только речь.

Вышинский. Значит была полулегальная группа во главе с вами, а еще с кем? С Бухариным и Томским? Я так понимаю?

Рыков. Да, была такая группа.

Вышинский. И вы решили вовлечь Чернова в эту группу?

Рыков. Да, я нашел сторонника в лице Чернова. Когда я в 1928 году был в Мухолатке, я не знал позиций Чернова в этом вопросе и стремился его, что называется, убедить или обработать. Для меня в тот период было неожиданным, что в лице Чернова я нашел готового сторонника.

Вышинский. Нашли готового партнера. Потом встречались с Черновым?

Рыков. Да.

Вышинский. В каком году?

Рыков. Через несколько месяцев после этого, когда он ехал за границу.

Вышинский. Обвиняемый Чернов, это правильно?

Чернов. Нет, я встречался еще, не один раз. То, что я встретился с Рыковым перед поездкой за границу, я подтверждаю, но дополняю, что это не единичная встреча, а было еще несколько встреч, о которых, если суд пожелает, я расскажу.

Вышинский. Если это относится к предмету обвинения. Пока, обвиняемый Рыков, можете сесть.

Чернов. Я еще раз подтверждаю, видимо Алексей Иванович забыл, а я прекрасно помню и помню, как это было выражено. Я не могу поручиться за каждое слово, но содержание и конструкцию фразы слов Рыкова, что я в своей работе должен организовать ее так, чтобы углублять перегибы и тем самым вызывать озлобление середняка, и учесть в своей работе как члена правой организации националистические чувства украинского населения. Это я прекрасно помню.

Вышинский. Это мы дополнительно можем уточнить. Пока идет речь о ваших конспиративных связях с Рыковым. Продолжайте дальше.

Чернов. Дальнейший характер моей работы несколько изменился в связи с тем, что я рассчитывал раньше работать на Украине, а потом меня перевели на работу в Москву.

Я перехожу к следующему эпизоду. В конце 1928 года я должен был поехать в Германию на лечение. Зная о том, что в Германии живет мой старый товарищ по меньшевистской организации, я решил с ним повидаться.

Вышинский. Кто это?

Чернов. Кибрик, с которым я переписывался до 1925 года, проживающий в Германии под чужой фамилией.

Перед поездкой в Германию я решил зайти в Москве к Рыкову.

Вышинский. Почему вы обратились к Рыкову?

Чернов. Потому, что я с ним условился, что будем координировать свои действия как члены правой организации и, кроме того, узнать, не будет ли каких поручений в Германию.

Вышинский. Поручений по... подпольной работе?

Чернов. Я не думал об этом.

Вышинский. По какой линии были поручения?

Чернов. До разговора с Рыковым я не знал, что будут за поручения.

Вышинский. Вот вы думаете себе - поеду за границу, какие же будут поручения - легальные или нелегальные?

Чернов. Я об этом не думал.

Вышинский. Не будет ли каких поручений по подпольной линии?

Чернов. По правой организации.

Вышинский. По правой организации?

Чернов. Я позвонил секретарю Рыкова - Нестерову, кажется, о том, что я еду за границу и мне по валютным делам, по вопросу повышения валюты, нужно поговорить с Рыковым, рассчитывая на то, что Рыков меня поймет и примет. Я позвонил секретарю и действительно получил час свидания с Рыковым.

При этом свидании я информировал его о положении на украинской деревне, о том, как там идут хлебозаготовки, и сообщил о том, что я еду в Германию. Не будет ли каких поручений? Рыков, зная меня как старого меньшевика, поставил передо мной вопрос о том, не смогу ли я, будучи в Германии, встретиться с Даном, установить связь с ним и передать поручение от имени правого центра. Я Рыкову ответил, что такую возможность я имею и думаю, что в этом отношении может оказать помощь мой товарищ по меньшевистской работе, о котором я уже говорил, - это Кибрик. Тогда Рыков дал мне поручение установить связь с Даном и передать ему поручение от правого центра.

Вышинский. Какое поручение?

Чернов. Я забыл сказать, что при этой моей беседе с Рыковым присутствовал еще Томский. Поручения заключались в следующем:

через партии II Интернационала поднять общественное мнение капиталистических стран против Советского правительства, через лидеров П Интернационала добиться у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому Союзу; заручиться от ГГ Интернационала, а через его лидеров - и от буржуазных правительств, - поддержкой в случае захвата власти правыми в стране. Я на это Рыкову сказал, что недостаточно будет передать Дану только эти поручения. Безусловно, Дан поставит ряд вопросов о силах правой организации, о том. что правая организация будет делать после прихода к власти. На это Рыков сказал: "вы можете заверить Дана, что мы располагаем достаточными силами в стране для того, чтобы свергнуть существующую у нас власть и захватить ее в свои руки". Причем он особо указал, что мы располагаем этими силами, в том числе среди видных ответственных военных работников. Второе, что он указал, что я могу заявить Дану, что правые после их прихода к власти установят правительство с учетом требований как ГГ Интернационала, так и буржуазных правительств, и пойдут на соглашение с буржуазными правительствами как по вопросам экономического порядка, так, если потребуется, и по вопросам территориального порядка. Как сейчас помню, Томский, присутствовавший при этой беседе, заявил, что антисоветские партии формально не существуют, но фактически они работу ведут, борются за свержение Советской власти. Мы, - говорил он, - не только должны их использовать, но и должны их привлекать к управлению государством.

Вышинский. Подсудимый Рыков, перед поездкой Чернова в Берлин вы виделись с Черновым?

Рыков. Да.

Вышинский. Вы с Черновым разговаривали в присутствии Томского или с глазу на глаз?

Рыков. В присутствии Томского.

Вышинский. Вы давали поручения Чернову связаться в Берлине с Даном?

Рыков. Да.

Вышинский. В каких целях?

Рыков. Насколько я помню, было две: во-первых, освещение в заграничной печати положения в деревне, недовольства крестьян...

Вышинский. В какой печати?

Рыков. В зарубежной печати.

Вышинский. В какой именно?

Рыков. Я не перечислял ни партий, ни газет, имел в виду печать и социалистическую, и буржуазную.

Вышинский. И меньшевистскую?

Рыков. Да.

Вышинский. Может быть специально "Социалистический вестник"?

Рыков. В частности и его.

Вышинский. А, кстати сказать, вам вообще не приходилось за этот период времени направлять в "Социалистический вестник" какие-нибудь корреспонденции непосредственно или через кого-нибудь?

Рыков. У меня была связь с "Социалистическим вестником" через Николаевского.

Вышинский. У вас была связь с "Социалистическим вестником", значит вы являлись корреспондентом "Социалистического вестника"?

Рыков. Я давал материал.

Вышинский. Это и есть корреспондент?

Рыков. Корреспондентом считается тот, кто пишет.

Вышинский. А вы не писали, вы только давали материал. Вы были сокорреспондентом?

Рыков. Это вопрос слов и стиля.

Вышинский. Да, но смысл таков. Вы имели связь с "Социалистическим вестником" и снабжали его разного рода материалами. Какими материалами?

Рыков. Эти материалы касались, главным образом, того же вопроса, о котором говорил Чернов, в период 1928 - 1930 годов, в связи с теми затруднениями кулацкого порядка, которые партия в то время преодолевала.

Вышинский. Этот материал был тенденциозно подобран?

Рыков. Конечно.

Вышинский. Может быть клеветнического характера?

Рыков. Тенденциозный и клеветнический - одно переходит в другое очень легко.

Вышинский. Я спрашиваю, переходил ваш материал из тенденциозного в клеветнический?

Рыков. Тут трудно установить разницу между этими понятиями.

Вышинский. Одним словом, и то и другое?

Рыков. В таком остром вопросе, как этот, всякая тенденциозность является клеветнической.

Вышинский. Вы в то время какую занимали должность?

Рыков. Я в то время был председателем Совета Народных Комиссаров Союза ССР и РСФСР.

Вышинский. И одновременно направляли в "Социалистический вестник" материал клеветнического характера? Правильно я вас понимаю?

Рыков. Совершенно правильно.

Вышинский. Похвальное занятие!

Рыков. Если бы это было похвальное занятие, я бы не имел несчастья разговаривать сейчас с вами.

Вышинский. Это совершенно правильно.

Рыков. Теперь о второй задаче. Чернов очень ускоряет события, так как в данном случае вопрос о захвате власти, который стоял у нас и который и я ставил, относится не к 1928 году, а к началу 1930 года. Тогда я этого не говорил и не мог говорить, потому что сказал об этом через 2 - 3 года, а в то время вопрос об этом не стоял.

Вышинский. Тогда позвольте установить, что именно вы говорили в то время. Вы говорили о двух целях. Первая цель - это осведомление Дана о внутреннем положении СССР?

Рыков. Да, через Дана стараться дать определенные тенденциозные сообщения о положении в деревне и политике партии в деревне.

Вышинский. Это одна задача, а другая?

Рыков. Вторая задача - получить поддержку со стороны партий II Интернационала в нашей позиции, занимаемой нами в этом вопросе.

Вышинский. Расшифруйте, пожалуйста.

Рыков. Позиция наша в 1928 - 1929. годах была такова: борьба, главным образом, в легальных формах, выражавшаяся в выступлениях Бухарина, в борьбе с Центральным Комитетом, в использовании съездов профсоюзов, и мы имели только первый этап создания нелегальной организации, которая начала создаваться, но еще не была решающей в нашей борьбе с Центральным Комитетом.

Вышинский. Это я понимаю. Но когда вы говорите о том, что Чернов и Дан ставили вопрос перед партиями II Интернационала о поддержке вашей борьбы, что вы имеете в виду? В каких формах эта борьба выражалась, в чем должен был вас поддержать II Интернационал?

Рыков. Добиться такого давления через общественную организацию буржуазных государств на Центральный Комитет ВКП(б), чтобы он изменил свою политику. В период 1928 года эта возможность и эти надежды еще не были потеряны у меня, так же как и у других членов организации.

Вышинский. Следовательно, вот эти две задачи перед вами стояли, и в этой области вы давали поручения Чернову?

Рыков. Да. И он потом мне сообщил непосредственно или через третье лицо - точно я сейчас этого не помню - о том, что это поручение он выполнил.

Вышинский. Когда это было вам сообщено?

Рыков. Это было после возвращения Чернова, месяца через три-четыре.

Вышинский. А в 1930 году у вас был с Черновым особый разговор, когда вы поставили вопрос о свержении Советской власти?

Рыков. С Черновым я не помню такого разговора, но возможность подобного разговора, конечно, не исключена.

Вышинский. Раз вы ставили такую задачу, конечно, эта возможность не была исключена.

Подсудимый Чернов, вы считаете правильным то, что говорил здесь подсудимый Рыков?

Чернов. Подтверждаю, но считаю, что Рыков говорит полуправду. Он умалчивает перед судом о том, что давал мне поручения к Дану о том, чтобы не только говорить относительно помощи самих социалистических партий, входящих во II Интернационал, но и о том, чтобы Дан через лидеров II Интернационала добился у буржуазных правительств усиления враждебного отношения к Советскому Союзу.

Вышинский. Так вы понимали поручение Рыкова?

Чернов. Да, я так понимал, так это и было.

Вышинский. Это недалеко одно от другого.

Чернов. Это недалеко, но это полуправда.

Вышинский. Подсудимый Рыков, вы настаиваете на своем показании?

Рыков. Да, настаиваю.

Вышинский. Стало быть, в такой острой постановке вы этого указания в тот период не давали?

Рыков. Этот вопрос встал позже.

Вышинский. Следовательно, вы, подсудимый Чернов, утверждаете, что основная задача и основное поручение, которое давал вам подсудимый Рыков, заключались не столько в информации, сколько в организации помощи со стороны враждебных СССР империалистических государств, - вы так утверждаете?

Чернов. Да, да, утверждаю.

Вышинский. Вам впоследствии приходилось говорить с Рыковым на подобного рода темы?

Чернов. Да, приходилось. Я потом об этом расскажу.

Вышинский. Расскажите сейчас.

Чернов. По возвращении из-за границы я виделся с Рыковым и передал ему, как выполнено мною поручение, данное мне к Дану.

Вышинский. А вы выполнили это поручение?

Чернов. Выполнил. Я повидался с Даном, сообщил поручение от правого центра и получил ответ не сразу, потому что Дан сказал, что сразу он не может дать ответ, а должен посоветоваться с руководителями II Интернационала. Через несколько дней, при второй встрече я получил от Дана положительный ответ на все эти вопросы.

Вышинский. И вы об этом сообщили Рыкову?

Чернов. Да, я об этом сообщил Рыкову.

Вышинский. С глазу на глаз?

Чернов. Да.

Вышинский. Можно Рыкова спросить по этому поводу? Вы подтверждаете это?

Рыков. Я уже сказал, что он при возвращении, я не помню, лично или через третье лицо, сказал, что он поручение выполнил.

Вышинский. Продолжайте, подсудимый Чернов.

Чернов. Я еще позабыл сказать о том, что при этом же свидании не от Рыкова, а от Томского я получил поручение создать правую организацию из моих знакомых, если таковые имеются среди сотрудников торгпредства и полпредства в Германии, что я тоже выполнил по приезде в Германию, встретившись с Яновицким. Я узнал от него, что он разыскал Кибрика, знает его телефон и адрес, и я могу с ним там связаться. По приезде в Берлин я позвонил Кибрику, и мы условились с ним встретиться в баварском зале ресторана "Фатерланд". Эта встреча там с ним и произошла. Встретились мы с Кибриком довольно радостно, как старые знакомые. В беседе я ему изложил, как своему хорошему товарищу, о своих настроениях, политических, конечно, и поставил, между прочим, перед ним вопрос о том, что мне очень необходимо увидеться с Даном и сказал, для каких целей мне это нужно. Кибрик сказал, что эту встречу он мне устроит.

Вышинский. Встреча состоялась?

Чернов. Да, я сейчас расскажу все это подробно. Мы условились, что Кибрик устроит мне эту встречу с Даном в Кенигштейне, куда я поехал для лечения, и встреча в Кенигштейне состоялась. Ко мне зашел Кибрик, и мы с ним пошли в гостиницу, где Дан остановился, и там встреча у меня была с Даном с глазу на глаз, так как Кибрик ушел. Я рассказал Дану относительно положения внутри Советского Союза, в мрачных красках описал положение сельского хозяйства на Украине и передал Дану все поручения, которые я от правого центра, в лице Рыкова, получил.

Дан ответил, что он считает предложение правого центра вполне приемлемым, "...но должен, - говорит, - вам задать особый вопрос. Я вас давно знаю. Как вы сами оцениваете силы правой организации?" Я ему на это ответил, что правые обладают достаточными силами для того, чтобы власть захватить и удержать, в том числе указал и на наличие достаточных связей среди военных работников. На это мне Дан ответил, что тут, дескать, вы неправы. Если правые власть и захватят, то удержать власть хоть сколько-нибудь длительно без надлежащей помощи, и, прежде всего, вооруженных сил со стороны капиталистических государств, не удастся. Кроме того, вы должны, дескать, вести свою работу таким образом, чтобы подорвать экономическую и политическую мощь Советского Союза. Причем, как сейчас помню, выражение, которое им было допущено, - что вы, говорит, не должны останавливаться ни перед какими средствами. Тот, кто борется за свержение власти и останавливается перед теми или другими средствами, является политическим Маниловым, и нужно капиталистическим государствам оказывать помощь в их борьбе против Советского Союза уже сейчас. Вот результаты встречи с Даном. Через несколько дней я получил приглашение от Кибрика ехать в Берлин. Я приехал. Эта вторая встреча с Даном состоялась на квартире Кибрика. Дан сказал, что он успел связаться с лидерами II Интернационала и просил меня передать Рыкову о том, что лидеры II Интернационала вполне приемлют те предложения, которые я им от имени правого центра передал. Тут же Дан опять вернулся к вопросу о том, что без помощи вооруженных капиталистических правительств не удастся удержать власть правых. Опять подчеркнул, что вы, дескать, в частности, как член правой организации, борющейся против Советской власти, должны помогать капиталистическим государствам в их борьбе против Советской власти, поскольку ваши цели сходятся. Я задал вопрос: в чем эта помощь может выражаться? Дан на это не дал прямого, определенного ответа, а ответил так, что помощь может быть самая различная, встретится она в вашей жизни, вы эту помощь должны оказать. Еще я поставил перед Даном вопрос о том, как установить связь между правым центром и между ним, Даном, на последующее время. На это мне Дан ответил, что вы, дескать, об этом не беспокойтесь, Рыков найдет возможность установления этой связи. Но, я, говорит, хочу, чтобы вы лично поддерживали связь со мною через Кибрика. Вот результат этой моей встречи с Даном.

После беседы с Даном, происходившей, как я сказал, на квартире Кибрика, Дан уехал, а мы с Кибриком остались ужинать. После ужина я должен был поехать на вокзал. За ужином сильно выпили. Кибрик, сославшись на какую-то особую занятость, сказал, что он не может меня проводить на вокзал, и посадил меня в автобус, и я поехал для того, чтобы отправиться обратно в Кенингштейн.

Вышинский. На вокзал попали?

Чернов. Нет, не попал, а попал в полицей-президиум. В автобусе, в котором я ехал, ко мне пристало несколько немцев. Один из них меня толкнул, я его тоже в свою очередь толкнул.

Вышинский. Крепко?

Чернов. Ну, я не так физически силен, чтобы крепко толкнуть, во всяком случае толкнул насколько было сил.

Вышинский. Ну, и что же случилось?

Чернов. Случилось то, что меня схватили три немца, остановили автобус, пересадили в такси и повезли в полицей-президиум.

Я в полицей-президиуме протестовал и требовал, чтобы меня выпустили. Мне сказали, что я должен дожидаться утра и прихода начальника. Я переночевал там. Утром явился какой-то чиновник, хорошо говоривший по-русски, которому я тут же заявил протест. Он говорит, что должен доложить начальнику. Через некоторое время явился человек. Он назвался полковником Обергауз. Он вынул протокол, перевел мне его - я обвинялся в изувечении немцев и что за это я должен отвечать как уголовный преступник, а кроме того, копию этого протокола, сказал мне. направят в наше полпредство, и тут же предложил мне стать сотрудником немецкой охранки, немецкой разведки. Я отказался. Тогда Обергауз сказал, - что, я, дескать, знаю кое-что о ваших делах в Германии. Я спросил, что? Он ответил - о ваших встречах с Даном, и показал мне несколько фотокарточек встреч с Даном, снятых как в Кенигштейне, так и в Берлине и, кроме того, передал мне коротко содержание беседы с Даном.

Вышинский. Чьей?

Чернов. Моей беседы с Даном. Причем в этом изложении было ясное повторение слов Дана. Тогда для меня стало абсолютно ясно, что та ловля меня, которая происходила в Германии, организовывалась немецкой разведкой при полном содействии самого Дана и при участии Дана, и что сам Дан, безусловно, является агентом немецкой разведки, равно как Кибрик.

Вышинский. А то, что вам было предъявлено в полиции, соответствовало действительности?

Чернов. Протокол? Он был составлен тенденциозно, увечить человека я не мог.

Вышинский. Относительно разговора с Даном?

Чернов. Это соответствовало тому, о чем действительно с Даном говорили.

Вышинский. А разговор с Даном у вас был в присутствии кого?

Чернов. В Кенигштейне разговор был с глазу на глаз. Кибрик привел меня в комнату Дана и сам ушел.

Вышинский. Значит, полицейский чиновник мог знать разговор от вас или от Дана?

Чернов. Да.

Вышинский. Если вы не могли передать разговор, значит полицейский знал об этом от Дана, а если Дан сообщил это полиции, значит он - сотрудник полиции?

Чернов. Да, иначе он бы не передавал.

Я после этого дал согласие и стал немецким шпионом.

Вышинский. Значит, сами попались?

Чернов. Да. После этого начались формальности, анкеты, подписка. Обергауз проинструктировал меня о той работе, которую я должен вести в Советском Союзе в пользу Германии. Причем, видя то волнение, в котором я находился, он говорил: вы напрасно волнуетесь. Вы боретесь против Советской власти, мы боремся против Советской власти и, наверное, даже методы нашей борьбы в ближайшее время сойдутся.

Вышинский. Это вас успокоило?

Чернов. Не успокоило.

Вышинский. Но он вас успокаивал?

Чернов. Задания, которые давал Обергауз, сводились к тому, что я должен давать систематические информации немецкой разведке по тем вопросам, которые ее интересуют и которые будут даваться через представителя немецкой разведки в Москве, и должен организовать диверсионно-вредительскую работу на том участке, на котором я работал. Так как я в то время работал по хлебозаготовкам, то в первую очередь я должен был вредить в хлебозаготовках.

Вышинский. В чем выразилось ваше сотрудничество с германской разведкой?

Чернов. Мне советовал Обергауз, во избежание провала, не расширять сильно связь с правыми, а держать связь с ограниченным количеством людей и закрепить эту связь. Тут же Обергауз сказал, что в течение некоторого времени меня в Москве не будут беспокоить, давая возможность наладить мою разведывательную работу в Советском Союзе. И действительно, сначала ко мне никто не являлся. Прошло несколько месяцев, и в 1930 году у меня произошла встреча с представителем немецкой разведки.

Вышинский. Как же она произошла?

Чернов. Я работал тогда, - не помню, заместителем наркома или членом коллегии Наркомторга. Ко мне позвонили из информбюро Наркоминдела и сообщили, что корреспондент немецкой газеты "Берлинер-Тагеблат" Пауль Шефер должен со мной поговорить по вопросам информации. Я должен сообщить ему сведения, которые не являются секретными. Действительно, через некоторое время ко мне явился Шефер и сказал, что он явился от полковника Обергауза и назвал мне пароль "Рейнольд"; это была моя кличка как немецкого шпиона. Я спросил Шефера, что требуется полковнику Обергаузу? В данное время он потребовал от меня информации по вопросам внутрипартийной жизни, по вопросам состояния работы среди правых троцкистов, о положении в деревне. Кроме этого, потребовал специальные сведения о запасах промышленных товаров. Особенно интересовался он запасами промышленных товаров в городе. Потребовал сведения о ходе хлебозаготовок и о мобилизационных запасах хлеба. Одну часть требуемых сведений - информации о положении в партии, о работе среди правых - я ему тут же передал словесно, а сведения цифрового порядка передал ему через несколько дней.

После этого у меня был ряд периодических встреч с Шефером. Я передавал для немецкой разведки информации, и через него получал от немецкой разведки указания об организации вредительской работы. Я имел особенно продолжительную беседу с Шефером по вопросу организации вредительской работы в области заготовок и хлебоснабжения. Основное задание, которое немецкая разведка мне тогда дала, заключалось в том, чтобы организовать порчу хлеба в стране. Для этого надо было задержать строительство складов и элеваторов, чтобы создать разрыв между растущими хлебозаготовками и складской емкостью, и тем самым, как говорил Шефер, добиться двух вещей:

во-первых, самой порчи хлеба и, во-вторых, вызвать озлобление крестьян, которое неминуемо, если они увидят, что хлеб гибнет. Требовалось также организовать сплошное заражение хлебных складов амбарными вредителями и, особенно, клещем. Шефер особенное требование предъявлял к организации заражения амбарными вредителями и клещем мобилизационных запасов. Эти задания, полученные от Шефера, мною выполнялись. Затем Шефер из СССР уехал. Перед отъездом он сообщил мне о том, что, ввиду опасности провала, он должен уехать в Германию, но немецкая разведка не преминет со мной связь установить.

Моя связь с представителями немецкой разведки снова восстановилась уже тогда, когда я перешел на работу в Комитет заготовок. Шпионско-вредительская работа особенно усилилась с моим назначением наркомом земледелия. Через несколько месяцев после назначения меня наркомом земледелия Союза ко мне в Наркомзем явился некий Райвид - мой товарищ по меньшевистской организации в Иванове, работавший в Наркоминделе в течение длительного периода. Мы с ним изредка встречались, поэтому я не удивился тому, что он зашел ко мне в Наркомзем. Но когда мы с ним остались в кабинете одни, он сказал: "Нам надо с вами серьезно поговорить, Рейнольд". Этим все было расшифровано, все стало ясным. Оказалось, что Райвид является резидентом немецкой разведки в Советском Союзе и получил от Обергауза указание установить со мной связь. Мы встречались с Райвидом неоднократно. Когда я пришел на работу в Наркомзем, наши встречи были посвящены тому, чтобы разработать подробную программу вредительской и диверсионной работы в области сельского хозяйства по основным, узловым вопросам. Эта программа, разработанная на основе требований немецкой разведки, заключала в себе вредительство: по семенам, по севообороту, по машинно-тракторным станциям, по животноводству, причем особым условием немецкая разведка ставила организацию вредительства в области коневодства с тем, чтобы, как Райвид говорил, не дать лошадей для Красной Армии. В части, касающейся семян, мы включили в свою программу - запутать семенное дело, смешать сортовые семена и тем самым понизить урожайность в стране. В части, связанной с севооборотом, путем неправильного планирования посевных площадей поставить колхозное крестьянство в такое положение, при котором колхозники фактически не могли бы осуществлять правильный севооборот и были бы вынуждены занимать под посевы луга и пастбища. Это должно было привести к уменьшению урожая в стране и, вместе с тем, вызывало бы озлобление крестьян, которые никак не могут понять, почему их заставляют распахивать луга и пастбища, когда колхозы хотят развивать животноводство и нужна кормовая база.

Что касается МТС, то здесь была поставлена задача - выводить из строя тракторы, комбайны, сельскохозяйственные машины, запутать финансовое хозяйство МТС, для чего сажать во главе МТС людей негодных, провинившихся и, прежде всего, членов нашей правой организации.

В части животноводства были поставлены задачи - вырезать племенных производителей, добиваться большего падежа скота, не давать развиваться кормовой базе, особенно использовать для падежа скота искусственное заражение скота различного рода бактериями.

Вышинский. Скажите более подробно о падеже скота, откуда получали бактерии, какие и так далее.

Чернов. Я должен сказать о том, что рассказывал и Рыкову при своих встречах с ним в 1935 году. Я говорил, что мною подготовлены такие-то диверсионные акты и получил одобрение со стороны Рыкова.

Мною были проведены следующие диверсионные акты. Для того, чтобы добиться падежа скота в Восточной Сибири, я предложил начальнику Ветеринарного управления Гинзбургу, участнику организации правых, а через него начальнику Ветеринарного снабжения, также участнику организации правых, не завозить противоязвенные биопрепараты в Восточную Сибирь, зная о том, что в Восточной Сибири очень опасно по части сибирской язвы. Препараты эти туда завезены не были. Подготовка эта велась в 1935 году, и когда весной 1936 года там вспыхнула сибирская язва, то оказалось, что действительно препараты туда завезены не были, и тем самым было погублено - я точно не могу сказать, - во всяком случае, больше 25.000 лошадей.

Второе. Я поручил Гинзбургу и заведующему бактериологическим отделом Бояршинову произвести искусственное заражение в Ленинградской области свиней рожей, а в Воронежской и Азово-Черноморском крае - чумой. Выбрал я эти две бактерии потому, что прививка эта производится свиньям не убитыми микробами, а живыми, только ослабленными. Поэтому технически организовать искусственное заражение было довольно просто. Во-вторых, потому что по этим двум болезням существует правильный порядок, при котором в случае заболевания чумой в той или иной местности подлежит поголовной прививке все находящееся в этой местности поголовье свиней. Это давало возможность сразу придать массовый характер этому заболеванию.

С этой целью были выделены, по моему предложению, три фабрики: Кашинцевская, Орловская и Ставропольская. Там были изготовлены биопрепараты с неослабленными бактериями под особыми номерами серий. Номера этих серий были сообщены Бояршинову, который сообщил их на места тем начальникам ветуправлений, на которых можно было положиться в этом случае, а они, в свою очередь, передали их в районы тем ветврачам, которые были антисоветски настроены и в случае большого падежа скота не стали бы поднимать большого шума.

Таким образом, эти биопрепараты были завезены и искусственная прививка была произведена в этих трех областях.

Трудно оценить результаты, но, во всяком случае, нужно считать, что благодаря этому диверсионному акту было погублено несколько десятков тысяч свиней.

Вышинский. Это все?

Чернов. В части, касающейся диверсионных актов, это все. В части, касающейся моих связей с немецкой разведкой, я добавить ничего не имею и хотел бы вернуться к продолжению показаний о моих связях с правым центром и с Рыковым.

Вышинский. Еще один вопрос по части связей с немецкой разведкой. Вы получали какие-нибудь деньги от разведки?

Чернов. Да, я совершенно упустил это из виду.

Вышинский. Ну, конечно, это такой маловажный вопрос, вы о нем забыли.

Чернов. Это вопрос, конечно, немаловажный, но я его упустил из виду. Я в Берлине получил 2 тысячи марок...

Вышинский. А всего сколько?

Чернов. Примерно около 30 тысяч в немецких марках и около 150 тысяч рублей советскими рублями. Значительная часть этих денег была использована на мои личные нужды, а некоторая часть - для подкупа членов правой организации, которых я считал нужным подкупить.

Вышинский. Таким образом, часть полученных денег была использована для подкупа, а большая часть - на свои личные нужды?

Чернов. Абсолютно правильно.

Вышинский. Стало быть, можно сказать, что вы не только попали в ловко расставленные сети немецкой разведки, но что вы сознательно продавались за деньги врагам?

Чернов. Абсолютно точно.

Вышинский. Расскажите о ваших дальнейших связях с Рыковым.

Чернов. Продолжаю насчет своих связей с правой организацией и с Рыковым. Кроме тех встреч с Рыковым, о которых я рассказывал, я имел следующую встречу с ним в декабре 1930 года. Был я вызван им самим, встреча происходила у него на квартире. При этой встрече было очень радужное настроение у Рыкова и у Томского, который тоже присутствовал при этой встрече.

Настроение было такого порядка, что неминуемы в ближайшее время крестьянские восстания, которые помогут при надлежащем руководстве со стороны правой организации перейти к захвату власти в стране. Тут же Томский между прочим сказал о том, что сейчас правый центр принял меры к тому, чтобы добиться получения некоторых видных постов представителями правой организации. Нам, дескать, это очень нужно для совершения "дворцового переворота" в стране. Тут же от Рыкова я получил и указание об организации вредительской работы. Задача, которую Рыков поставил передо мной в этом деле, должна была заключаться в том, чтобы путем распространения на середняцкие массы деревни репрессивных мер, установленных для кулаков, вызвать озлобление крестьянства против политики партии и против Советской власти и путем дезорганизации снабжения хлебом вызвать недовольство среди рабочего населения.

Следующий раз я встретился тоже по приглашению Рыкова с ним, кажется, в октябре, но, во всяком случае, осенью 1932 года. Эта встреча происходила в тот момент, когда в деревне произошло резкое изменение. Колхозное движение окрепло, кулачество было разгромлено и деревня уже начала реально ощущать результаты индустриализации страны. Хотя Рыков внешне и старался казаться спокойным человеком, но видно было, что он ошеломлен неудачей тех политических прогнозов, которые он до этого делал, и он в беседе со мной поставил вопрос таким образом, что нам нужно еще дальше уйти в подполье и ориентироваться в деле захвата власти на совершение "дворцового переворота". Я ему сказал: о дворцовом перевороте" вы говорили и в 1930 году со мной, в чем же разница между установкой 1930 года и установкой 1932 года? Он мне ответил: "разница в том, что в 1930 году это был один из возможных вариантов, а сейчас это наиболее решающий и наиболее важный вариант для захвата власти". Как он говорил, мы должны путем "дворцового переворота", то есть ареста и убийства руководителей партии и правительства, захватить власть в стране.

Вышинский. Это уже вторая встреча после 1930 года?

Чернов. Первая встреча была в 1930 году, а это было в 1932 году.

Вышинский. Следующая встреча когда была?

Чернов. Следующая встреча была в 1934 году, через несколько месяцев после назначения меня наркомземом Союза. Происходила она по вызову Рыкова, у него на даче. Эта встреча была у нас с глазу на глаз. И содержание этой встречи относилось, главным образом, к вопросам организации моей работы, как члена правой организации, в связи с моим назначением в Наркомзем Союза. Здесь Рыков поставил передо мной задачу, сводившуюся к тому, что я должен организовать свою работу так, чтобы добиваться подрыва колхозного строя, а для этого вести руководство колхозами так, чтобы не было заинтересованности у колхозника в участии в колхозном производстве. А для этого вести колхозное хозяйство так, чтобы колхозник, как он говорил, получал гроши за трудодни. Конкретно мы всего плана вредительской работы не устанавливали и условились о том, что я вместе с узкой группой членов правой организации Наркомзема разработаю и начну проводить конкретный план вредительских мероприятий в области сельского хозяйства.

Следующая и последняя моя встреча с Рыковым состоялась или в конце 1935 года, - я точно не помню, - или в начале 1936 года. Это было в период, когда происходили известные кремлевские совещания руководителей партии и членов правительства с передовиками сельского хозяйства. При этой встрече указания Рыкова сводились к следующему. Он говорил, что мы, дескать, не можем не учитывать того роста и укрепления колхозов, которые имеются в стране, и того роста новых колхозных кадров, которые на этих совещаниях выявлены. Но это, дескать, отнюдь не означает, что у нас нет сил в деревне, которые мы могли бы организовать. И в качестве этих сил указывал кулацкие элементы в лице возвращенцев из спецпоселений и антисоветски настроенные элементы из старой сельской интеллигенции: агрономов, врачей, зоотехников и так далее. Эти, дескать, силы мы должны всячески мобилизовать и использовать для нашего дела. И особо подчеркивал, что для возможности захвата власти правых в стране имеются только два выхода: это насильственное устранение руководства партии и руководства правительства, то есть их арест или убийство, или то и другое вместе. И особенно он упирал на необходимость поражения Советского Союза в войне с капиталистическими странами, в случае нападения последних на нас, и в этом свете особо указывал на всю важность организации вредительской и диверсионной работы, говоря, что раз нам необходимо поражение Советского Союза для завоевания власти в стране, то мы это поражение должны ускорить, а равно ускорить и самое наступление войны путем уменьшения экономической и оборонной мощности Советского Союза. Вот к этому сводилась наша беседа в 1935 году. Повторяю, что при этой встрече о тех диверсионных актах, о которых я говорил, в частности, об искусственном заражении скота, я сообщил Рыкову, как равно при каждой встрече информировал его о той вредительской работе, которая мною организовалась как в области работы по хлебозаготовкам в Комитете Заготовок, так и в области Наркомзема, в области сельского хозяйства.

Вышинский. Это все? Значит, в 1936 г. вы имели последнюю встречу с Рыковым?

Чернов. Или в конце 1935 года, или в начале 1936 года. Я должен добавить: тут как раз Рыков мне сказал, что дальше он не может со мною встречаться, так как боится провала, так как установлена очень большая слежка за ним, и сказал, чтобы я установил связь с другим запасным центром через Любимова.

Вышинский. Значит, первая ваша заговорщическая встреча с Рыковым была в 1928 году, а последняя в 1936 году или в конце 1935 года?

Чернов. Правильно.

Вышинский. Значит, в 1928 году вы с Рыковым встречаетесь и говорите с ним о вашем участии в борьбе против Советской власти?

Чернов. Правильно.

Вышинский. Вы выполняете его поручение во время поездки за границу по связи с Даном?

Чернов. Да.

Вышинский. В 1929 году вы с ним встречаетесь?

Чернов. В 1929 году на короткое время для информации.

Вышинский. В 1930 году вы опять имеете с ним встречу на той же почве ваших общих преступлений?

Чернов. Да.

Вышинский. В 1932 году вы опять имеете встречу на почве тех же ваших общих преступлений?

Чернов. Да.

Вышинский. В 1934 году вы вновь с ним встречаетесь на той же почве преступной общей деятельности и, наконец, в конце 1935 года или начале 1936 года вы встречаетесь с ним также на той же общей почве преступной деятельности и дальше с ним прерываете связь по конспиративным соображениям?

Чернов. Да.

Вышинский. Ваши встречи с Рыковым носили характер получения указаний и инструктажа со стороны Рыкова в отношении вашей преступной деятельности. Так это?

Чернов. Так.

Вышинский. Это не было связано с официальным положением обвиняемого Рыкова?

Чернов. Абсолютно нет.

Вышинский. Вы, будучи назначены народным комиссаром земледелия СССР, отправляетесь к человеку, занимавшему пост наркомпочтеля, и получаете какие-то указания. Значит, связь исключительно преступная?

Чернов. Исключительно преступная.

Вышинский. Исключительно преступная связь в области организации преступлений против Советской власти и против партии.

Позвольте спросить подсудимого Рыкова.

Подсудимый Рыков, вы согласны с оценкой вашей связи с Черновым?

Рыков. После того свидания, при котором он информировал о свидании с Даном. Все последующее, что излагал здесь Чернов, я лично припомнить не могу, хотя многое из того, что он говорит и излагает, совпадало и совпадает с теми контрреволюционными установками и той контрреволюционной работой, которой я в соответствующее время занимался, но относительно "дворцового переворота" я не допускаю, чтобы я мог информировать Чернова об этом, потому что это было для нас величайшей степени конспирацией, и я мог информировать тех людей, которые будут непосредственно привлечены к этому делу. А что касается других вопросов, которые он задел, я не возражаю. А по существу, когда до меня дойдет очередь, я скажу о тех формулировках, о которых говорил Чернов. Я скажу о своей контрреволюционной и изменнической работе, которую я вел.

Вышинский. Значит, по существу, то, что он говорит, - правильно?

Рыков. Да, но относительно последнего свидания я не знаю.

Чернов. Как он мог забыть, Алексей Иванович, об этих трех свиданиях.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, у вас в тот период времени с 1930 по 1936 годы были встречи и с другими лицами в вашей преступной деятельности?

Рыков. Конечно.

Вышинский. Многочисленные встречи?

Рыков. Конечно.

Вышинский. Значит, вы могли забыть, с кем говорили и о чем?

Рыков. Но что говорил Чернов, чтобы целиком все забыть, 5 - 6 встреч, этого не может быть.

Вышинский. Подсудимый Рыков, таких, как Чернов, у вас соучастников было много?

Рыков. Это была моя ошибка, но я его к очень крупным соучастникам не причисляю. Он по дороге из ресторана на вокзал успел попасть в полицей-президиум.

Вышинский. Вот, скажем, скамья подсудимых, здесь не мало ваших соучастников, Чернов один из них?

Рыков. Да.

Вышинский. А у вас, подсудимый Чернов, таких руководителей, как Рыков, было много?

Чернов. Кроме Рыкова и немецкой разведки - никого.

Вышинский. У меня больше вопросов нет.

Чернов. У меня есть вопрос к Рыкову.

Как вы не можете объяснить, ведь вы - один из главнейших руководителей правого центра, а я являюсь народным комиссаром земледелия.

Вышинский. Являлись.

Чернов. Да, являлся. То есть я руковожу сельским хозяйством. Вы знаете о том, что я - член вашей организации, и как вы могли допустить, имея члена своей организации на посту наркома земледелия, не вызвать его к себе для переговоров по вопросу об использовании моего положения в целях правой организации.

Простите, пожалуйста, за грубость: или вы - плохим были руководителем правой организации, чего я не думаю, или не хотите сознаваться. Никак в голову не лезет, чтобы забыть. Я не хочу сказать, что я был большим человеком и так далее, но чтобы забыть встречу с наркомом земледелия по вопросам вредительской работы - очень трудно.

Вышинский. Обвиняемый Чернов, вы эти встречи хорошо помните?

Чернов. Хорошо помню, часть выражений хорошо помню. То, что я рассказал суду, повторяю, я рассказал всю правду.

Председательствующий. Обвиняемый Рыков, на вопрос Чернова желаете ответить?

Рыков. Он слишком хорошо ответил. Может быть я должен был действовать так, как он говорит. У меня вышла ошибка.

Председательствующий. На этом сегодняшнее заседание заканчивается. Завтра продолжение заседания в 11 часов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:

Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ:

Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

Утреннее заседание 3 марта 1938 года

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь.

Заседание Военной Коллегии Верховного Суда СССР продолжается.

Переходим к допросу подсудимого Иванова.

Подсудимый Иванов, показания, которые вы давали на предварительном следствии о вашей антисоветской деятельности, подтверждаете?

Иванов. Целиком и полностью подтверждаю. Признаю себя ответственным и виновным в совершении тягчайших преступлений. Я был одним из активных работников группы правых, "право-троцкистского блока". За эти тягчайшие свои преступления я готов нести любую ответственность, которую советское правосудие найдет нужным на меня наложить, и принять все возможные и зависящие от меня меры, поскольку мои способности к этому позволят, чтобы разоблачить всю свою предательскую деятельность и вскрыть всю подлость, гнусность и измену всему Советскому Союзу, партии и народу, изменническую, предательскую деятельность "право-троцкистского блока" и группы правых.

Председательствующий. Вопросы у вас есть, товарищ Прокурор?

Вышинский. Подсудимый Иванов, вы признаете себя участником подпольной право-троцкистской антисоветской организации?

Иванов. Признаю себя активным участником.

Вышинский. Расскажите, при каких обстоятельствах и когда вы вступили в эту подпольную антисоветскую организацию.

Иванов. Может быть мне будет позволено дать некоторые критерии, что создало обстановку и толкнуло меня на этот путь?

Вышинский. Я об этом и спрашиваю.

Иванов. Первое мое грехопадение началось в 1911 году, когда я был учащимся тульской гимназии, в 8-м классе. Царской охранке удалось меня завербовать в качестве своего агента.

Вышинский. Как именно вас завербовали?

Иванов. Я был очень бузотерным элементом в гимназии, мне несколько раз грозило исключение из гимназии в 8-м, последнем, классе.

Вышинский. С каким именно учреждением вы были связаны как охранник, в каком городе?

Иванов. В городе Туле. Первое предательство я совершил следующим образом...

Вышинский. Я вас спрашиваю: с каким учреждением вы оказались связанным?

Иванов. С жандармским охранным управлением в городе Туле.

Вышинский. Значит, с губернским жандармским управлением в Туле?

Иванов. Да, в самом городе Туле.

Вышинский. В чем выразилась ваша работа и деятельность как агента охранки?

Иванов. В Туле я был участником большой заварухи, которая была у нас в 8-м классе и которая привела к удалению учительницы немецкого языка, очень ненавистной гимназистам. Я тоже был одним из активных участников этого удаления. Я выдал группу участников, которые организовали это дело, - некоего Фромерда и Юдина.

Вышинский. А далее?

Иванов. Потом, перед поступлением в Московский университет и отъездом в Москву, я порвал связь с охранкой. Месяца за два-три до отъезда в Москву я уже не имел с нею сношения. В 1912 году я поступил в Московский университет. В университете в 1913 году я принимал участие в одной из забастовок. Меня из университета исключают;

исключили тогда большую массу студентов. В Москве меня вновь связывает с собой охранное отделение.

Вышинский. В Туле вы с кем были персонально связаны?

Иванов. С ротмистром Маматказиным.

Вышинский. В течение какого времени вы были в Туле агентом охранного отделения?

Иванов. В конце 1911 года я был завербован, и приблизительно в июне - июле 1912 года у меня порвалась связь...

Вышинский. Я хочу выяснить обстоятельства самой этой связи. Значит, в Туле вы были связаны с ротмистром Маматказиным как агент тульского жандармского управления. У вас была конспиративная кличка?

Иванов. Была: "Самарин".

Вышинский. У вас был шпиковский номер?

Иванов. Был: 163.

Вышинский. Вы получали вознаграждение за свою работу?

Иванов. Получал вознаграждение и в Москве, и в Туле.

Вышинский. Значит, вы были платным...?

Иванов. Платным агентом царской охранки.

Вышинский. Это начало вашей политической деятельности?

Иванов. Это позорная полоса в моей жизни.

Вышинский. Затем вы приезжаете в Москву, поступаете в Московский университет в 1912 году. Иванов. Да.

Вышинский. Никаких неприятностей в связи с забастовкой у вас не было? Вы их ликвидировали своим предательством?

Иванов. Да.

Вышинский. Вы приезжаете в Москву, поступаете в Московский университет в 1912 году?

Иванов. Да.

Вышинский. На какой факультет?

Иванов. На медицинский.

Вышинский. Вы приезжаете в Москву и не привезли ли с собой связь с охранкой?

Иванов. Нет, эти связи у меня порвались.

Вышинский. В чем выразился разрыв ваших связей?

Иванов. Месяца за два до отъезда в Москву я не явился туда и меня больше не тревожили. Я не пошел на очередное свидание...

Вышинский. И вас не трогали?

Иванов. И меня не трогали.

Вышинский. Не то, что вы порвали эту связь, заявив, что не желаете работать?

Иванов. Нет, я просто не пошел, и меня не трогали.

Вышинский. А если бы вас тронули?

Иванов. А если бы меня тронули так, как было дальше, когда мне все время угрожали тем, что разоблачат, я наверняка пошел бы.

Вышинский. Как это и случилось...

Иванов. Как это и случилось в 1913 году в Москве.

Вышинский. Таким образом, можно говорить не о разрыве ваших связей, а о временной приостановке вашей провокаторской деятельности по обстоятельствам, не вполне зависящим от вас.

Иванов. Правильно.

Вышинский. В 1913 году вы ведете активную работу в охранке.

Иванов. Да.

Вышинский. В Москве?

Иванов. Да.

Вышинский. С кем вы связываетесь?

Иванов. С ротмистром Грязновым и подполковником Колоколовым.

Вышинский. В чем выражалась ваша провокаторская работа?

Иванов. Я информировал о революционном движении в студенческих организациях, информировал об отдельных товарищах, которые вели революционную работу. Так, например, по тульскому землячеству я выдал революционеров Северного и Поморова. В 1916 году я выдал Каплуна - одного из активнейших участников революционной работы на медицинском факультете.

Вышинский. Кто этот Каплун?

Иванов. Он, по-моему, сейчас профессор по вопросам охраны труда.

Вышинский. Профессор социальной гигиены Московского университета?

Иванов. Не знаю, он работал, главным образом, в советских учреждениях, ученое звание он получил.

Вышинский. В то время он был студентом?

Иванов. Да, студентом последнего курса и одним из активнейших участников революционной работы. Он возглавлял наш старостат.

Вышинский. При каких обстоятельствах вы его выдали?

Иванов. Я точно не помню, было это в 1915 или 1916 году. Меня вызвал подполковник Колоколов и потребовал информацию о Каплуне, который был известен своей революционной деятельностью на медицинском факультете. С этого времени я и начал свою информацию. В 1916 году по инициативе Каплуна созывается собрание представителей студенческих организаций в связи с нарастанием революционной волны. Это нелегальное собрание я выдаю и тогда же выдаю Каплуна. Остаюсь у него ночевать и пытаюсь его сагитировать на то, чтобы он не уничтожал революционную литературу, так как я знал, что он этой же ночью должен быть арестован. Каплун оказался гораздо умнее меня и предупредительнее по отношению к охранке и литературу эту уничтожил еще до собрания. Арестован он был, но прямых улик, в частности революционной литературы, охранке найти не удалось, и Каплун после месяца отсидки был освобожден.

Потом я информировал о деятельности большевистской организации в Коммерческом институте. У меня там была связь с руководителем тамошних большевиков Тером.

Вышинский. Стало быть, вы проникли и туда?

Иванов. Да, я был связан с большевистской организацией этого института, и передо мной была поставлена задача проникнуть туда и давать информацию.

Вышинский. Кем была поставлена такая задача?

Иванов. Подполковником Колоколовым.

Вышинский. Какую же информацию вы давали об этой организации?

Иванов. Я информировал о революционных настроениях, о том, кто является наиболее инициативными, активными людьми. Потом предупредил об одном собрании студентов с рабочими. На этом собрании должны были взять Тера, но он ухитрился выпрыгнуть в окно.

Вышинский. Из среды участников этой большевистской группы вы тоже выдали охранке некоторых лиц?

Иванов. Одного Тера выдал, но ему удалось ускользнуть.

Вышинский. У вас были еще какие-нибудь акты предательской работы в этот период времени?

Иванов. По-моему, это все.

Вышинский. Сколько времени вы состояли агентом московской охранки?

Иванов. С 1913 года по конец 1916 года.

Вышинский. Получали вознаграждение?

Иванов. Да, получал.

Вышинский. Какое же вознаграждение вы получали?

Иванов. В тульской охранке получал сначала 15, потом 20 рублей.

Вышинский. А в московской охранке?

Иванов. Получал сначала 30 - 40 рублей, а затем дошел до 60 - 75 рублей. В процессе улучшения качества моей работы моя ставка подымалась.

Вышинский. До конца 1916 года вы были связаны с московской охранкой. А с конца 1916 года?

Иванов. С конца 1916 года я порвал с охранкой.

Вышинский. Как в Туле порвали?

Иванов. Нет, я порвал решительно и для себя решил в случае нужды даже уйти из университета и скрыться.

Вышинский. Чем объясняется это ваше решение?

Иванов. Я вырос в таких условиях, так был связан с интересами революции и рабочего класса...

Вышинский. Как были связаны? Вы были связаны в обратном направлении.

Иванов. Когда я рос...

Вышинский. Вы в 8-м классе гимназии становитесь провокатором. В момент своего роста вы - провокатор.

Иванов. Да.

Вышинский. В 19 лет - провокатор.

Иванов. Да.

Вышинский. В 20 лет вы - провокатор.

Иванов. Да.

Вышинский. Весь рост ваш был в провокаторстве.

Иванов. Вы меня не поняли...

Вышинский. Я спрашиваю вас, почему вы в конце 1916 года решили порвать с охранкой?

Иванов. Меня это тяготило, с одной стороны, а с другой стороны, подымающаяся революционная волна и перспективы победы рабочего класса меня страшили, я боялся, что когда победит рабочий класс, документы охранки могут попасть в руки революционных организаций, и я буду разоблачен как провокатор.

Вышинский. Вот это другое дело. Вы просто испугались расплаты?

Иванов. Правильно.

Вышинский. Тогда причем здесь то, что вы были связаны с революционным движением?

Иванов. Нет, я не говорил, что с революционным движением.

Вышинский. Вы говорили о вашем революционном воспитании. Воспитание у вас совершенно определенное. Начали вы свое политическое воспитание под руководством ротмистра тульской охранки Маматказина, а закончили - под руководством Бухарина и Рыкова. Так я вас понимаю?

Иванов. Правильно.

Вышинский. Вот это ваше политическое воспитание. Когда вы проникли в большевистскую партию?

Иванов. В 1915 году.

Вышинский. При каких обстоятельствах? По личному побуждению?

Иванов. Было указание от подполковника Колоколова о том, чтобы я вступил в большевистскую партию.

Вышинский. Значит, вы вступили в партию по указанию подполковника московской охранки Колоколова?

Иванов.Да.

Вышинский. Это было служебное поручение?

Иванов. Никаких сомнений в этом нет.

Вышинский. В каких целях?

Иванов. В целях возможно более глубокого освещения деятельности большевистской организации.

Вышинский. С провокаторскими целями?

Иванов. Да, с провокаторскими целями.

Вышинский. Как вы считали свой партийный стаж?

Иванов. В анкетах я писал, что я член партии с 1915 года.

Вышинский. А о том, что вы вступили в партию по поручению подполковника Колоколова, это, конечно, вы оставляли при себе?

Иванов. Этого я никому не рассказывал.

Вышинский. До какого момента?

Иванов. До момента моего ареста.

Вышинский. Скажите пожалуйста, вы имели связь с группой "левых коммунистов"?

Иванов. Да.

Вышинский. А кто вас вовлек в эту группу?

Иванов. Здесь никто меня не привлекал, по сути дела, потому что самое мое грехопадение и страх, что я могу быть разоблачен при Советской власти, меня толкали и гнали в стан врагов, и я, как ворон, летящий по запаху на падаль, вливаюсь во всякие враждебные группы, которые борются с Советской властью, потому что я рассчитывал, что тогда при реставрации власти буржуазии я не буду разоблачен.

Вышинский. Когда вы примкнули к "левым коммунистам"?

Иванов. В конце 1917 или в начале 1918 года.

Вышинский. Значит, вы примкнули к этой группе, как враг, который рассчитывал, что с этой группой вам удастся свалить Советскую власть?

Иванов. Да.

Вышинский. И это вы объясняете тем, что этим путем вы рассчитывали легализоваться?

Иванов. Да.

Вышинский. Значит, вы действовали, как враг Советской власти?

Иванов. Да.

Вышинский. А "левые коммунисты" для вас были наиболее подходящей группой?

Иванов. Да, они боролись с Советской властью, с партией.

Вышинский. Провокационными методами. И вам это было как раз понутру?

Иванов. У "левых коммунистов" я находил то, что мне было нужно, как врагу Советской власти и рабочего класса.

Вышинский. То есть, конкретно, что вы находили в группе "левых коммунистов"?

Иванов. Возможность борьбы с Советской властью и партией.

Вышинский. Возможность борьбы с революцией, борьбы с рабочим классом? Значит, если остановиться на этом периоде, то можно сказать, что, начиная с 1911 года и до тысяча девятьсот, по крайней мере, восемнадцатого года, вы ведете борьбу с рабочим классом?

Иванов. И предаю, и веду борьбу.

Вышинский. Вы тогда с Бухариным были связаны?

Иванов. Мы были на нескольких совещаниях, потом Бухарин однажды поставил передо мною вопрос о том, что в знак протеста против партии и против линии Ленина нужно выйти из Коммунистической партии и организовать свою партию. Расчет был на то, что это может привести к распаду Коммунистической партии и победе "левых коммунистов". Но к этому времени вскрывается следующее. Я работал тогда партийным организатором в Басманном районе. Мне не удалось получить поддержку в партийной массе по линии "левых коммунистов". Масса шла целиком за Лениным. Мне было ясно, что вся работа "левых коммунистов" обречена на провал, на банкротство. Я тогда уезжаю на фронт.

Вышинский. Зачем?

Иванов. С тем, чтобы порвать с "левыми коммунистами".

Вышинский. Зачем же на фронт уезжаете?

Иванов. На фронт я уехал... (пауза). Здесь у меня были некоторые колебания, и потом я думал, что подальше от глаз я буду менее заметен и меньше опасности разоблачения как бывшего провокатора.

Вышинский. Опять спасаясь от опасности разоблачения, а не для того, чтобы защищать советский строй?

Иванов. Нет, нет.

Вышинский. Я этим интересуюсь. Что же вы потом делали?

Иванов. Потом я встретился с Бухариным на Х съезде партии, где у нас с Бухариным был следующий разговор. Он поставил вопрос о том, что у меня, мол, с Лениным расхождения по коренным вопросам; я сейчас занят подготовкой своих кадров, которые готовы были бы по первому моему, Бухарина, зову выступить против Ленина. Это, по-моему, было преддверие к созданию "школки" Бухарина.

Вышинский. Как Бухарин рассчитывал выступать против Ленина? В каких формах он готовил выступление?

Иванов. Он был довольно резко настроен. Он просто ждал подходящего момента. Он хотел иметь свои кадры.

Вышинский. Для чего?

Иванов. Для того, чтобы устранить Ленина.

Вышинский. Как устранить?

Иванов. Вплоть до физических методов.

Вышинский. А вы говорите о "школке". Хорошая "школка"!

Иванов. Она известна в партии как "школка" "левых коммунистов".

Вышинский. А в действительности это не "школка", а банда, которую создал Бухарин. Продолжайте свои об__ъяснения.

Иванов. Я говорил здесь о бухаринской "школке", как известной уже по терминологии.

Вышинский. А в действительности это не "школка, а банда. Значит, у вас с Бухариным старые знакомства?

Иванов. Они у нас и не прерывались до момента ареста.

Вышинский. Меня интересует вопрос, старые знакомства или не старые знакомства у вас с Бухариным?

Иванов. Старые.

Вышинский. По группе "левых коммунистов", по заговорщическим планам, по 1918 году. Так я вас понимаю?

Иванов. Так.

Вышинский. Продолжайте свои объяснения.

Иванов. Интересен был разговор с Бухариным в 1926 году. Он прямо говорил, что нужно готовиться к борьбе в открытом бою с партией. Имейте в виду следующее, что мы выступаем и своими выступлениями даем программу для консолидации всех недовольных элементов внутри страны. Но это, говорит, не основное и не главное, а главное в нашей работе - работать в подполье по собиранию кадров, по завлечению в наши сети наиболее влиятельных членов партии. К этому времени очень резко уже складывается озлобление против руководства партии.

Вышинский. Дальше.

Иванов. В 1928 г. я еду на Северный Кавказ вторым секретарем. Тут Бухарин ставит вопрос о том, чтобы я на Северном Кавказе создал группу правых. Причем он и говорит о том, что Северный Кавказ в нашей борьбе с партией и Советской властью имеет очень большое значение. Мы, говорит, должны возглавить соответствующее крестьянское движение, особенно казачество, движение против Советской власти. Нашей задачей является - Северный Кавказ превратить в русскую Вандею. Вы знаете, говорит он, что сейчас капитализм вступил в новую фазу своего развития, и на этой стадии капитализм показывает довольно высокие элементы организованности и плановости. Капитализм, говорит, обнаруживает новые свежие силы, которые выражаются в прогрессе техники, означающем, по сути дела, техническую революцию и как бы омоложение капитализма. И что, в соответствии с этим, должен быть нами пересмотрен вопрос о противоречиях, о классах, о борьбе классов и так далее. В Маркса нужно внести коренные поправки. Постановка вопроса Маркса о пролетарских революциях сегодня не годится. Учение Ленина и Сталина об эпохе империализма, как об эпохе пролетарских революций, представляет из себя, говорит, вреднейшую утопию. Это, по сути дела, наша исходная позиция, которая нас приводит к фашизму. Тут я вынужден забежать немного вперед. К этому вопросу мы с Бухариным несколько раз возвращались, потому что у меня не совсем в голове это укладывалось, потому что наружу перли противоречия в капиталистическом обществе. Я Бухарину и приводил те факты, которые ясны были бы сейчас какому-нибудь ученику 3-го класса нашей десятилетки. Я ему указывал на обострения между капиталистическими государствами в борьбе за передележку рынков (захват Абиссинии Италией, захват Японией Манчжурии), я ему указывал на кризис 1930 года, я ему указывал на рост безработицы. Потом я ему, в конце концов, указал: смотрите, фашизм, по сути дела, вырос на резком обострении, классовом обострении в капиталистическом обществе. Неужели именно такое обострение оголтелой кровавой буржуазии и нужно для того, чтобы капитализм вышел как-нибудь из обострения капиталистического общества.

Бухарин заявил - вы как следует не продумали этого вопроса. Фашизм, - говорил Бухарин, - соответствует новейшим тенденциям в развитии капитализма.

Мы пришли прямо к фашизму.

Вышинский. Практически, что вам предлагал Бухарин?

Иванов. Практически Бухарин предложил создать группу правых. Я ее создал. Он предложил связать с враждебными элементами. Я эту работу тоже провел. Мы связались с казацким кулачеством, со злобными элементами эмигрантов и все подготовили для того, чтобы обеспечить кулацкое восстание на Северном Кавказе.

Вышинский. Значит, вы предприняли целый ряд практических мер в этом направлении?

Иванов. Да.

Вышинский. По прямому указанию Бухарина?

Иванов. Да.

Вышинский. Продолжайте дальше.

Иванов. Наибольший интерес представляет моя предательская работа в Северном крае.

Вышинский. Когда вас отправили в Северный край?

Иванов. В 1931 году. С Кавказа я переехал секретарем Северного крайкома. В 1931 году, 1 - 2 апреля.

Вышинский. Этими указаниями Бухарина, о которых вы сейчас говорили, вы руководствовались и в последующие годы?

Иванов. Да.

Вышинский. В качестве общей установки?

Иванов. Да. Работу в Северном крае нужно разделить на два периода. Один период - 1931 - 1932 годы, второй период - 1934 год.

Вышинский. В чем разница?

Иванов. В 1931 - 1932 годах у правых вопрос о захвате власти считался предрешенным. Так, по крайней мере, мы считали.

Вышинский. Что значит предрешенным?

Иванов. Я сейчас скажу. У нас было следующее. Трудности роста, которые переживала страна, мы принимали за кризис социалистического хозяйства, озлобление кулачества мы принимали за рост недовольства крестьянских масс и на основе этого считали, что обстановка благоприятствует для захвата власти. Бухарин прямо ставил вопрос о том, что власть прямо прет в руки.

Вышинский. Прямо прет в руки?

Иванов. Да, прямо прет в руки.

Вышинский. Только, значит, раскрывай ворота?

Иванов. Вроде этого.

Вышинский. А как же он, Бухарин, мыслил себе захват власти, если она сама прет в руки. Можно сидеть сложа руки?

Иванов. Когда я уезжал в Северный край и от Бухарина получил задание организовать...

Вышинский. Вы ответьте на мой вопрос, если можете. Вы говорите, что у Бухарина была концепция, что власть прет прямо в руки. Я спрашиваю, какие-нибудь меры предпринимал Бухарин и его сообщники для того, чтобы обеспечить успех этого процесса, когда власть прет в руки?

Иванов. Я говорил, что на Кавказе, в частности мы, правые, организовали кулацкие элементы для восстания внутри страны. Это же делали и в других местах.

Вышинский. Но здесь не решает вопрос Северный Кавказ. Я спрашиваю, какие были даны установки Бухариным в связи с этим его прогнозом, как вы видите, весьма ошибочным для Бухарина; какая у него была практическая программа?

Иванов. Практическая программа его была - подготовить восстание.

Вышинский. Об этом я вас и спрашиваю, была ли такая установка или разговоры были?

Иванов. Нет, была установка. Когда я был на Северном Кавказе. тогда была ориентировка. Когда я поехал в Северный край, была дана установка готовить вооруженное восстание.

Вышинский. Это вытекало из задачи захвата власти?

Иванов. Это вытекало из задач захвата власти и свержения Советской власти.

Вышинский. Ставился ли тогда вопрос Бухариным, Рыковым о захвате власти?

Иванов. О захвате власти до 1931 года ставился вопрос.

Вышинский. И вам в этой связи было дано конкретное задание организовать повстанческие отряды на Северном Кавказе?

Иванов. Да, организовать повстанческие отряды на Северном Кавказе и потом в Северном крае.

Вышинский. Это было в 1931 году?

Иванов. Да, это было в 1931 году. Но информацию о том, что создан руководящий центр, я получил от Бухарина в 1928 году, что создан центр в составе Бухарина, Томского и Рыкова, а в 1929 году он меня информировал, что установился блок между троцкистами, зиновьевцами и правыми.

Вышинский. В каком году?

Иванов. В 1929 году. Я развертываю очень активную работу в Северном крае и создаю группу правых. В 1934 году, когда победа партии и рост социалистического хозяйства необычайно укрепили влияние партии на массы, все это, естественно, стало для нас ощутимым, и когда мы увидели, что внутренних сил в самой стране нет для того, чтобы захватить власть, здесь стал вопрос по-иному, Бухарин поставил вопрос. Я забыл сказать, что в 1932 году меня Бухарин связал с Лобовым.

Вышинский. Сейчас меня не интересует, с кем Бухарин связал вас, меня интересует ваша связь с Бухариным, ваша связь с центром правых.

Иванов. В 1934 году я получил от Бухарина задание.

Вышинский. 1де вы в это время находились?

Иванов. Я находился в том же Северном крае до октября 1936 года.

Вышинский. В бытность вашу в Северном крае какое вы получили задание от Бухарина?

Иванов. Следующее - о том, что внутри страны у нас сил нет.

Вышинский. Я не спрашиваю вас о том, как он характеризовал положение.

Иванов. Без этого я не могу сформулировать, я прямо иду.

Вышинский. Я спрашиваю, какое задание давал Бухарин?

Иванов. Бухарин дал задание - силами правых организаций приступить к подготовке поражения Советской власти при интервенции, при войне с капиталистическими фашистскими государствами.

Вышинский. Вот теперь я слышу прямой ответ. Успеете еще рассказать то, что вы захотите, но сейчас я веду допрос и я ставлю те вопросы, которые интересуют суд. В 1934 году Бухарин дает установку на подготовку в благоприятных условиях поражения Советской власти, в случае нападения интервентов?

Иванов. Да, и рекомендует следующую систему мероприятий: во-первых, перейти к организации повстанческих групп так и таким образом, чтобы они могли во время войны перерезать коммуникационные связи в Северном крае, так как Архангельск и Северный край...

Вышинский. "Так как" мы не будем говорить - мы понимаем, для чего это должно было быть сделано. Нам интересно - что он вам предлагал организовать повстанческие отряды для борьбы с Советской властью.

Иванов. Да, развернуть повстанческие отряды, развернуть диверсионную и вредительскую работу и организовать террористические группы.

Вышинский. Все?

Иванов. Как будто.

Вышинский. Какие указания давал Бухарин насчет шпионажа?

Иванов. Он сказал о том, что Лобов специально организует это дело и он должен меня информировать о том, как это дело будет осуществляться. Он сказал: "вы должны резиденту, который будет там посажен, своей партийной организацией оказывать всемерную помощь с тем, чтобы обслуживать потребности английской разведки".

Вышинский. Значит, Бухарин вам давал наставления о том, как обслуживать английскую разведку?

Иванов. Да.

Вышинский. А вы выполняли эти наставления?

Иванов. Выполнял, обслуживал, направлял материал, получал указания через этого резидента. Причем эти указания, получаемые от английской разведки, целиком совпадали с теми директивами, которые я получал от центра правых.

Вышинский. Целиком совпадали? Так что вы иногда не различали, где действует центр правых, а где иностранная разведка?

Иванов. Да, здесь было полное совпадение.

Вышинский. Это не удивительно. А чем аргументировал Бухарин свое указание вам связаться с английской разведкой?

Иванов. Он говорил, что эта страна имеет очень большие интересы в Северном крае.

Вышинский. В каком крае?

Иванов. В Северном крае. Он говорил, что с этой страной у центра правых есть соглашение о помощи правым в свержении Советской власти и в удержании правыми захваченной власти, и что в этом соглашении предусматривается обеспечение интересов английских лесопромышленников лесным хозяйством Северного края. Бухарин ставил вопрос о том, что лесопильные заводы надо будет сдать в концессию англичанам, а новые лесопильные заводы, которые были построены при Советской власти, придется отдать в счет погашения царских долгов. Затем в 1934 году он поставил вопрос о том, что мы должны будем все-таки сегодня уже реально расплачиваться. Он сказал, что мы должны выдавать авансы английской буржуазии с тем, чтобы, с одной стороны, не потерять поддержку для себя, а с другой стороны, - не потерять доверие. В соответствии с этими указаниями через Розенгольца и Лобова были осуществлены следующие мероприятия.

Лес наиболее высококачественный продавался по сниженным ценам. На этом Советскому государству нанесен ущерб в несколько миллионов рублей в валюте. Бухарин пояснил эту меру как аванс английской буржуазии за ту поддержку, которая ею обещана. Иначе, говорил он, нас не будут считать серьезными людьми и потеряют к нам доверие.

Вышинский. Кредит?

Иванов. Да.

Вышинский. Теперь перейдите к вопросу о террористической деятельность и террористических планах.

Иванов. Перед нашей организацией в Северном крае была поставлена задача создать террористическую группу.

Вышинский. Кем была поставлена эта задача?

Иванов. Бухариным. Бухарин несколько раз к этому делу возвращался, в частности, после убийства Кирова. Он говорил о том, что выстрел в Кирова показал, что одиночные террористические акты результатов не дают, что нужно готовить массовые террористические акты, и только тогда мы получим результат. Его установка была на то, чтобы ликвидировать руководство партии, причем были такие рассуждения: если это удастся сделать до войны, тогда дело будет ясно, и, возможно, вслед за этим вспыхнет немедленная война с Советским Союзом. Если же нам почему-либо не удастся осуществить акты по ликвидации руководства партии до войны, то мы это сделаем во время войны, что внесет большое смятение, подорвет обороноспособность страны и будет резко содействовать поражению Советской власти в войне с империалистами. Бухарин просил назвать нам фамилии людей, которых мы завербовали в качестве террористов. Мы передали фамилии этих людей Бухарину.

Вышинский. Следовательно, в вашей преступной деятельности известное место занимала также и подготовка террористических актов?

Иванов. Да.

Вышинский. И это, вы подтверждаете, делали по прямым указаниям...

Иванов. Бухарина.

Вышинский. Только Бухарина или еще кого-нибудь?

Иванов. Бухарина, Лобова.

Вышинский. Нет, из подсудимых по настоящему делу?

Иванов. Нет, больше никто указаний не давал.

Вышинский. Значит, вы действовали по прямым указаниям Бухарина. В каком году это было?

Иванов. Первое указание об организации террористической группы я получил в 1934 году. Нажим был в 1935 году, когда говорилось о том, что мы плохо развертываем работу.

Вышинский. Что вы имеете еще показать о вашей вредительской деятельности?

Иванов. Повстанческую работу мы тоже вели.

Вышинский. Об этом вы уже говорили.

Иванов. Мы собирали повстанческие группы, главным образом, вокруг Архангельска, с тем, чтобы в момент интервенции разорвать связь Архангельска с центральными магистралями нашей страны и тем самым облегчить англичанам захват этого лесного района и важнейшего порта.

Затем диверсионная работа проводилась, главным образом, в лесной промышленности, потому что Северный край - край лесной. Направление этой деятельности шло по пути срыва технического перевооружения лесного хозяйства, засорения, разрушения механизированных пунктов, срыва сплава. В 1936 году в результате вредительской деятельности нашей правой организации в Северном крае мы недоплавили лесопильным заводам значительное количество кубометров леса. Это обрекло ряд лесопильных заводов на остановку и увеличило голод в нашей стране на лесные материалы, что крепко ударило по капитальному строительству в нашей стране.

В Наркомлесе я продолжал ту же вредительскую деятельность, готовил террористические акты. Главное внимание было направлено на срыв технического перевооружения лесозаготовок, на срыв капитального строительства, особенно целлюлозно-бумажной промышленности, с тем, чтобы держать страну на голодном бумажном пайке и этим самым ударить по культурной революции, сорвать снабжение страны тетрадями и этим вызвать недовольство в широких массах. Мы принимали все меры к тому, чтобы задержать постройку новых предприятий и сорвать работу существующих предприятий. Целый ряд мероприятий реконструктивного порядка, которые должны были улучшить работу бумажной промышленности, мы тоже сознательно срывали и этим самым сорвали программу по выработке бумаги.

Вот, кажется, все. Может быть у вас есть какие-нибудь вопросы?

Вышинский. Значит, ваша преступная деятельность прекратилась в связи с каким обстоятельством?

Иванов. В связи с арестом.

Вышинский. Следовательно, вплоть до вашего ареста...

Иванов. Вплоть до моего ареста я продолжал состоять в "право-троцкистском блоке" и вести активную подрывную, шпионскую, террористическую, диверсионную и вредительскую работу по заданиям центра правых.

Вышинский. У меня вопросов пока нет.

Председательствующий. У защиты есть вопросы?

Защита. Нет.

Бухарин. У меня есть один вопрос. Я хочу спросить гражданина Иванова. Если не ошибаюсь, в последний раз мы виделись в марте 1936 года?

Иванов. По-моему, мы с вами виделись и после. На одном из осенних пленумов Центрального Комитета партии, где мы с вами имели разговор. Разговор был о том, что в организации очень большое упадочничество в связи с победами партии, большие колебания, люди начинают отходить, сил больших мы не имеем. Я хочу напомнить сущность разговора, может быть Бухарин вспомнит об этом разговоре. Мы с вами, гражданин Бухарин, так много подличали против Советской власти, что вы все календари могли перепутать, я вам напоминаю детали нашего разговора.

Вышинский. Вас спрашивал обвиняемый Бухарин о том, когда вы виделись с ним в последний раз.

Иванов. Я виделся с ним в 1937 году. В 1937 году он уже конспирировался от нас.

Вышинский. Он уже от вас конспирировался?

Иванов. Да, конспирировался, боясь, что его могут "наколоть". Гражданин Бухарин говорит о том, что наша связь была порвана в марте 1936 года...

Вышинский. Он ничего не говорит, он только спрашивает. Вы утверждаете, что до самого ареста... до какого месяца? Когда вы были арестованы?

Иванов. Я был позже его арестован.

Вышинский. Значит, до его ареста связь не порывалась?

Иванов. Не порывалась, но встречи эти были случайные, встречи эти были в такой обстановке, чтобы никто не подумал, что мы организуем встречи друг с другом.

Вышинский (Бухарину). Вы отрицаете, что до момента вашего ареста вы встречались с Ивановым?

Бухарин. Нет, я не отрицаю, но я просил просто Иванова, чтобы он мне напомнил, когда мы с ним встречались в последний раз, где он со мной встречался и о чем он со мной разговаривал.

Иванов. Мы на протяжении 1936 года несколько раз виделись, в частности, в декабре или в ноябре 1936 года, я перед Бухариным ставил вопрос о том, что организация разваливается, что победы партии и успехи социалистического строительства, энтузиазм масс в этом строительстве действуют таким образом, что колебания, и особенно в периферийной части, необычайно растут, что убийство нами Кирова привело к тому, что ярость масс поднялась на невероятную высоту и это исключительно затрудняет нашу предательскую, подлую работу правых, что там и сям самими массами разоблачаются наши участники, и я поставил вопрос, не выходит ли из всей сложившейся обстановки внутри страны то, что мы становимся целиком банкротами. Вышинский. Это вы говорили Бухарину?

Иванов. Да. И никогда я Бухарина не видел таким яростным и злобным, как тогда.

Вышинский. Это когда было?

Иванов. В конце 1936 года. Он на меня набросился, - вы трус, вы паникер, вы мне все тычете - "массы", массам не нужно потакать, вы должны знать, что организация правых против масс будет вести войну, а вы хотите им потакать.

Вышинский. Он хотел вести войну против масс?

Иванов. Да. И дальше, он поставил таким образом вопрос, что если есть отходы, то нужно пойти на более развернутые шаги по уничтожению тех, кто решится открыто раскаяться перед Советской властью и этим самым может разоблачить нашу правую организацию. Дело в том, что в самой организации правых была директива о том, что отходящих от правых, разоблачающих свою деятельность, надо приканчивать. Это было сделано над одним из людей, который собирался написать заявление в НКВД с разоблачением деятельности правых на Северном Кавказе, как мне Лобов говорил, одного такого человека прикончили. И Бухарин мне прямо намекнул, что вы, де, знаете, что мы ни с кем не поцеремонимся, если у нас кто сдрейфит и задрожит, и что у нас есть специальные люди, которые осуществляют необходимые мероприятия, значит убийства.

В 1937 году у нас разговор был тоже очень короткий.

Вышинский. Короткий?

Иванов. Короткий, потому что здесь уже была очень большая настороженность. Вся организация жила страхом, я бы сказал, что деятельность правых была по сути дела накануне коренного разоблачения. В этом разговоре, в частности, был поставлен мною вопрос: а где же интервенция, где же нападение на Советский Союз? Бухарин меня информировал, что принимаются меры, чтобы обязательно побудить в 1937 году к выступлению фашистские страны - и Японию, и Германию - и что на это шансы есть.

Вышинский. Все вопросы?

Бухарин. Все.

Вышинский. У вас нет больше вопросов?

Бухарин. Я не получил ответа на тот вопрос, который я задавал. Я прошу Иванова указать, если он все так хорошо помнит, - в каких месяцах 1937 года я с ним встречался. Если не помнит, пусть скажет, что не помнит.

Председательствующий (Иванову). Отвечайте кратко.

Иванов. Почему обязательно Бухарин думает, что все месяцы, в которые я с ним разговаривал, я должен помнить. Я сказал о том, что в начале 1937 года. Но это было, может быть, в январе или феврале.

Вышинский. Вы не помните?

Иванов. Я точно не могу помнить, - это было в январе или феврале, потому что у нас было столько всяких разговоров, что всего не упомнишь.

Председательствующий (к Прокурору). У вас есть еще вопросы?

Вышинский. Нет.

Председательствующий (к Бухарину). У вас есть еще вопросы?

Бухарин. У меня нет больше вопросов.

Председательствующий. Объявляю перерыв на 20 минут.

* * *

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь.

Товарищ Прокурор, есть у вас вопросы к Иванову?

Вышинский. У меня есть к Бухарину.

Подсудимый Бухарин, подсудимый Иванов сказал здесь о том, что в 1928 году, даже несколько раньше, он уже имел с вами разговоры по поводу антисоветской работы той организации правых, в какую вы входили. Вы это подтверждаете?

Бухарин. Да. Разрешите я расскажу, что я подтверждаю...

Вышинский. Меня интересует только этот вопрос, подтверждаете ли или нет?

Бухарин. Да, я подтверждаю. Во-первых, то, что мне Иванов знаком с эпохи Брестского мира, с 1918 года.

Во время Х съезда партии я действительно советовал Иванову, считая его контрреволюционно настроенным, продолжать антипартийную работу.

Вышинский. Меня сейчас интересует, правильно ли сказал обвиняемый Иванов о том, что в 1928 году имел с вами разговор относительно антисоветской работы. Вы это подтверждаете?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы считаете совершенно правильным заявление обвиняемого Иванова, что в 1927 - 1928 годах, когда он ехал на Северный Кавказ, вы давали ему директивы?

Бухарин. Совершенно правильно, когда он ехал на Северный Кавказ, то я от имени центра правых давал ему директиву относительно вербовки людей и о построении там организации. Причем, там имелось в виду и несколько конкретных лиц, как-то: Степанов, Пивоваров, Толмачев и другие.

Совершенно правильно, что в 1931 - 1932 годах я, выражаясь на его жаргоне, передал его Лобову, который должен был им руководить.

Совершенно правильно было утверждение обвиняемого Иванова, что я его держал в свете установок правого центра, начиная от рютинской платформы и кончая последующими установками, о которых суду достаточно хорошо известно.

Совершенно правильно, что я встречался с ним и позднее - в 1931 - 1932 годах, но сроки я здесь не могу назвать.

Вышинский. Это мы спросим дальше. Я еще раз повторяю, меня здесь интересует 1928 год. Следовательно, в этой части вы подтверждаете показания обвиняемого Иванова?

Бухарин. Что я с ним встречался в то время - подтверждаю.

Вышинский. И вели те разговоры, о которых он заявил суду, об антипартийной и антисоветской деятельности?

Бухарин. Говорили.

Вышинский. Подсудимый Иванов показал, что вы предлагали ему создать на Северном Кавказе организацию правых с определенными задачами. Это тоже подтверждаете?

Бухарин. Тут происходит путаница дат.

Вышинский. Раньше всего, сам факт подтверждаете?

Бухарин. Сам факт подтверждаю, что я ему давал указания относительно построения организации.

Вышинский. Законспирированной?

Бухарин. Законспирированной, нелегальной, контрреволюционной. Но в тот период острота борьбы против партии и Советской власти не принимала тех форм...

Вышинский. Меня здесь интересует показание обвиняемого Иванова, которое слышал суд. Он говорит, что Бухарин давал мне, то есть Иванову, указание - приступить на Северном Кавказе к созданию законспирированной организации правых. Вы подтверждаете это?

Бухарин. В этой части подтверждаю.

Вышинский. Следовательно, в 1928 году вы перешли на путь нелегальной подпольной деятельности?

Бухарин. Это был момент такого перехода...

Вышинский. Я не спрашиваю когда, но факт это или не факт?

Бухарин. Я подтверждаю это.

Вышинский. Говорили ли вы тогда же Иванову о том, что уже действует центр правой организации?

Бухарин. Говорил.

Вышинский. А в каком составе?

Бухарин. В составе троих: Томского, Рыкова и меня, Бухарина.

Вышинский. Говорили, что этот центр готовит свержение Советской власти?

Бухарин. Говорил, но это относится к последующему периоду.

Вышинский. К какому именно?

Бухарин. Мне думается, что это относится примерно к 1932 - 1933 годам.

Вышинский. Значит, несколько позже, но сам факт такого разговора с Ивановым вы подтверждаете?

Бухарин. Я подтверждаю. Не помню ни даты, ни месяца, но это было общей ориентацией правого центра.

Вышинский. А разговор, что вы готовитесь к открытым боям, вы подтверждаете?

Бухарин. Открытых боев не могло быть в 1926 году. Указание Иванова на то, что мы готовимся к открытым боям - это смешение дат.

Вышинский. А на предварительном следствии вы говорили, что это относится к 1926 году.

Бухарин. Да, но не в том смысле, как здесь понимают, гражданин государственный обвинитель.

Вышинский (обращается к суду). Позвольте показания Бухарина, том 5, лист 113. Разрешите огласить.

Бухарин. Простите, какая страница?

Вышинский. Страница 113, том 5, показания Бухарина. Это ваши показания от 25 декабря 1937 года. Здесь, на странице 113, значится:

"Вновь я установил связь с Ивановым во время Х съезда партии, беседовал с ним в кулуарах... В 1926 - 1927 годах, когда мы готовились к открытым боям против партии, я рекомендовал Иванову не принимать участия в открытых наскоках на партию, исходя из тех соображений, что Иванов - человек-практик и до поры до времени его целесообразно держать в резерве".

Вы это подтверждаете?

Бухарин. На 113 странице у меня написано другое.

Вышинский. Там ваша подпись есть?

Бухарин. Это подпись моя и это место совершенно правильно. Но у меня том дела, где нумерация совершенно другая.

Председательствующий. Обвиняемый Бухарин, дело не в нумерации.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, в 1926 - 1927 годах был ли разговор с Ивановым о том, что вы, группа правых конспираторов, готовитесь к открытым боям с партией?

Бухарин. Я прошу простить меня, дело в том, что речь идет об открытом выступлении, а не открытых боях.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, этот разговор, который я вам процитировал, был?

Бухарин. Был, но слова "открытые бои" не имели смысла насильственных открытых боев.

Вышинский. Вы говорите об открытых боях, об этом же вы говорили и с Ивановым?

Бухарин. Я говорил не о насильственных...

Вышинский. Вы говорили, что Иванова надо сохранить?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы говорили, чтобы Иванов не ввязывался в открытую драку?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы говорили об открытых боях?

Бухарин. У Иванова перепутаны даты.

Вышинский. Простите, у него ничего не перепутано. Мы видим, что у вас перепутано.

Бухарин. Мы говорили об открытых боях не в смысле вооруженного восстания.

Вышинский. Я говорю об открытых боях.

Бухарин. Я вас понял неправильно, гражданин государственный обвинитель.

Вышинский. Извиняюсь, вы меня поняли неправильно, гражданин обвиняемый.

Бухарин. Инцидент исчерпан.

Вышинский. Обратимся к вашему тому, страница 120, найдите там ваши показания.

Бухарин. Об этом я договаривался с Ивановым: "В 1926 - 1927 годах, когда мы готовились к открытым боям против партии, я рекомендовал Иванову не принимать участие в открытых боях, быть в резерве". Это я не отрицаю.

Вышинский. Потом в 1927 году Иванов поехал на Северный Кавказ, и вы ему дали поручение. Вы это подтверждаете? Я для контроля задаю вопрос. Вы дали ему указание заниматься организацией нелегальной группы правых. Правильно?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Именно нелегальной?

Бухарин. Нелегальной.

Вышинский. Это вы подтверждаете. Вы поручили ему также выполнить ряд ваших заданий в связи с этой организацией в период 1928 года. Речь шла не только относительно вербовки, а также относительно организации повстанческих отрядов?

Бухарин. Я в технику этого дела не входил.

Вышинский. Я не говорю о технике организации повстанческих отрядов, я говорю о платформе правых, в которой была установка на повстанчество. Когда вы поручили Иванову создать нелегальную организацию, тогда был у вас разговор относительно повстанческих отрядов?

Бухарин. В это время не был и не мог быть.

Вышинский. А чем должны были заниматься нелегальные организации?

Бухарин. Нелегальные организации должны были заниматься собиранием сил для борьбы против партии, которая обострялась.

Вышинский. Только подготовка к борьбе?

Бухарин. Это было такой стадией в общем развитии правого уклона.

Вышинский. А когда вы поставили вопрос о повстанческих отрядах?

Бухарин. Переход к насильственным мероприятиям относится примерно к 1932 году.

Вышинский. Где тогда был Иванов?

Бухарин. Этого я не помню.

Вышинский. Подсудимый Иванов, где вы находились в 1932 году?

Иванов. В 1932 году я находился в Северном крае.

Вышинский. Вопрос относительно организации и формирования повстанческих отрядов вами дебатировался и в какой форме?

Иванов. Дебатировался. Бухарин прямо ставил вопрос о связи с недовольными кулацкими элементами казачества.

Вышинский. Это не в Северном крае, а на Северном Кавказе?

Иванов. Да, на Северном Кавказе.

Вышинский. Это относится не к 1932 году. В 1932 году вы были в Северном крае.

Иванов. Да, в 1932 году я был в Северном крае.

Вышинский. А вопрос о подготовке повстанческих отрядов был тогда поставлен?

Иванов. Вопрос о подготовке повстанческих отрядов был поставлен также Бухариным передо мною в 1932 году, когда ставился вопрос о создании правых организаций в Северном крае.

Вышинский. В 1932 году Бухарин не говорил о необходимости усиления повстанческих отрядов?

Иванов. Говорил.

Вышинский. Следовательно, вы помните, что у вас были однажды такие разговоры - в 1928 и в 1932 годах?

Иванов. Да.

Вышинский. В связи с вашей работой на Северном Кавказе и в Северном крае?

Иванов. Да.

Бухарин (обращаясь к суду).А я утверждаю, что в 1928 году не было речи относительно повстанческой ориентации вообще, как об этом свидетельствуют многочисленные документы и данные, и в том числе...

Вышинский. А в 1929 году?

Бухарин. Фиксация вопроса относительно повстанческих организаций, которая была апробирована правым центром, была впервые указана в так называемой рютинской платформе.

Вышинский. Рютинская платформа, первый ее вариант, относится к какому периоду?

Бухарин. Варианта никакого не было. Было предварительное совещание, если не ошибаюсь, весною 1932 года. где были намечены тезисы. А в той платформе, которую вы вспомнили - платформе 1928 - 1929 годов, никакой речи о повстанчестве...

Вышинский. Значит, вы утверждаете, что вопрос о повстанческих отрядах ставится только в 1932 году?

Бухарин. Вопрос о повстанческой ориентации стал в 1932 году.

Вышинский. Вопрос о "повстанческой ориентации". Что это такое - "повстанческая ориентация"?

Бухарин. Это означает, что во всякой линии есть стратегия, тактика, организация и так далее. Повстанческий отряд - это есть категория организации, а не категория стратегии и даже не категория тактики. В своей терминологии я обычно различаю это, потому что мне кажется, что это можно различать...

Вышинский. Понятно, можно. Но я спрашиваю: в вашей деятельности была линия на повстанческое движение. Это вы называете "повстанческая ориентация"?

Бухарин. Да. Тактика.

Вышинский. А организация повстанческих отрядов вытекала из этой тактики?

Бухарин. Да, она вытекала.

Вышинский. И что же вами делалось в этом отношении? Директивы какие вы давали?

Бухарин. Мною никаких директив Иванову в этом смысле не давалось.

Вышинский. А Иванов говорит, что директивы давались.

Бухарин. Совершенно естественно, что Иванов говорит...

Вышинский. Да, Иванов это говорит, а вы утверждаете, что прямых директив вы Иванову не давали, но у вас была "повстанческая ориентация".

Бухарин. Совершенно понятно, что из этой ориентации вытекают для практика и соответствующие выводы. Если я делаю такую ориентацию, то я отвечаю и за выводы, которые мною не сказаны. Так что с точки зрения криминала я прошу судить меня и за то и за другое, я отвечу.

Вышинский. Судить и без вашего ходатайства мы будем.

Бухарин. Совершенно верно, и без моего ходатайства. Я не считаю место и время особенно удобными для острот. Острить я тоже способен...

Вышинский. Я не думаю острить и с вами состязаться в этом отношении. Я только хочу сказать, что ваше ходатайство не имеет существенного значения, ибо вас будут судить независимо от ваших ходатайств.

Бухарин. Это я даже без компетентных разъяснении знаю, гражданин Прокурор.

Вышинский. Если вы знаете, то напрасно говорите это. Я вас спрашиваю иное: вы, следовательно, признаете, что показания Иванова в части линии ориентации на повстанческое движение - правильны? Бухарин. Да, гражданин Прокурор.

Вышинский. В какой форме вы ориентировали Иванова относительно ваших повстанческих планов?

Бухарин. Было несколько разговоров...

Вышинский. Каких, с кем?

Бухарин. С Ивановым.

Вышинский. О чем у вас был разговор? В какой форме?

Бухарин. Я ориентировал Иванова исключительно в форме стратегии и тактики.

Вышинский. А если говорить без этих слов - стратегия и тактика?

Бухарин. Я говорил, что теперь наступил такой период, когда необходимо перейти к массовой тактике, поддержке повстанческих кулацких движений и так далее.

Вышинский. Вот я и хотел это установить. Вы признаете, что вы говорили с Ивановым о том, что надо поддерживать повстанческие, всякого рода кулацкие движения?

Бухарин. Признаю.

Вышинский. Говорили только о том, чтобы поддержать или и организовать их?

Бухарин. Я обо всем с ним так подробно, гражданин Прокурор, не говорил...

Вышинский. Как вы себе представляли?

Бухарин. Естественно, если говорится относительно того, что целесообразно прибегать к такого рода методике, то из этого вытекает и все остальное.

Вышинский. То есть?

Бухарин. То есть организация и руководство.

Вышинский. Подсудимый Бухарин, говорили вы Иванову, что перед ним стоит задача, поставленная центром правых, - организация повстанческого движения?

Бухарин. Он мог так понять.

Вышинский. Обвиняемый Иванов, вы так и понимали?

Иванов. Директива была передана мне довольно ясно для того, чтобы понять ее простой смысл. Ставился вопрос о том, что кулачество озлоблено. Это - те социальные силы, на которые мы должны ориентироваться. Наша задача состояла в том, чтобы возглавить восстание. Причем, несколько в другой вариации, но и о Северном Кавказе шла речь о том, что на Северном Кавказе имеются большие кулацкие кадры, что там крестьянское и казацкое движение может начаться раньше, чем где-либо, и поэтому мы должны встать во главе этого движения.

Вышинский. Бухарин, вы это подтверждаете?

Бухарин. Это правильно, но не по отношению к Иванову. Я говорил это другому лицу.

Вышинский. О другом лице будем говорить особо. А мне сейчас важно, что то объяснение, которое здесь приведено, совпадает с той ориентацией на повстанчество, о которой вы говорили.

Бухарин. Я этого Иванову не мог говорить, потому что в 1932 году Иванова не было на Северном Кавказе.

Вышинский. Иванов о каком годе говорил?

Иванов. Я говорил о Северном крае, но одновременно сказал, что в несколько другой вариации это было и по Северному Кавказу.

Вышинский. Вы когда уехали с Северного Кавказа?

Иванов. С Северного Кавказа я уехал 2 или 1 апреля 1931 года.

Вышинский. Когда вы говорили, будучи на Северном Кавказе, с Бухариным?

Иванов. В 1928 году.

Вышинский. А в 1929 - 1930 годах?

Иванов. Встречался с ним, но таких разговоров как будто не было.

Вышинский. А в 1932 году были разговоры о повстанчестве?

Иванов. Да, были такие разговоры.

Вышинский. Позвольте подвести итог. Судя по показаниям Иванова и вашим (обращаясь к Бухарину), что можно считать твердо установленным? Во-первых, что вы с Ивановым вели разговоры относительно повстанческой линии. Так это?

Бухарин. Так.

Вышинский. Что вы ориентировали Иванова на необходимость использования в интересах борьбы с Советской властью кулацких восстаний.

Бухарин. Да.

Вышинский. Что вы имели в виду также и организацию этих кулацких восстаний.

Бухарин. Хотя прямо об этом не говорил.

Вышинский. Хотя прямо об этом не говорили, но в этом направлении его ориентировали.

Бухарин. Совершенно правильно.

Вышинский. Причем вы утверждаете, что это все относится к 1932 году?

Бухарин. Да.

Вышинский. А в 1928 году говорили только о нелегальной группе правых?

Бухарин. Совершенно правильно.

Вышинский. Повстанческая ориентация все же имела место, но без тех деталей, о которых говорит Иванов?

Бухарин. В 1932 году - да.

Вышинский. А разговор о повстанческой ориентации в 1928 году вы отрицаете?

Бухарин. Да.

Вышинский. А в 1932 году такой разговор имел место?

Бухарин. Совершенно правильно. Я это подтверждаю.

Иванов. Разрешите задать вопрос Бухарину. Может быть, Бухарин напряжет свою память и вспомнит, был ли у нас в 1928 году разговор о росте недовольства среди верхушки деревни и о тенденции к резкому выражению этого недовольства Советской властью. Пусть он ответит на этот вопрос.

Бухарин. Разумеется, в 1928 году разговор относительно роста недовольства был, я этого отрицать не могу, потому что мы встречались в 1928 году. Но то, что в 1928 году я говорил относительно повстанчества, я это категорически отрицаю.

Иванов. Еще один вопрос. Ставил ли передо мной Бухарин вопрос о том, что Северный Кавказ в осуществление той линии, которая стоит перед правыми, имеет исключительно большое значение и почему большое значение?

Бухарин. Я, когда говорил о Северном Кавказе, то, совершенно верно, гражданин Прокурор и граждане судьи, говорил относительно того, что Северный Кавказ есть одно из мест, где недовольство крестьянства проявляется и будет проявляться наиболее ярким образом, не делая из этого никаких повстанческих выводов, потому что они наросли в гораздо более поздний период.

Иванов. Бухарин говорил, что возможно проявление яркого недовольства на Северном Кавказе со стороны крестьянства. Это уже ближе подходит к тому, что я утверждаю в отношении этого разговора. В соответствии с вашей концепцией, не ставили ли вы задачу передо мной и перед правой организацией это недовольство подхватить и всячески разжигать настроение крестьянства против Советской власти?

Бухарин. Вы говорите сначала относительно повстанчества, а я говорил относительно социально подходящей базы для правой организации, относительно вербовки в эту правую контрреволюционную организацию.

Вышинский. С какой целью?

Бухарин. В целях создания массовых опорных точек для борьбы с партийной линией.

Вышинский. Казачьи кулацкие круги для борьбы с партийной линией?

Бухарин. Ну и что же?

Вышинский. Борьба с Советской властью?

Бухарин. Борьба с партийной линией это и есть борьба с Советской властью.

Вышинский. Но борьба с партийной линией выражается в других формах.

Бухарин. Мне кажется, гражданин Прокурор, и граждане судьи, и вся страна заинтересована в том, чтобы видеть, как из известных уклонов формируются в логике борьбы совершенно чудовищные выводы. Поэтому я хочу в этом отношении соблюсти известные пропорции во времени. В 1928 году была сформулирована антипартийная платформа. В конце 1928 года и на переходе к 1929 году был дан лозунг относительно того, чтобы формировать нелегальную организацию. Все это при дальнейшем обострении борьбы привело к тому, о чем вы знаете.

Вышинский. Вопрос заключается в том, не ориентировали ли вы Иванова, исходя из того, что на Северном Кавказе, по вашему мнению. есть почва для восстания против Советской власти?

Бухарин. Тогда о такой ориентировке речи еще не было. Была ориентировка, что там есть почва для роста недовольства Советской властью.

Вышинский. С чьей стороны?

Бухарин. Со стороны кулацко-зажиточных слоев крестьянства, а отчасти со стороны средних слоев крестьянства, так как среднее крестьянство там очень крепкое.

Вышинский. Нельзя ли отсюда сделать тот вывод, что вы ориентировали Иванова на подпольную контрреволюционную работу, в которой он обопрется на эту кулацкую верхушку в борьбе против Советской власти?

Бухарин. Тогда можно было формулировать так, что всякая социальная база, в данном случае кулацкая, в пределах партии химически выделяет не совсем доброкачественные элементы, то есть там легче вербовать в нелегальную контрреволюционную организацию даже в пределах партии людей, которые будут представлять известную потенциальную силу в дальнейшем. Но перспектива эта тогда не была развернута.

Вышинский. Но она уже намечалась?

Бухарин. Потенциально, в эмбриональной форме она была.

Вышинский. Кроме этих данных, у вас с Ивановым разногласий нет?

Бухарин. Больших разногласий нет.

Вышинский. Иванов показывает, что ему от вас стало известно о существовании блока между троцкистами, правыми группировками и националистическими группами. Вы это подтверждаете?

Бухарин. Это я подтверждаю.

Вышинский. А знали вы о переговорах Иванова и других с капиталистическими странами?

Бухарин. Да, это относится к гораздо более позднему времени.

Вышинский. Следовательно, эти показания Иванова о связях с английской разведкой...

Бухарин. Относительно разведки и относительно планов я совершенно не был в курсе дела.

Вышинский. А в курсе чего вы были?

Бухарин. Я посвятил Иванова во внешне-политическую ориентацию правого центра, я говорил ему относительно того, что в борьбе против Советской власти можно использовать военную конъюнктуру и целый ряд других вещей.

Одним словом, я был обязан, как один из руководителей правого центра, доложить одному из руководителей периферийного центра нашу установку. В чем заключалась эта установка? Коротко, это установка заключалась в том, что в борьбе с Советской властью возможно использование военной конъюнктуры и тех или иных уступок капиталистическим государствам для их нейтрализации, а иногда и для помощи с их стороны.

Вышинский. Иначе говоря, ориентация на помощь некоторых иностранных государств?

Бухарин. Да, можно и так сказать.

Вышинский. Иначе говоря, ориентация на поражение СССР?

Бухарин. В общем, суммарно, повторяю - да.

Председательствующий. Вопросов больше нет?

Вышинский. Нет.

Бухарин. Может быть, вы мне разрешите, гражданин председательствующий, сказать парочку слов относительно теоретических экскурсов?

Председательствующий. Нет, это при вашем допросе.

Приступаем к допросу обвиняемого Зубарева. Обвиняемый Зубарев, те показания, которые вы дали на следствии в НКВД и в органах Прокуратуры, вы подтверждаете?

Зубарев. Да, подтверждаю.

Председательствующий. Полностью?

Зубарев. Полностью подтверждаю.

Председательствующий. Товарищ Прокурор, вопросы имеются?

Вышинский. Подсудимый Зубарев, когда вы вступили на путь преступной деятельности в контрреволюционной организации правых?

Зубарев. Я был привлечен к контрреволюционной организации правых в 1929 году.

Вышинский. И с тех пор?

Зубарев. И с тех пор вел активную работу по день ареста.

Вышинский. В чем выражалась ваша активная преступная работа, продолжавшаяся по день ареста?

Зубарев. В 1929 году я был вовлечен в организацию правых Смирновым Александром Петровичем, с которым я был знаком с 1919 года. При встрече с ним в начале 1928 года я высказывал свое недовольство и несогласие с линией партии в отношении политики в деревне, он всецело это поддерживал и, наоборот, подкреплял. Зная мои контрреволюционные взгляды, в 1929 году, примерно в мае - июне месяцах, в Москве, он мне подробно охарактеризовал политическое состояние страны, то недовольство, которое возрастает в деревне на почве хлебозаготовок и на почве применения чрезвычайных мер в отношении кулацкой верхушки деревни, и на почве стеснения частной инициативы крестьянского населения, и о том упадке и сокращении посевных площадей, особенно в экстенсивных районах, в частности на Урале; он развивал такую точку зрения, что изменить этот порядок внутрипартийным способом правым не удается, что остается единственный путь - путь борьбы с Советской властью. Тогда же он меня информировал о том, что организация правых существует, и я впервые узнал в 1929 году, что он является членом этой организации. Тогда же я впервые узнал о том, что существует союзный центр этой организации.

Далее, он говорил о том, что правые придают большое значение Уралу, что Урал ценен в двух отношениях (я говорю не о теперешней Уральской области, потому что тогда существовала Уральская область, которая объединяла и современную Челябинскую область, то есть, этот не только крупнейший промышленный район, но и крупнейший сельскохозяйственный район, объединял всю восточную часть, примыкающую к Уралу), - что как в промышленном, так и в сельскохозяйственном отношениях Урал представляет чрезвычайное в этом отношении значение, и что они (и он, в частности) рассчитывают и на мое участие в контрреволюционной работе.

Когда я дал на это согласие, он мне тогда же заявил о том, что я на Урале буду не одинок, что на Урале уже есть активный член контрреволюционной организации, очень влиятельный, что он связан уже непосредственно с союзным центром через посредство Рыкова. Он назвал Кабакова.

Вышинский. Когда началась связь с Рыковым?

Зубарев. Связь с Рыковым началась в 1930 году, когда он приезжал в Свердловск на партийную конференцию.

Вышинский. При каких обстоятельствах у вас возникла эта связь с Рыковым, как с руководителем правого заговорщического центра?

Зубарев. Я тогда работал по партийной линии. Во время конференции я имел с Рыковым довольно длительную беседу.

Вышинский. О чем?

Зубарев. Рыков ссылался на А. П. Смирнова, что он от него знает, что я являюсь активным участником правой организации. Я охарактеризовал ему общее положение Урала, состояние нашей организации, указал на то, что уже в конце 1929 года, в декабре месяце, мы с Кабаковым организовали областную руководящую группу, объединяющую всю работу. Я назвал ему состав этой группы, в которую входили: Кабаков, я. Советников и другие. Я рассказал ему и о той работе, которую я проводил по заданиям Смирнова, а через Кабакова - и его, Рыкова.

Работа в основном тогда сводилась к подготовке кадров, к объединению тех распыленных сил, которые были тогда в организации. Рыков одобрил эту работу и со своей стороны дал мне подробную характеристику состояния тогда в стране, так как это было весною 1930 года, то есть в период наиболее напряженной обстановки в деревне, в период классовой борьбы, которая последовала в связи с проведением массовой коллективизации и с политикой раскулачивания.

Он характеризовал состояние как чрезвычайно напряженное, что на почве массовой коллективизации, на почве раскулачивания и на почве применения административных мер начинаются в целом ряде районов стихийные вооруженные восстания, что политика раскулачивания захватывала не только иногда кулацкую верхушку, но и некоторые середняцкие зажиточные слои деревни, и что эта величайшая драма в деревне создала и враждебное отношение к политике партии. Тут же сказал, что партия заварила эту кашу и пусть она расхлебывает, а нам чем хуже, тем лучше. Рыков говорил, что мы были бы смешны, если бы не вели свою борьбу за это кулацкое восстание, если бы мы сами не принимали абсолютно никаких мер в организации такого кулацкого движения и не стали у руководства. Рыков говорил, что прежде всего необходимо, чтобы со своей стороны мы воспользовались этим моментом для разжигания недовольства в деревне. Задачи, которые выдвигал тогда Рыков в беседе со мной, можно свести к трем основным моментам.

Первый момент. Вредительская работа в деревне: срыв посевной кампании путем несвоевременной выдачи и подвоза семенного материала, понижения его качества; это будет, естественно, озлоблять население; с другой стороны, меры, противоречащие укреплению колхозов, направленные к тому, чтобы возбуждать недовольство крестьянского населения.

Что же касается в отношении промышленности, то конкретно задачи тогда в области вредительства в промышленности не ставились, по крайней мере, непосредственно определенных указаний не было.

Кроме того, мы должны в крупной промышленности создать и укреплять кадры и укрепиться в особенно важнейших ее отраслях на Урале и в этой работе не распыляться, так как промышленность слишком разнообразна, а сосредоточить свою работу на основных отраслях промышленности и на основных предприятиях.

Второй момент. Это возбуждение населения путем различного рода провокационных мер - неправильная организация снабжения основными продуктами питания и, особенно, неправильная организация общественного питания. Это было в целом ряде мест в последующем, 1932 году, в частности в Перми, Лысьве и, насколько мне известно, в районе Кизела и в Березняках.

Третий момент. Консолидация всех элементов, враждебно настроенных к Советской власти, блокирование с существующими тоже на Урале организациями, в частности, с троцкистскими, зиновьевскими и эсеровскими; нам было подчеркнуто, что надо, не теряя своей самостоятельности, снестись с ними и организовать связь и контакт.

Вот, по существу, те установки, которые были мною получены от Кабакова. Я знаю, что одновременно отдельно у него были тогда беседы в вагоне, довольно длительные, с Рыковым, и содержание, существо этих бесед мне известно от самого Кабакова, который мне передавал. Существо этих бесед сводится к тому, о чем я уже говорил.

Вышинский (обращается к суду). Разрешите спросить обвиняемого Рыкова?

Подсудимый Рыков, что вы можете сказать по этой части показаний подсудимого Зубарева? Вы подтверждаете встречу?

Рыков. Да.

Вышинский. А разговоры, поручения?

Рыков. Подтверждаю разговоры относительно характеристики мной настроений в тот период в деревне. Я должен был давать и давал также поручения. Но тут главное в выводах. В отношении выводов основная постановка вредительства...

Вышинский. Сначала о фактах, а потом о выводах. Давали ли вы поручения Зубареву?

Рыков. Да.

Вышинский. Когда?

Рыков. В мае месяце 1930 года.

Вышинский. Значит, вы давали поручения о подпольной вербовке членов организации правых?

Рыков. Да.

Вышинский. Это вы подтверждаете?

Рыков. Да.

Вышинский. А дальнейшие указания, которые вы давали Зубареву по линии его преступной работы, вы хотите уточнить?

Рыков. Да.

Вышинский. В основном они правильны?

Рыков. В основном, можно сказать, правильны. В отношении деревни я говорил, выражаясь на нашем языке, о саботаже политики партии в деревне в отношении коллективизации и о поддержке индивидуального хозяйства в деревне.

Вышинский. Вы давали установки на саботаж мероприятий правительства по коллективизации, на срыв коллективизации?

Рыков. И на поддержку индивидуального крестьянского хозяйства.

Вышинский. В целях срыва коллективизации?

Рыков. Одно исключало другое.

Вышинский. О саботаже политики партии вы давали установки?

Рыков. Ну, конечно, и политики партии в деревне вообще.

Вышинский. Вы это подтверждаете?

Рыков. Да.

Вышинский. Садитесь (обращается к суду). Разрешите спросить у обвиняемого Зубарева.

Обвиняемый Зубарев, скажите, что конкретно вами было сделано для совершения преступлений против Советского правительства?

Зубарев. В области сельского хозяйства мы имели у руководства членов нашей...

Вышинский. Мне не важно, каких вы членов организации будете называть. Мне важно, что вы, Зубарев, сделали по совершению преступлений против Советского правительства.

Зубарев. Я давал указания по линии сельского хозяйства в отношении срыва хлебозаготовок, поощрения враждебных настроений в связи со сдачей хлеба, о противодействии коллективизации, о противодействии мероприятиям, проводимым партией и правительством в отношении укрепления колхозов.

Вышинский. Это в каком году?

Зубарев. Эти указания я давал, когда был на Урале - в 1931 году.

Вышинский. А об организации кулацких восстаний вы давали указания?

Зубарев. Давал. Они находились в прямой зависимости от этих мероприятий.

Вышинский. Скажите, что именно вы припоминаете в этой части?

Зубарев. Что нами делалось в отношении кулацких восстаний в области организационных мероприятий? Создание на периферии организационных групп. Ничего другого в тот момент конкретно мы предпринять, конечно, не могли.

Вышинский. В каких целях?

Зубарев. В целях быть готовыми в подходящий момент к руководству такого рода восстанием и повстанческим движением.

Вышинский. Это вы делали по личной инициативе или не по личной?

Зубарев. Я проводил те директивы, которые я получил от Смирнова, от Рыкова. Эти установки также имел и Кабаков, поддерживавший все время непосредственную связь с Рыковым и Томским.

Вышинский. Дальше - в 1932 году, в 1933 году?

Зубарев. Я должен сказать, что в 1931 году, в конце, я выехал в Москву, но я знал о целом ряде мероприятий, которые проводились на Урале, от участников уральской организации при встрече со мной в Москве. Лично я непосредственных указаний не давал. В конце сентября я выехал и больше на Урал не возвращался, и моя связь поддерживалась только при свидании с отдельными участниками организации. Но я знал о той вредительской работе, которая проводилась по линии промышленности, и о той связи, которую имела уральская организация с троцкистами и эсерами.

Вышинский. Это когда?

Зубарев. В 1932, 1933 и 1934 годах. Это я знаю со слов целого ряда участников и, в том числе, непосредственно от самого Кабакова.

Вышинский. Какие факты вредительства имели место в вашей деятельности?

Зубарев. Я давал вредительские установки, наносящие вред Советскому государству в отношении сельского хозяйства на Урале. Что касается моей работы в Москве, то в Москве контрреволюционная деятельность моя начинается с середины 1933 года.

Вышинский. Скажите, в чем выражается ваша вредительская деятельность?

Зубарев. Когда я работал в области семеноводства по линии Нар-комзема Союза, она выразилась в том, о чем говорил вчера подсудимый Чернов: запутывание семеноводства, ухудшение качества семян, применение недоброкачественного материала, плохая его очистка, небрежное хранение, а в результате это вызывало не только снижение урожая, но и враждебное настроение со стороны крестьянства, недовольство этими, так называемыми, сортовыми семенами.

Вышинский. Эти ваши преступления в какой период совершались?

Зубарев. Они имели место в конце 1933 года и начале 1934 года.

Вышинский. А дальше?

Зубарев. А дальше, в марте 1934 года, я оставил работу в Нарком-земе Союза и перешел на работу в Наркомзем РСФСР. В Наркомземе РСФСР существовала наша организация, и я имел возможность связаться с этой организацией через Муралова, так как Муралов, будучи членом организации, длительное время был народным комиссаром земледелия РСФСР, а его заместителем был Лисицын. От Муралова я знал, что и Лисицын состоит членом нашей организации.

Вышинский. В чем ваша преступная деятельность заключалась в Наркомземе РСФСР?

Зубарев. Здесь моя преступная деятельность заключалась, прежде всего, в неправильном планировании посева овощей, в частности, уделялось слабое внимание развитию посевов овощей в наших восточных районах, где развитие овощеводства имело громадное значение, особенно в связи с развитием промышленности, в частности, в ДВК и в Западно-Сибирском крае. Завоз туда овощей из основных овощных районов центральной части России составлял величайшие экономические трудности и загружал транспорт чрезвычайно невыгодным грузом, - это во-первых. Во-вторых, проводилась точно такая же работа в отношении слабого развития питомников по плодовым растениям. Плодоводство за последнее время начало чрезвычайно быстро развиваться, колхозное население стало предъявлять все более растущий спрос в связи с увеличением материального благосостояния, а мы не в состоянии были этот спрос удовлетворить. Слабое развитие питомников точно так же осуществлялось как одно из вредительских мероприятий.

По линии совхозов основное вредительство заключалось в том, что до самого последнего времени не были установлены правильные севообороты, а в целом ряде совхозов вовсе не было севооборота. Все это, естественно, снижало урожай. Целый ряд совхозов, имевших большое количество скота, вследствие неправильного построения севооборотов оставался без кормов, в результате - падеж скота, медленное развитие скотоводства. Почему я говорю только об этом круге мероприятий? Дело в том, что по линии Наркомзема РСФСР круг наших мероприятий был крайне ограничен, ибо основные мероприятия были сосредоточены по линии Наркомзема Союза.

Вышинский. Известно вам было, что в программу этого центра и всей группы "право-троцкистского блока" входили террористические акты?

Зубарев. Да, известно.

Вышинский. Значит, вы об этом знали. Вы лично причастны в какой-либо мере к организации террористических актов?

Зубарев. Да.

Вышинский. Когда, против кого?

Зубарев. В конце 1936 года, примерно в декабре, мы - я и Лисицын - имели директиву об организации в Наркомземе РСФСР террористической группы. В состав этой группы входили...

Вышинский. Это сейчас не существенно, кто входил. Вы входили в эту группу?

Зубарев. Да, я входил.

Вышинский. Вы организовали эту группу?

Зубарев. Я был одним из участников и одним из организаторов ее.

Вышинский. Против кого вы намеревались совершить ваши злодейские террористические акты?

Зубарев. Вначале мы конкретно никого персонально не имели в виду, а вообще намечали террористические акты против руководящего состава Центрального Комитета ВКП(б), в частности, против членов Политбюро. В силу своего положения, в силу своих связей и больших возможностей в смысле организации террористического акта мы остановились на Молотове.

Вышинский. На Молотове - Председателе Совета Народных Комиссаров СССР?

Зубарев. Да, на Молотове.

Вышинский. А еще были у вас преступные замыслы такого рода?

Зубарев. Мы остановились на этом. Других возможностей мы не видели. Вначале ставился вопрос относительно Сталина, Кагановича, Ворошилова и Молотова, но мы остановились на Молотове по тем соображениям, о которых я уже говорил.

Вышинский. Именно по техническим условиям?

Зубарев. По техническим условиям и по нашим возможностям.

Вышинский. Расскажите, при каких обстоятельствах вы оказались агентом царской охранки?

Зубарев. Не охранки, а царской полиции.

Вышинский. Это разница?

Зубарев. Маленькая разница есть, но существо одно и то же.

Вышинский. Я тоже так думаю.

Зубарев. В 1908 году в деревне у моего отца, где я также был в тот момент, был произведен обыск с большим нарядом полиции. При обыске было найдено значительное количество литературы.

Вышинский. Какой?

Зубарев. Нелегальной литературы. Руководивший обыском пристав Васильев поставил передо мной вопрос в такой плоскости: "Если вы, Зубарев, хотите избегнуть репрессии, то у вас есть только единственная возможность - принять мое предложение быть агентом полиции". Я тогда определенного ответа не дал, но сказал ему, что я в случае согласия сумею к нему зайти.

Через некоторое время я был у него на квартире в городе Котельниче, получил от него задания относительно информации о составе Котельнической организации, о характеристике отдельных, наиболее активных руководителей - Чибисове, Петухове и Попове, я должен был давать сведения о спичечной фабрике и о воинском гарнизоне. Это было в декабре - ноябре 1908 года. В марте я был у него второй раз, затем выехал из пределов Вятской губернии в Уфимскую губернию и поступил на работу в качестве счетовода в кооперативе в уездном городе. В первый момент мне там не пришлось встречаться с полицией, но затем, в середине 1910 года, у меня установилась связь со стерлитамакским исправником.

Вышинский. Какая связь?

Зубарев. Как агента.

Вышинский. То есть вы стали агентом полиции в Стерлитамаке?

Зубарев. Да. Пристав Васильев мне заявил, что им было послано соответствующее уведомление по месту моего последующего жительства. С этого времени началась моя работа, причем я получил кличку "Парень".

Вышинский. Это вторая ваша кличка?

Зубарев. Да. Первая кличка была "Василий".

Вышинский. Были у вас еще клички?

Зубарев. Была еще кличка "Прохор", в Уфе.

Вышинский. В какое время?

Зубарев. В начале 1916 года.

Вышинский. Вы чем тогда занимались, кроме провокаторской работы? Ваше официальное положение?

Зубарев. Я работал в городе Стерлитамаке уездным инструктором по кооперации.

Вышинский. Кого вы предавали?

Зубарев. Кооперативные кадры и кадры земских работников. В Стерлитамаке я имел поручение давать сведения о ссыльных, которых было в Стерлитамаке значительное количество.

Вышинский. Освещали ссылку?

Зубарев. Да.

Вышинский. Большевистскую ссылку освещали?

Зубарев. Там был один социал-демократ, агроном Силин, и еще дин социал-демократ, фамилию которого я сейчас не помню.

Вышинский. Значит, всех, кого предали, вам трудно запомнить?

Зубарев. Во всяком случае, поскольку я не отрицаю самого факта...

Васильев. Приходилось.

Председательствующий. В частности, не приходилось ли вам завербовать Зубарева?

Васильев. Зубарева да, так точно.

Председательствующий. В двух словах расскажите, как вы его завербовали.

Васильев. Полицейский урядник Смердинской волости, где жил в деревне Зубарев Прокопий Тимофеевич в доме своего отца, сообщил мне, что там собираются молодые люди, поют революционные песни, читают революционные книги. Ну, я, конечно, по долгу своей службы тогда с урядником Коневым приехал в деревню, сделал обыск, обнаружил действительно много революционных изданий, последние отобрал, и Зубарева пришлось, конечно, арестовать. В моей канцелярии Зубарев сказал, что у них еще есть в деревне революционно настроенные люди, назвал он мне имена двух человек, но фамилии не сказал, и сказал, что он выявит этих двух людей. Я доложил исправнику. Исправник велел его завербовать и отобрать от него подписку.

Председательствующий. Какого характера подписку?

Васильев. О том, что он обязуется давать полиции сведения. При отобрании этой подписки он сказал, что кличка его будет "Василий".

Председательствующий. Сам сказал?

Васильев. Да, сам сказал. Я хорошо помню.

Председательствующий. О деньгах стал разговаривать?

Васильев. Потом уже о деньгах.

Председательствующий. Какая же плата была установлена?

Васильев. Исправник прислал ему 30 рублей.

Председательствующий. Потом вам приходилось давать ему еще деньги?

Васильев. Я хорошо помню один раз, но может быть и еще давал, я не отрицаю.

Вышинский. В течение какого времени вы были связаны с Зубаревым?

Васильев. С 1908 по 1909 год.

Вышинский. Сколько же времени в общем?

Васильев. Год, в общем.

Вышинский. Год с лишним?

Васильев. Да. Связался в начале 1908 года, а в начале 1909 года он выехал из Котельнического уезда.

Вышинский. А вы знали его семью по месту?

Васильев. Нет, не знал. У меня было шесть волостей, народу было много.

Вышинский. А как вы запомнили его хорошо? С тех пор времени прошло немало, а вы запомнили этого Зубарева так хорошо.

Васильев. Запомнил.

Васильев. По моей работе.

Вышинский. Он еще с вами встречался?

Васильев. После 1909 года я его в глаза не видел. Он тогда был еще человек молодой, а теперь он как будто бы мужчина пожилой.

Вышинский. Ну, я думаю! Вы тогда тоже были моложе (к председателю). Можно Зубарева спросить?

Председательствующий. Подсудимый Зубарев.

Вышинский. Вы не припомните, этот Васильев тогда был приставом?

Зубарев. Так как прошло 30 лет, мне трудно сейчас вспомнить, но, кажется, что этот... Не отрицаю.

Вышинский. Похож?

Зубарев. Да.

Вышинский. Тогда был моложе?

Зубарев. Конечно.

Вышинский. Вы получали деньги от Васильева или от кого-либо другого? И кому давали сведения?

Зубарев. Да, от Васильева и передавал сведения Васильеву.

Вышинский. Сколько раз, не помните?

Зубарев. Я был у него два раза.

Вышинский. Где он жил в то время?

Зубарев. В Котельниче.

Вышинский. И в Котельниче являлись?

Зубарев. Да.

Вышинский. А арестованы вы где были?

Зубарев. Я арестован тогда не был.

Вышинский. Он тогда же вас задержал с литературой?

Зубарев. Да, но он мне поставил тогда такое условие...

Вышинский. У вас был тогда обыск?

Зубарев. Да.

Вышинский. У вас была тогда найдена нелегальная литература?

Зубарев. Да.

Вышинский. Вы были в связи с этим задержаны?

Зубарев. Да, я был задержан, но мне было предложено такого рода условие, что если я буду давать сведения...

Вышинский. Тогда же он взял с вас подписку?

Зубарев. Я не помню сейчас, но, кажется, что так.

Вышинский. Но этот факт вы твердо помните?

Зубарев. Да. Я потом выехал из Котельнича и передавал сведения в Стерлитамаке.

Вышинский. А кличку "Василий" вы сами выбрали?

Зубарев. Я не помню, кто давал, сам ли я взял или с его стороны было предложение, не помню и боюсь отрицать, что он дал или я сам выбрал, но факт этот имел место.

Вышинский. Вы подтверждаете, что свидетель Дмитрий Николаевич Васильев напоминает вам того пристава Васильева, который вас впервые завербовал на службу в полицию?

Зубарев. Да, подтверждаю.

Вышинский. У меня больше вопросов нет.

Председательствующий. Обвиняемый Зубарев, у вас есть вопросы к свидетелю?

Зубарев. Я сказал в показаниях, которые давал суду, что меня завербовал пристав Васильев на службу в полиции.

Председательствующий. Тогда свидетеля можно освободить?

Вышинский. Да.

Председательствующий. Можете идти. (Обращается к Прокурору.) У вас вопросы к Зубареву есть? Вышинский. Нет.

Председательствующий. Объявляется перерыв до 6 часов.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:

Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ: Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь. Заседание суда продолжается.

Приступаем к допросу подсудимого Крестинского.

Вышинский. Позвольте мне до допроса Крестинского задать несколько вопросов обвиняемому Раковскому.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Раковский, вы признали себя виновным в преступлениях, которые вам предъявлены?

Раковский. Признал.

Вышинский. Вы здесь слышали также ответ Крестинского, который на вопрос суда заявил, что он не троцкист и не совершил преступлений, в которых он признавался на предварительном следствии.

Я хотел бы спросить у вас, как у одного из виднейших представителей и руководителей троцкистского подполья в СССР, что вы знаете о троцкистской деятельности Крестинского в последний период времени?

Раковский. Прежде всего я должен остановиться на тех показаниях или на тех заявлениях, которые сделал вчера здесь Крестинский.

Вышинский. Да, я вот об этом и говорю.

Раковский. Крестинский в доказательство того, что он отошел от троцкизма, заявил, что он в конце 1927 года послал письмо Троцкому, в котором отмежевался от троцкистских позиций. Если не ошибаюсь, таков был смысл заявления Крестинского здесь вчера?

Вышинский. Так мы все поняли.

Раковский. Это письмо Крестинского мне известно.

Вышинский. Известно?

Раковский. Троцкий давал мне его читать. И не только мне. Но для того, чтобы осветить смысл этого письма, я должен прежде всего указать на один факт.

Возвращаясь в Москву, за несколько недель до посылки Крестинским этого письма, накануне пленума ЦК перед XV съездом, я остановился в 1927 году в Берлине, как всегда - в полпредстве, где тогда работал Крестинский, и вместе со мной был Каменев. Он приехал из Рима и тоже отправлялся на пленум ЦК. Между мной, Каменевым и Крестинским, как между единомышленниками, происходил тогда в Берлине обмен мнений.

Вышинский. Как между единомышленниками?

Раковский. Да, само собой понятно, как между единомышленниками. До этого времени со стороны Крестинского не было никаких признаков отхода от оппозиции. При встрече в Берлине мы вместе обсуждали, что следует предпринимать оппозиции на предстоящем пленуме. Крестинский оставался в Берлине. Он был того мнения, что нужно продолжать и дальше маневрировать.

Вышинский. Маневрировать?

Раковский. Маневрировать.

Вышинский. То есть двурушничать?

Раковский. Тогда это слово не употреблялось.

Вышинский. А смысл?

Раковский. Смысл тот же.

Я не буду говорить о дальнейших спорах, которые происходили между нами. Через некоторое время после этого, когда я уже был в Москве, Троцкий мне показал письмо Крестинского.

Вышинский. Когда это было?

Раковский. Я думаю, что это было в первых числах декабря 1927 года.

Вышинский. Вы припоминаете, что в этом письме было?

Раковский. Точное содержание я не помню, общее впечатление было такое, что это маневр. Когда я прочел это письмо Крестинского, я сказал Троцкому: "Крестинский подготавливает то, что на языке юриспруденции называется свое "алиби". Троцкий подтвердил это. Так впоследствии и получилось, ибо, когда ЦК ВКП(б) обратился к полпредам, разделявшим троцкистские взгляды, с вопросом, как они относятся к исключению руководителей оппозиции из партии, Крестинский написал в ЦК письмо и ссылался в нем на это свое "алиби".

Вышинский. Ссылался на письмо Троцкому как на доказательство разрыва с троцкизмом?

Раковский. Да, на это письмо как на доказательство, что он отошел. Письмо Крестинского в ЦК было напечатано в газетах в 1928 году. Я не помню, что из письма Крестинского было напечатано. Он оставил себе копию. Я не могу сказать, что из его письма было приведено, но ссылка на его письмо была.

Я тоже на положении обвиняемого. Я не имею права перегружать никого из моих тут соучастников новыми обвинениями. Я думаю, достаточно того, если я передам то впечатление, которое тогда было и осталось. Я не считаю, что этот документ свидетельствует об отходе Крестинского от троцкистской оппозиции. Это уже не было делом каких-нибудь временных увлечений. Это уже была борьба, которая продолжалась примерно 7 - 8 лет, борьба между троцкистами и партией. И как можно предполагать, что достаточно заставить себя в течение получаса или часа написать документ для того, чтобы после этого все прошлое, вся идеология, все привычки, связи - все это исчезло?

Вышинский. Следовательно, письмо, о котором здесь говорил подсудимый Крестинский как о доказательстве его разрыва с Троцким и троцкистами, вы рассматриваете исключительно как маневр, как документ, который должен был бы, в случае необходимости, свидетельствовать о его "алиби"?

Раковский. Правильно.

Вышинский. Следовательно, на мой вопрос - был ли в ноябре 1927 года и позже Крестинский троцкистом - как вы отвечаете?

Раковский. Да, Крестинский был троцкистом и с троцкизмом никогда не порывал.

Вышинский. Следовательно, как вы расцениваете сделанное здесь вчера заявление подсудимого Крестинского, что он не был троцкистом, по крайней мере с ноября 1927 года?

Раковский. Как не соответствующее действительности.

Вышинский. Вам известно, что обвиняемый Крестинский и позже был троцкистом?

Раковский. Известно.

Вышинский. Вы можете привести какие-нибудь факты?

Раковский. Могу. Я обращусь, если позволит суд, к самому Крестинскому.

Председательствующий. Пожалуйста.

Раковский (Крестинскому). Николай Николаевич, когда я был в ссылке, ты мне писал?

Крестинский. Да, через дочь, которая ехала в Саратов, я писал.

Вышинский. Позвольте спросить подсудимого Крестинского: в каком году это было?

Крестинский. Это было в 1928 году.

Раковский. Это было в 1929 году, в августе или июле месяце. В 1928 году я был в Астрахани.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, а вы куда писали письмо?

Раковскнй. Он писал в Саратов.

Крестинский. Точно год я не помню. Но я просил тогда Кагановича перевести Христиана Георгиевича из Астрахани в Саратов, ссылаясь на наши с ним дружеские отношения. Это было удовлетворено. И вот, когда он переехал в Саратов, к нему поехала его дочь, я через нее написал ему письмо. Разрешите мне...

Вышинский. Виноват. У нас все делается по порядку...

Крестинский. Может быть, я сократил бы вам работу.

Вышинский. Я не нуждаюсь в сокращении, тем более, что ваши вчерашние заявления не свидетельствуют, чтобы вы хотели сокращать процесс.

Крестинский. Но может быть я...

Председательствующий. Дойдет еще до вас очередь, обвиняемый Крестинский.

Вышинский. Я просил бы, подсудимый Раковский, сообщить, о чем вам писал в 1929 году, во время вашего пребывания в Саратове, в ссылке, обвиняемый Крестинский?

Раковский. Крестинский в этом письме писал, чтобы я вернулся в партию, естественно, в целях продолжения троцкистской деятельности.

Вышинский. Зачем?

Раковский. Он ничего явно противозаконного в этом письме не писал.

Вышинский. Значит, вы сейчас устанавливаете факт его связи с вами, хотя вы были ссыльным троцкистом?

Раковский. Да, и его желание, как и других троцкистов, сохранить троцкистские кадры, по возможности проникнув в партию.

Вышинский. Значит, он уговаривал вас, чтобы вы из тактических соображений, в интересах троцкистского дела, вернулись в партию?

Раковский. Так я понял.

Вышинский. Разрешите задать вопрос подсудимому Крестинскому.

Подсудимый Крестинский, правильно понял содержание вашего письма подсудимый Раковский?

Крестинский. Правильно.

Вышинский. Я прошу суд о следующем. По моему требованию сейчас были проверены документы, изъятые при обыске у Крестинского. Среди них имелась копия его письма Троцкому от 27 ноября 1927 года, того самого письма, на которое ссылался вчера Крестинский и о котором говорит Раковский.

Я прошу разрешить мне предъявить Раковскому и Крестинскому эту копию письма и спросить их, об этом ли письме Троцкому оба они говорят, после чего прошу разрешить мне поставить еще несколько вопросов.

(Копия письма от 27 ноября 1927года предъявляется Крестинскому, затем Раковскому.)

Крестинский. Это то самое письмо.

Вышинский. Прошу предъявить копию этого письма обвиняемому Раковскому.

Раковский. Автор письма лучше помнит его, чем я.

Вышинский. Это займет у нас две минуты, но факт будет установлен.

Раковский (читая письмо). Да, насколько я могу помнить, это есть то самое письмо.

Вышинский. Прошу разрешить предъявить Раковскому выдержку из газеты "Экономическая жизнь" от 8 апреля 1928 года, где написано:

"Выдержка из письма Крестинского от 22 марта 1928 года". Не это ли он имел в виду, когда говорил о письме Крестинского в ЦК, посланном уже после его письма к Троцкому?

Раковский. Да, об этом.

Вышинский. Значит, все факты установлены.

Раковский. Я читал это в "Правде" или "Известиях", но оно могло быть опубликовано во всех газетах.

Крестинский. Это было 8 апреля.

Вышинский. А письмо датировано 22 марта?

Крестинский. Я не помню дату письма.

Раковский. Я помню, было два письма, отправленных троцкистскими полпредами: Антоновым-Овсеенко и Крестинским.

Вышинский. Значит, все факты установлены. Вы не помните ли, обвиняемый Раковский, что письмо, о котором вы сейчас говорили, начиналось именно так, как начинается копия этого письма: "Дорогой Лев Давыдович"?

Раковский. Это была обычная форма.

Вышинский. Подсудимый Раковский, не помните ли вы следующего места из личного письма Крестинского Троцкому, как оно отражено в копии. Крестинский пишет: "По моему глубокому убеждению тактика оппозиции за последние полгода была глубоко ошибочной, вредной для целей самой оппозиции, можно сказать трагически неправильной".

Можно ли из этого абзаца сделать заключение, что здесь содержится какое-либо осуждение троцкизма?

Раковский. Нет. Крестинский рассуждает как человек, находящийся в троцкистской организации. Он исходит из троцкистских предпосылок. Он говорит в интересах троцкистской организации, троцкистских целей. Это то, что он заявлял в Берлине, как я уже сказал.

Вышинский. Следовательно, здесь есть просто оценка тактической линии троцкистов, даваемая человеком, в данном случае Крестинским, остающимся на почве троцкистской борьбы против Советской власти? Раковский. Да, это так.

Вышинский. Позвольте спросить Крестинского. Правильно ли будет так понимать это место из вашего письма Троцкому?

Крестинский. Да, так.

Вышинский. Дальше в копии этого письма говорится:

"Смешно говорить о сохранении кадров, когда они уже фактически уничтожены неправильной политикой самой оппозиции. Нельзя, ведь, считать кадрами пару сотен исключенных и поставленных вне закона товарищей. Это кадры для тюрьмы и ссылки, а не для продолжения внутрипартийной борьбы. Еще смешнее говорить о сохранении влияния на массы. Где это бывало в истории, чтобы группа, потерпевшая полное поражение в борьбе, благодаря собственным ошибкам, могла сохранить влияние на массы? А, ведь, для всякого не ослепленного ясно, что преждевременные, обреченные на неудачу выступления и последующее полное поражение есть результат ошибок, плохого, неверного руководства.

И при капитуляции и при непримиримой тактике потеря влияния неизбежна. Но в первом случае медленно, постепенно, упорной работой внутри партии и в советском аппарате можно восстановить, вновь заработать доверие масс и влияние на них".

О чем же здесь идет речь? Мне представляется, что речь идет об оценке тактической линии троцкистов с точки зрения интересов троцкистской борьбы против партии, но никак не о разрыве с троцкизмом.

Раковский. Да, это так, я это подтверждаю полностью.

Вышинский (обращаясь к Крестинскому). Вы выслушали подробное объяснение Раковского о так называемом отходе вашем от троцкизма. Считаете ли вы эти объяснения Раковского правильными? Крестинский. То, что он говорит, правильно.

Председательствующий. Вы подтверждаете то, что говорил Раковский?

Крестинский. Да, подтверждаю.

Вышинский. Если верно то, что говорил здесь Раковский, то будете ли вы продолжать обманывать суд и отрицать правильность данных вами на предварительном следствии показаний?

Крестинский. Свои показания на предварительном следствии я полностью подтверждаю.

Вышинский. К Раковскому у меня нет вопросов.

У меня один вопрос с Крестинскому: что значит в таком случае ваше вчерашнее заявление, которое нельзя иначе рассматривать как троцкистскую провокацию на процессе?

Крестинский. Вчера под влиянием минутного острого чувства ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых и тяжелым впечатлением от оглашения обвинительного акта, усугубленным моим болезненным состоянием, я не в состоянии был сказать правду, не в состоянии был сказать, что я виновен. И вместо того, чтобы сказать - да, я виновен, я почти машинально ответил - нет, не виновен.

Вышинский. Машинально?

Крестинский. Я не в силах был перед лицом мирового общественного мнения сказать правду, что я вел все время троцкистскую борьбу. Я прошу суд зафиксировать мое заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным по всем тягчайшим обвинениям, предъявленным лично мне, и признаю себя полностью ответственным за совершенные мною измену и предательство.

Вышинский. У меня больше вопросов к подсудимому Крестинскому пока нет.

Председательствующий. Садитесь, обвиняемый Крестинский.

Переходим к допросу подсудимого Рыкова.

Подсудимый Рыков, ваши показания, данные на предварительном следствии, вы подтверждаете?

Рыков. Да, подтверждаю.

Председательствующий. Товарищ Прокурор, есть у вас вопросы к подсудимому Рыкову?

Вышинский. Имеется ряд вопросов.

Подсудимый Рыков, скажите, когда началась ваша подпольная заговорщическая деятельность против Советского правительства?

Рыков. По существу дела она началась с 1928 года.

Вышинский. С 1928 года она оформилась?

Рыков. Может быть, трудно запомнить.

Вышинский. Приблизительно - в эти годы.

Скажите, в чем выражалась в это время ваша антисоветская деятельность, какие непосредственно ставили организационные задачи, какие вы преследовали цели?

Рыков. В этот период, с 1928 по 1930 годы...

Вышинский. И в последующее время.

Рыков. Я говорю - в этот период потому, что он несколько однотипен. Я боролся активно против всей политики партии и Советского правительства и, главным образом, против политики партии в отношении к крестьянству. Эта деятельность выразилась в моих, что называется, легальных выступлениях. Нелегальная организация в этот период использовала легальные возможности.

Вышинский. О нелегальной деятельности расскажите. Меня интересует нелегальная деятельность.

Рыков. В этот период одно от другого нельзя отделять, потому что нелегальная организация в этот период существовала для того, чтобы использовать легальные возможности. Легальные возможности давали такой резонанс: давали возможность общения среди лиц и слоев населения, которых в последующий период нелегальная организация была лишена. Поэтому руководящий центр, к которому я принадлежал, легально выступал и использовал все возможности. Поэтому, если говорить обо мне, то легальные мои выступления в это время были; я был председателем СНК и поэтому мои легальные выступления имели специальную роль, которая в партии в тот период еще сохранялась за мной.

Вышинский. Какие у вас были отношения в 1928 - 1929 годах с Ягодой?

Рыков. В отношениях с Ягодой все было нелегально. У нас уже в этот период, наряду с легальной частью, то есть той группой членов контрреволюционной организации правых, которая выступала легально, существовали кадры, которые были специально законспирированы в целях организации дальнейшей борьбы с партией. К этим людям, в частности, принадлежал Ягода, с которым я был в этот период и перед тем связан лично, от которого я получал специально подобранную информацию, которую я использовал для своих выступлений против политики партии в деревне. Когда, в дальнейшем, на заседании Политбюро было вскрыто сочувствие Ягоды нам по вопросу о чрезвычайных мерах в хлебозаготовках по отношению к кулачеству, он после короткого времени осуществил маневр двурушничества, заявил себя сторонником партии, на самом деле оставаясь членом нашей контрреволюционной организации. Причем сделано это было не только с моего ведома, а, насколько помню, и по моему совету.

Вышинский. Было ли у вас с Ягодой соглашение о том, что члены вашей подпольной организации им не будут репрессироваться?

Рыков. Конечно.

Вышинский. Было ли с Ягодой соглашение о том, что он будет оберегать подпольную организацию правых, используя свое служебное положение?

Рыков. Да.

Вышинский. А какое служебное положение он в то время занимал?

Рыков. Он был заместителем председателя ОГПУ Менжинского.

Вышинский. Заместителем председателя ОГПУ?

Рыков. Да. Вот в этих целях мы и стремились, главным образом, его законспирировать.

Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте спросить Ягоду.

Подсудимый Ягода, вы подтверждаете эту часть показаний Рыкова?

Ягода. Факт подтверждаю, редакцию нет.

Вышинский. Редакция вам не нравится?

Ягода. Факт был, но не так, как говорит Рыков.

Вышинский. В 1929 году это было?

Ягода. Было.

Вышинский (обращаясь к Рыкову). Подсудимый Рыков, вы говорите, что это было в 1929 году?

Рыков. Да, это было в 1929 году.

Вышинский. Во всяком случае это было тогда, когда вы, подсудимый Ягода, были заместителем председателя ОГПУ и когда на вашей обязанности лежала борьба с подпольными группами?

Ягода. Да.

Вышинский. Следовательно, вы совершили прямую государственную измену?

Ягода. Да.

Вышинский. Садитесь. Продолжайте, подсудимый Рыков.

Рыков. Я продолжу эту тему относительно Ягоды. Уже с самого начала нашей открытой борьбы против партии образовалась прослойка членов нашей контрреволюционной организации правых, которая не заявляла себя открыто сторонниками правых. К их числу, кроме Ягоды, принадлежали такие люди, как Антипов, Разумов, Румянцев.

Вышинский. А из людей, которые находятся на скамье подсудимых?

Рыков. Здесь?

Вышинский. С правой стороны от вас.

Рыков. Иванов, он сманеврировал в этом отношении. О нем знали как об участнике правого уклона. Он тоже сманеврировал одним из первых. Больше я здесь никого не могу назвать. Мы с Бухариным выступали открыто, об остальных я не могу сказать - были ли открытые выступления в защиту программы правых. Относительно Иванова могу сказать, что были. Существовали даже отдельные группы, допустим, ленинградская группа целиком в составе Комарова и целого ряда других.

Таким образом, в этот период так называемой открытой борьбы, наряду с легальной, открытой борьбой сразу стал складываться и нелегальный центр правых в составе меня, Бухарина и Томского. Создался он сам по себе, потому что мы трое принадлежали к одному составу Политбюро. Руководство борьбой было в наших руках. Этот центр удержался и продолжал свою контрреволюционную работу до последнего времени.

Нелегальная работа заключалась в том, что такие же группы в тот период - с 1928 по 1930 год - стали создаваться и на территории Союза. Точного перечисления - где, какие группы создавались, в каком количестве - этого сказать не могу. Был целый ряд участников нашей организации в разных местах, как это перечислено, в том числе и такие, как Кабаков, секретарь...

Вышинский. Этого не требуется.

Рыков. Главными составными частями того, что вошло в состав контрреволюционной организации в Москве, был Томский со своими профессионалистами, Бухарин со своими связями, в частности, со своими учениками, с его "школкой", потом я с целым рядом своих сторонников. Затем Угланов с группой своих сторонников из москвичей. Это сразу составило организацию правых. До 1930 года шло накопление этой организации и использование открытых выступлений для вербовки сторонников и создания определенной популярности организации.

В этих целях, в целях борьбы с партией, мы использовали профсоюзный съезд. Почти все 93 человека, которые голосовали за Томского и против партии на профсоюзном съезде, вошли в нашу контрреволюционную организацию.

Значит, элементы двурушничества, скрытой от партии нелегальной работы тоже были с самого начала.

Тут были отдельные оттенки в отношении оценки легальной или нелегальной контрреволюционной организации. Один из членов, как Антипов, допустим, и целый ряд других настаивали сразу на скорейшем переходе на нелегальность, не придавая никакого значения легальной борьбе, - что легальное положение приведет к провалу кадров, что оно не сулит успеха, а отдельные члены организации, значительное количество их, оценивали легальные выступления очень хорошо. Когда на пленумах, конференциях и съездах партии позиции правых подвергли систематическому разоблачению, было совершенно ясно, что удержаться на легальной позиции было невозможно. Тогда началась серия заявлений об отказе от правых убеждений. Все эти заявления были обманом партии. Из центра, куда и я входил, давались непосредственные директивы о том, чтобы такие заявления подавать.

Несколько позднее, одним из последних, подал заявление об отказе от защиты платформы правых и я, вместе с Бухариным и Томским. Этим заявлением мы хотели обмануть партию. После того, как было вынесено решение съезда партии о несовместимости взглядов правых с принадлежностью к партии, мы перешли полностью на нелегальность. Были также совершенно скрытые методы использования легальной печати, но они редко удавались, да и не могли удаваться, а поэтому пришлось перейти на нелегальность.

Таким образом, с 1930 года контрреволюционная организация была нелегальной на 100%, ее работа была построена на обмане партии.

Кроме этого заявления, которое я подал, мы, в частности я, напечатали в газете несколько статей против своих собственных заявлений и установок. Этим мы преследовали ту же цель - обман.

Вышинский. Так что обман партии это была широко практиковавшаяся вами система.

Рыков. Да, конечно, это была система, которая практиковалась очень широко. Как один из примеров, я приводил свой доклад на областной конференции на Урале. Это было в 1930 году. Характерным для этого доклада было то обстоятельство, что в период, когда главным звеном во всей работе партии, рабочего класса и крестьянства была борьба за коллективизацию и ликвидацию кулачества как класса, - я прочел доклад, в котором этот тезис был совершенно выпущен. Здесь было использовано умолчание, такое умолчание, которое в некоторых случаях говорит гораздо громче, чем оглашение. Этот прием был использован мною на конференции в Свердловске, о которой рассказывал Зубарев, во время которой я с ним виделся. Это - обстановка в 1930 году. Сегодня я могу назвать кое-каких людей.

Вышинский. Это меня не интересует. Меня интересует другой вопрос. В период времени 1928 - 1929 годов у вас действовал руководящий центр?

Рыков. Да, тройка с самого начала.

Вышинский. В лице кого?

Рыков. В лице моем, Бухарина и Томского.

Вышинский. Следовательно, можно прямо утверждать, что уже в 1928 году у нелегальной группы правых был свой руководящий центр в лице этой тройки?

Рыков. Конечно.

Вышинский. Перейдем к дальнейшему периоду.

Рыков. Следующий период - 1930 - 1933 годы. Это тот период, когда формировались наиболее преступные методы работы и цели, которые поставила себе контрреволюционная организация. Я должен здесь оговориться, было бы неправильно сказать, что в период 1928 - 1930 годов никто из правых не говорил о применении таких методов, как террор.

Вышинский. Были такие?

Рыков. Конечно, в этот период отдельные лица уже выставляли требования о применении этих методов, но это были предвестники того, что потом было принято в виде тактики контрреволюционной организации правых. Для периода 1930 - 1933 годов в смысле принципиальных установок является характерной так называемая рютинская программа. Обсуждалась эта рютинская программа дважды в 1932 году при моем участии, на даче Томского. Кроме меня на первом собрании присутствовали Бухарин и Томский и целый ряд лиц, в числе которых был Василий Шмидт и Угланов.

Вышинский. Бухарин там был?

Рыков. Бухарин был на первом заседании, когда были выработаны исходные тезисы.

Вышинский. А на втором?

Рыков. На втором заседании Бухарин не был, он был в отпуске, но он потом, ознакомившись с платформой, полностью солидаризировался и присоединился к ней.

Вышинский. На втором собрании вы были и Томский?

Рыков. На первом собрании были я, Томский, Бухарин, Угланов и Шмидт.

Вышинский. Василий?

Рыков. Да.

Вышинский. Василий Шмидт?

Рыков. Да.

Вышинский. А на втором?

Рыков. На втором были те же, кроме Бухарина, плюс еще два других лица, о которых я сказал, и некоторые лица, фамилии которых я не знаю, они были приглашены Углановым, они принимали участие. Тут характерно и содержание, и форма. Платформа называется рютинской, потому что она была издана сторонниками правых, группой Рютина, из московской организации Угланова.

Эта группа, при производстве следствия по поводу этой платформы, приняла всю ответственность на себя. Это было сделано с заранее обдуманным намерением, чтобы нам самим не быть привлеченными к ответственности за эту платформу. Благодаря тому, что Ягода был во главе ОГПУ, нам удалось это сделать. Вышинский. Значит, Ягода покрыл?

Рыков. И для того, чтобы легче было это сделать, в самой программе была эта фраза, которая заключала в себе некоторое ощущение отмежевания от меня, Бухарина и Томского; там говорилось нечто вроде того, что эти трое являлись как бы отработанным паром. Это было сделано в интересах двурушничества.

Вышинский. Уже тогда, следовательно, элемент терроризма имел место в вашей деятельности?

Рыков. Существо формулировки сводилось к тактике. Платформа признавала (насколько я помню, а я помню, ибо принимал участие в редактировании) насильственные методы изменения руководства партией и страной - террор, восстания. Она давала такую широкую формулировку, которая представляла собой директиву о применении насильственных мер в тех формах, которые могут найтись в нашем распоряжении. Вторая формулировка - это объединение тех сил, тех организаций, которые борются с партией и правительством СССР. Эти два тезиса являлись основными и определяющими в рютинской платформе и вместе с тем для всего последующего периода.

Как осуществлялась эта программа? Этот период характерен, как период острой классовой борьбы в деревне и большой силы сопротивления кулачества, крестьянской буржуазии правительству и партии. Этим накладывался специальный оттенок на этот период. Наша контрреволюционная работа за этот период стремилась опереться, и опиралась до некоторой степени, на те силы контрреволюции, которые в это время активизировались. Я имею в виду кулацкие выступления, кулацкие восстания, кулацкий саботаж, который в то время был довольно широко развит. Тут мы применили все формы использования антисоветских, буржуазных сил в деревне для борьбы с партией и правительством: от использования уже назревших выступлений до сознательной организации кулацких восстаний. В качестве примеров могу привести два случая, в которых центр принял непосредственное участие. Конечно, центр не мог руководить каждым отдельным выступлением в каждом месте, но в двух случаях, имеющих значение в связи с данным делом, это имело место. Я имею в виду Северный Кавказ и Сибирь.

Вышинский. Северный Кавказ - вы какой год имеете в виду?

Рыков. Тут трудно различать... По-моему, 1931 год, 1932, 1933.

Вышинский. А 1930 год не входит сюда?

Рыков (после молчания). Боюсь ошибиться.

Вышинский. А вот тот спор, который был сегодня в утреннем заседании между обвиняемыми Бухариным и Ивановым по поводу установки на повстанческое движение на Северном Кавказе, как вы вспоминаете, была такая установка?

Рыков. Мое личное участие в контрреволюционной работе центра относится к более позднему периоду и связано с посылкой Эйсмонта на Кавказ, что было осуществлено в 1932 году.

Вышинский. А вы говорили о том, что в 1928 году были связаны с Ивановым?

Рыков. Кто, я?

Вышинский. Нет, группа правых.

Рыков. Я сегодня слышал Иванова и слышал, что он входил в группу правых, но у меня с ним лично связи не было.

Вышинский. Значит, это была особая установка Бухарина и Иванова?

Рыков. Не знаю. Не мог же каждый член центра иметь дело со всеми членами организации.

Вышинский. Это понятно, но Бухарин и Иванов были связаны между собой по подпольной работе. А вы знали об участии Иванова?

Рыков. Я не знал. Может быть я забыл об этом, но у меня в памяти не сохранилась фамилия Иванова.

Вышинский. Но это возможно, что отдельные члены вашего центра имели своих людей, не осведомляя друг друга обо всех лицах?

Рыков. По-моему, это не только возможно, но это абсолютно неизбежно, потому что речь шла не о сотне - другой людей, а речь шла о более значительных кадрах. Это вполне возможная вещь, что не все знали обо всех членах организации.

Вышинский. Даже если речь шла о таком крупном подпольном работнике, каким являлся Иванов?

Рыков. Даже и в таком случае.

Вышинский. Продолжайте.

Рыков. Центр правых обращал на Северный Кавказ особое внимание как в связи с большим удельным весом казачества и зажиточного крестьянства и специфическими традициями, так и ввиду его политического и хозяйственного значения, как области, граничащей с Украиной, имеющей большое количество национальных республик и дающей большое количество хлеба.

Туда в 1932 году ездил специально Эйсмонт в целях организации нашего участия в кулацком движении, так как оно развивалось там довольно сильно. Эйсмонт поехал туда с моего ведома и после предварительного разговора со мной, с целью, как я уже сказал, всемерного обострения кулацкого движения на Северном Кавказе и содействия его распространению. После этого он мне сообщил, что связался с Пивоваровым, и туда кроме Эйсмонта был послан Слепков, один из видных членов бухаринской организации. Он был послан с ведома и по инициативе Бухарина.

Вышинский. С ведома Бухарина?

Рыков. По его инициативе, по-моему, Бухарин не будет от этого отказываться. Я послал Эйсмонта и Смирнова, а он послал Слепкова.

Вышинский. С какими конкретными заданиями поехал Слепков?

Рыков. Подробные задания давал Бухарин, но основное задание было, как я уже сказал, - всемерное обострение недовольства кулаков, вплоть до всякого рода открытых выступлений.

Вышинский. То есть, иначе говоря, для организации кулацких выступлений, кулацких восстаний?

Рыков. Конечно. Я это и сказал. Только в тех случаях, когда нет данных для вооруженных выступлений, тогда устраивать невооруженные выступления.

Вышинский. Такова была задача Слепкова?

Рыков. Такая задача, по-моему, должна была быть дана ему.

Вышинский. Бухарин давал?

Рыков. Бухарин давал с нашего ведома, так что я считаю себя за это полностью ответственным.

Вышинский. Что вы скажете, подсудимый Бухарин?

Бухарин. Я подтверждаю все. что говорил здесь до сих пор Рыков. Слепков посылался на Северный Кавказ именно для этой цели. Надо сказать для исторической точности...

Вышинский. Вы для истории не старайтесь говорить, подсудимый Бухарин. Она сама запишет то, что для истории будет интересно. А вот Рыков здесь сказал, что с ведома центра, по прямому заданию центра, в частности его, Рыкова, и вашему, Бухарина, на Северный Кавказ в 1931 или в 1932 году...

Бухарин. Я думаю, что это было весною 1932 года.

Рыков. Да, это было в 1932 году.

Вышинский. Стало быть весной 1932 года по прямому заданию центра, и в частности Рыкова и Бухарина, направляется на Северный Кавказ один из ваших ближайших соучастников по подполью Слепков для всемерной, как сказал Рыков, организации кулацких выступлений. Правильно это?

Бухарин. Я уже сказал, что подтверждаю от первого до последнего слова все то. что сказал здесь Рыков.

Вышинский. Следовательно, вы послали Слепкова для организации кулацких восстаний на Северном Кавказе?

Бухарин. Следовательно, послал для того, чтобы поднять восстание.

Вышинский. Вы лично инструктировали Слепкова?

Бухарин. Слепков никакого инструктажа не требовал, потому что он был достаточно квалифицированным человеком.

Вышинский. Квалифицированным в каком отношении?

Бухарин. Квалифицированным в том отношении, чтобы сделать необходимые организационные и практические выводы.

Вышинский. То есть квалифицированным и для того, чтобы поднять восстание?

Бухарин. И для того, чтобы поднять восстание. Тогда стояла задача всемерного обострения кулацкого недовольства по отношению к Советской власти, задача разжигания этого недовольства, организации кадров и организации выступлений, вплоть до вооруженных кулацких восстаний.

Вышинский. Вот это я и хотел знать.

Бухарин. Это я и говорю.

Вышинский. Теперь можно перейти к Сибири.

Рыков. Относительно Сибири я знаю со слов Бухарина...

Вышинский. О чем?

Рыков. О том, что Яковенко в Сибири осуществлял такую же работу, какая велась на Северном Кавказе, то есть он стремился поднять кулацкие активные выступления. Он неоднократно видался с Бухариным и разговаривал с ним. Конечно, Бухарин давал ему установки, директивы, пропагандировал его.

Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте Бухарина спросить по этому поводу.

Бухарин. Тут только нужно более или менее решительно сказать, потому что я предлагал Яковенко план... Вышинский. Какой план?

Бухарин. План восстания при помощи партизан в какой-то области Сибири.

Вышинский. Значит, этот факт имел место?

Бухарин. Этот факт имел место. Я об этом факте докладывал на собрании центра, кажется, там была вся тройка.

Вышинский. Рыков как будто отказывается.

Бухарин. Я говорю, как я помню.

Вышинский. Подсудимый Рыков правильно осветил факт посылки вами Яковенко в Сибирь для организации кулацкого восстания?

Бухарин. Правильно. Яковенко встретил меня случайно в Серебряном бору. Он сказал, что есть достаточные силы для того, чтобы поднять восстание. Я ему согласия сначала не дал, сказал, посоветуюсь со своими единомышленниками. Этот вопрос я поставил формально на обсуждение центра.

Вышинский. В 1932 году?

Бухарин. Да. Они выразили недовольство, что я сразу не ответил Яковенко положительно.

Вышинский. А вы ответили положительно?

Бухарин. Нет, они выразили недовольство, что я не ответил положительно.

Вышинский. Повторите, пожалуйста, я не расслышал.

Бухарин. Извиняюсь, я может быть недостаточно громко говорю. После этого состоявшегося решения я об этом сказал Яковенко.

Вышинский. Что вы сказали Яковенко?

Бухарин. Я сказал, не вдаваясь в детали технической стороны, что центр стоит за то, чтобы движение разжечь и поднять восстание.

Вышинский. И он поехал?

Бухарин. Да, он поехал.

Вышинский. И что же, были там в Сибири кулацкие выступления?

Бухарин. Да, выступления были.

Вышинский. Вы не помните, это было в Бийском районе?

Бухарин. Я не помню, может быть в Бийском районе.

Вышинский. Это не так существенно.

Бухарин. Да, не так существенно.

Вышинский. Скажите, какую вы официальную работу вели, кроме организации кулацкого восстания?

Бухарин. Я был членом ЦК, членом ЦИК.

Вышинский. А потом?

Бухарин. Потом я работал в Наркомтяжпроме.

Вышинский. В качестве кого?

Бухарин. В качестве заведующего одним из отделов.

Вышинский. Какого?

Бухарин. Научно-технического.

Вышинский. И одновременно по совместительству организовывали кулацкое восстание?

Бухарин. Для иронии это можно назвать совместительством, но я, как уже сказал, здесь острить не собираюсь.

Вышинский. В 1932 году вы стали на путь прямой государственной измены. Правильно это или нет?

Бухарин. Совершенно верно. Я сказал, что я считаю датировку с рютинской платформы.

Вышинский. Значит, с 1930 года?

Бухарин. Рютинская платформа была принята этой пресловутой конференцией осенью 1932 года или летом и апробирована на том заседании, о котором говорил Алексей Иванович Рыков.

Вышинский. Значит, с 1932 года?

Бухарин. С осени 1932 года.

Вышинский. С этой даты вы начинаете исчисление своей государственной измены?

Бухарин. Да, с этой даты.

Вышинский. А до этой даты были другие еще даты, о чем будем говорить потом?

Бухарин. Да, это, несомненно, были другие.

Вышинский. Например, в 1918 году?

Бухарин. Это сепаратно несколько стоит...

Вышинский. Об этом будем говорить особо, но я говорю теперь о вашей деятельности.

Бухарин. Я говорю, гражданин Прокурор, с точки зрения эволюции правого уклона, переросшего в контрреволюционную террористическую изменническую группу.

Вышинский. В 1932 году этот процесс перерастания завершился?

Бухарин. Да, он завершился, получил идеологическое оформление.

Вышинский. Я сейчас интересуюсь не идеологией, а криминологией.

Бухарин. Но идеология может быть тоже криминальной - действуют мыслящие люди.

Вышинский. Может быть, но нас интересуют действия, практика.

Бухарин. Меня столько раз допрашивали относительно рютинской платформы, может быть это ошибка со стороны следствия, но я должен сказать...

Вышинский. Значит, ваша деятельность заговорщика и государственного изменника вами самим исчисляется с 1932 года в связи с эволюцией правого уклона в контрреволюционную организацию? Правильно?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Значит, у вас на балансе значится: подготовка и организация кулацких восстаний на Северном Кавказе и подготовка и организация кулацких восстаний в Западной Сибири. Так?

Бухарин. Так.

Вышинский (обращаясь к Рыкову). Это, подсудимый Рыков, вам также было известно? Это с вашего ведома делалось?

Рыков. Конечно. Вот относительно сроков, по-моему, это - формальный вопрос. И прежде, чем родить ребенка, рютинскую платформу, нужно было быть беременной, беременность таким документом как рютинская программа - это уже потеря невинности, совершенно определенно.

Вышинский. Ну, ясно.

Рыков. В связи с Северным Кавказом в смысле преступности есть еще один момент, это по линии эсеровской связи, которую перед этим мы обсуждали специально в связи с кулацкими восстаниями, и в связи с тем, что некоторые члены центра и вообще нелегальной организации считали необходимым контактировать, использовать кулацкие движения для работы правой организации и эсеровской. Связь с эсерами на основе совместных антисоветских выступлений кулачества, как сообщил мне Эйсмонт, была осуществлена на практике на Северном Кавказе. Но такая обстановка создала, конечно, необычайно напряженное положение в стране и усилила чаяния, ожидания, надежды на возможность правыми получить власть, хотя эти движения и были кулацкие, то есть антисоветские, но, с другой стороны, это нам представлялось все же как массовое движение в стране, которое являлось поддержкой правого уклона.

Я помню по этому поводу дискуссию, которая была в тройке и среди правого уклона. Тут очень много спорили и приводили в пример Кронштадтское восстание, говорили о том, что на основе кулацкого выступления можно создать не один, а несколько Кронштадтов и получить соответствующий политический успех.

Это первое, что характерно для наших преступлений за период 1930 - 1933 годов.

В этот же период сформулировались взгляды правых и по вопросу о терроре.

Вышинский. О терроре, да?

Рыков. По вопросу о терроре тоже трудно установить такую совершенно точную грань, скажем 5 числа такого-то месяца и такого-то года. Нарастание террористических настроений началось еще до 1930 года, насколько мне известно. Они имели отражение на Радина, который был близок ко мне. Приблизительно в 1932 году оформилось наше положительное отношение к применению террора, как метода борьбы за власть, причем это нашло свое выражение и на практике. Я не представляю себе теоретического террора. Когда люди говорят о терроре, то это чисто практическая вещь. Нельзя заниматься теорией • террора без практики. Как только были приняты установки, сейчас же начались соответствующие организационные и практические выводы из этого, то есть создался целый ряд террористических групп. Я лично давал целый ряд террористических директив, кроме людей близких мне, как Нестеров, Радин, целому ряду других. Я передавал эти директивы и националистическим организациям, говорил по вопросу о терроре с участниками пан-тюркистской и белорусской националистической организации, и скоро террористические установки с соответствующими выводами были широко приняты. У меня кроме этих разговоров по этому поводу были и другие. Нестеров затем сообщил, что на Урале, в Свердловске была по моим указаниям создана организация.

В позднейшее время, в 1935 году, я имел разговор террористического характера с Котовым, руководящим членом московской организации правых. Приблизительно в 1934 году я дал указание своей бывшей секретарше Артеменко о наблюдении за прохождением правительственных машин.

Предприняты были и другими членами нашей контрреволюционной организации аналогичные же меры. Но мы не выносили решения ни одного раза о том, что должен быть убит тот или иной член правительства. Такого решения центра организации правых не было вынесено, но работа заключалась в том, чтобы подготовить такое отношение к террору и такое состояние террористических кадров, что когда центр такое решение вынесет, чтобы это решение было бы приведено в исполнение.

В этот же период по вопросу о терроре была установлена связь с эсером Семеновым через Бухарина. Я лично Семенова не знал. Бухарин сказал, что через Семенова он готовит покушение на Сталина. Потом мы, насколько помню, обсуждали вопрос о связи с эсерами по этой линии, и связь эта была установлена через Бухарина, который имел наиболее прочные связи. Я имел разговор такого же террористического характера и с Белобородовым при поездке на курорт на Северный Кавказ. Это было приблизительно в 1934 году.

Вышинский (обращается к суду). Разрешите остановиться на роли Семенова.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Рыков, откуда вам известно о связи Бухарина с этим эсером-террористом Семеновым?

Рыков. Со слов Бухарина, который говорил, что он был связан с Семеновым со времени эсеровского процесса, в связи с покушением на Ленина; на этом процессе, как известно, Бухарин выступил защитником Семенова.

Вышинский. Бухарин выступил защитником Семенова?

Рыков. Да.

Вышинский. А вы не имели случая видеть Семенова у Бухарина?

Рыков. Однажды я пришел на квартиру к Бухарину, у него сидел неизвестный мне человек, который после моего прихода ушел.

Вышинский. Когда вы говорили об этом, вы как раз имели в виду Семенова?

Рыков. Да.

Вышинский. Бухарин вам говорил, что это тот Семенов, который организовывал покушение на Сталина?

Рыков. Он ли организовывал, не могу сказать.

Вышинский. Вы были в курсе организации этого покушения?

Рыков. Я не в курсе этого дела, но, по-видимому, знал.

Вышинский. На предварительном следствии вы говорили, почему я вас об этом и спрашиваю, что "в 1932 или в начале 1933 года я, придя к Бухарину, застал у него неизвестного человека, который вскоре ушел. После его ухода Бухарин сообщил мне. что это тот Семенов, которого он знает со времени процесса эсеров, которого он защищал (то, что вы сейчас показали) - и далее он сообщил, что эсеры готовят покушение на Сталина и Кагановича. Я и Бухарин с удовлетворением приняли это сообщение, так как исполнение его облегчило бы контрреволюционную деятельность правых". Этот эпизод вы подтверждаете?

Рыков. Да.

Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте спросить обвиняемого Бухарина.

Обвиняемый Бухарин, вы это подтверждаете?

Бухарин. В основном подтверждаю, но тут есть целый ряд...

Вышинский. Разрешите по порядку.

Бухарин. Но я хотел уточнить...

Вышинский. Подсудимый Бухарин, я хочу вам объяснить, что вы будете иметь время уточнять и давать объяснения во время вашего допроса. Теперь я вас спрашиваю по вопросу, который связан с другим обвиняемым. Правильно ли говорит подсудимый Рыков, что в 1932 - 1933 годах он застал у вас человека, которого вы назвали Семеновым?

Бухарин. Возможно. Точно не помню, видел ли он Семенова и произошла ли эта сцена...

Вышинский. Но вы с Семеновым были связаны?

Бухарин. Да, я был связан. В курсе этой связи был и Рыков с моих собственных слов. Было ли это в той форме...

Вышинский. Это не важно. Мне сейчас важно установить, у вас была связь с эсеровским террористом Семеновым?

Бухарин. Правильно, но Семенов был член партии.

Вышинский. Вы тоже были членом партии.

Бухарин. Я Семенова...

Вышинский. Вы его защищали?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы, будучи не только членом Коммунистической партии. но членом ЦК, организовывали террористические акты против руководителей партии?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Поэтому то, что Семенов формально был членом Коммунистической партии, ничего не меняет. Вы с ним были связаны как с коммунистом или как с эсером?

Бухарин. Я с ним был связан, не думаю, как с эсером, а как с террористом, который сочувствует правым.

Вышинский. Поэтому нечего возвращаться к тому, что он был членом Коммунистической партии.

Бухарин. Я не хотел уменьшить своей вины, а хотел отяготить свою вину.

Вышинский. Я не хочу отягощать вины, я говорю о фактах. У вас была связь с Семеновым - эсером-боевиком, связь по террористической линии?

Бухарин. Началось не по террористической линии.

Вышинский. Я не говорю о том, с чего началось, а говорю - в это время.

Бухарин. А в это время была по террористической линии.

Вышинский. Вы тогда знали от Семенова, что готовится покушение на товарищей Сталина и Кагановича?

Бухарин. Нет, Рыков не точно передает. Тут дело обстояло так. Семенов сообщил: у него есть связь с различными эсеровскими террористическими группами, и так как он знает о настроениях среди правых контрреволюционных организаций по линии террора, то он предложил использовать эти связи.

Вышинский. Для чего?

Бухарин. Для террористической работы.

Вышинский. Для какой?

Бухарин. Для террористической работы против руководства партии.

Вышинский. То есть?

Бухарин. Там был назван ряд членов Политбюро.

Вышинский. В том числе?

Бухарин. В том числе Сталин и Каганович.

Вышинский. Значит, у вас с Семеновым были в 1932 году разговоры о том, что следует организовать покушение на товарища?

Бухарин. Я не говорил, что следует, я говорю, что было.

Вышинский. Я говорю, что в 1932 году у вас был разговор о том, что готовилось покушение на товарища Сталина и товарища Кагановича.

Бухарин. Если такую формулировку давать, то это придает совершенно конкретный характер.

Вышинский. Очень конкретный.

Бухарин. Тогда шла речь относительно террористических актов против руководящих деятелей партии.

Вышинский. Теоретический был разговор?

Бухарин. Нет, организация групп есть не теоретический разговор.

Вышинский. О чем же был разговор?

Бухарин. Разговор был о террористических планах, об организации подготовки и реализации этого плана против членов Политбюро.

Вышинский. В том числе?

Бухарин. В том числе против Сталина и Кагановича.

Вышинский. Это же вполне конкретно.

Бухарин. Вполне конкретно. Я хотел расшифровать и сказать так, как это соответствует точно действительности.

Вышинский. Я прошу суд разрешить мне огласить показания подсудимого Бухарина на предварительном следствии.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Лист дела 105 - 106. При допросе вас, подсудимый Бухарин, Прокурором Союза 1 декабря вы показывали: "Я хочу показать правду и заявляю, что предложение это (раньше шла речь о предложении Семенова) было мною доложено на совещании центра, и мы решили поручить Семенову организацию террористических групп".

Бухарин. Да.

Вышинский. Это правильно?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Это как раз относится к 1932 году?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Значит, в 1932 году вы Семенову поручали по решению центра правых организацию террористической группы. Так это или нет?

Бухарин. Так.

Вышинский. Для чего вы ему поручили организовать террористическую группу?

Бухарин. Для совершения террористических актов.

Вышинский. Против кого?

Бухарин. Против членов Политбюро.

Вышинский. В том числе?

Бухарин. В том числе и против Сталина.

Вышинский. Следовательно, можно сказать, что центр правых решил в 1932 году осуществить террористические акты против членов Политбюро, в том числе против товарища Сталина и товарища Кагановича, и поручил это осуществить Семенову? Это так?

Бухарин. В смысле линии это так.

Вышинский. Да или нет?

Бухарин. Но это не значит, что вся машина была поставлена и был дан сигнал.

Вышинский. Мы знаем, как машины эти ставятся и как они действуют.

Бухарин. В целях уточнения я это говорю.

Вышинский. Вот мы сейчас и уточнили. Садитесь. Продолжайте, подсудимый Рыков.

Рыков. Повторяю, я не могу ручаться за абсолютную точность моей памяти. Но я эпизод помню буквально так, что...

Вышинский. Что вы приняли с удовлетворением это сообщение Бухарина Семенову, или Семенова Бухарину, или и Семенова, и Бухарина?

Рыков. Это значит, что наибольшая одиозность с точки зрения политической заключается в том, что мы хотели чужими руками сделать...

Вышинский. Что сделать?

Рыков. Произвести террористические акты.

Вышинский. Это конкретно было или только теоретически?

Рыков. Я уже сказал, что для меня теоретического террора не существует.

Вышинский. Я тоже так понимаю.

Рыков. Но решения, чтобы в таком-то году убить того или другого члена Политбюро или правительства - такого решения центр не принимал. Он принял такие меры, которые в случае вынесения такого решения давали бы возможность...

Вышинский. В том и другом случае дело шло об использовании эсеровских террористов для покушения на товарища Сталина и товарища Кагановича?

Рыков. Да, я понял дело так. И тут у меня оказывается разногласие с Бухариным. Я думал, что Семенов, состоя в другой организации, это организует. Тот же вариант, который изложен Бухариным, что я поручал Семенову создать какую-то специальную террористическую организацию, я в первый раз слышу.

Бухарин. Это очень просто...

Вышинский. Очень просто.

Бухарин. Это весьма понятно. Понятность заключается в том, что я говорю: я не опровергаю Рыкова, когда он говорит, что он встретил у меня Семенова. Он мог встретить. Но ведь не в этом существо дела. Мог Семенов ему сказать, мог я ему сказать, мог сперва Семенов ему сказать, а потом я, мы могли это оба сказать. Факт заключается в том, что Семенов сделал предложение, это предложение стало известно не только мне, но и другим тогдашним моим единомышленникам по преступным действиям, и они согласились. Я совершенно согласен с Рыковым, что тут есть элемент еще более одиозный - чтобы чужими эсеровскими руками сделать, - это совершенно понятно. Но я говорю, что была налицо, конечно, несомненная попытка использования эсеровских террористических сил для преступно-изменнической борьбы против руководства партии. Так как я был связан с Семеновым, то в данном случае, несомненно, инициатива принадлежала мне. Я этой моей инициативности в данном казусе ни в коем случае ни ослабить, ни в той или другой форме обелить, уменьшить - не могу.

Вышинский. Значит, инициатива была ваша?

Бухарин. Кажется, Семенов мне предложил, но по отношению к правым моим единомышленникам...

Вышинский. По отношению к Томскому и Рыкову?

Бухарин. Да, здесь я проявил инициативу.

Вышинский. А с Семеновым чья была инициатива?

Бухарин. Я не помню, может быть, моя. Я во всяком случае этого не отрицаю.

Вышинский. Так, может быть, в этом была ваша, подсудимый Бухарин, инициатива организации террористического акта против товарища Сталина?

Бухарин. Это я признал. Но суть дела заключается в том, и я хочу подчеркнуть этот момент, что моя эта инициатива не исключает того, что в данном случае Семенов получил согласие моих двух единомышленников. Я еще раз подчеркиваю, что это не исключает моей инициативной роли в этом деле, а наоборот...

Вышинский. Позвольте мне констатировать, что у вас, у Бухарина, как члена центра правой подпольной организации была подпольная конспиративная связь с эсеровским террористом, который вместе с вами подготовлял организацию покушения на товарища Сталина и других членов Политбюро, причем эта подготовка террористических актов шла с ведома и одобрения центра правых, в том числе Томского и Рыкова.

Бухарин. << ... >>

Вышинский (обращаясь к Рыкову). Рыков с этим согласен?

Рыков. Да.

Вышинский. Значит, здесь никаких разногласий нет?

Бухарин. Я хотел бы подчеркнуть, что инициатива этого дела лежит на моих плечах.

Вышинский. Инициатива ваша перед Рыковым и Томским?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Значит, здесь сошлись линии - эсеровская и бухаринская?

Бухарин. Возможно и это.

Вышинский. Вопросов у меня пока нет.

Председательствующий. Объявляется перерыв на 20 минут.

* * *

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь. Продолжаем допрос подсудимого Рыкова.

Товарищ Прокурор, у вас есть еще вопросы?

Вышинский. Да, конечно (обращаясь к Рыкову). Мы разобрали часть ваших преступлений. Закончили мы, примерно, 1933 годом.

Рыков. Конец этого периода совпадает с ликвидацией кулачества. В связи с этим правые потеряли свою последнюю социальную базу - кулачество. И последующий период характеризуется созданием исключительно заговорщического типа организаций и применением самых острых методов борьбы против партии и правительства. Сюда, в частности, относится одна из попыток, которая была сделана, - это подготовка "дворцового переворота".

Вышинский. К какому времени это относится?

Рыков. Этот план ставил себе целью арест членов правительства в связи с насильственным переворотом, произведенным заговорщической организацией при помощи специальной организации, созданной для осуществления этого переворота. Эта мысль, поскольку я помню, среди правых возникла в 1933 - 1934 годах, когда она начала носить более или менее оформленный характер. Но также как по отношению к террору, когда отдельные террористические высказывания были до того, как террор был принят центром правой организации, - точно так же по вопросу о "дворцовом перевороте" отдельные члены правой организации высказывались в пользу такого метода заговорщической деятельности до того, как центр правых оформил эту мысль и пытался ее осуществить. Это имело место, в частности, в отношении ко мне, когда ко мне в 1930 году пришел один из членов организации правых с уже готовым, разработанным планом "дворцового переворота", с планом ареста правительства при помощи небольшой подготовленной вооруженной силы. В тот период я еще не говорил об этом ни с Томским, ни с Бухариным. Этот вопрос встал в 1933 году. Опорой для осуществления этого контрреволюционного плана явился Енукидзе, который вступил в качестве активного члена в организацию правых в 1933 году. Большую роль играл Ягода, который возглавлял ГПУ. Вот эти исходные линии, которые давали возможность приступить к организации плана переворота. Вернее, впоследствии правый центр вместе с Енукидзе и Томским от времени к времени информировал меня о ходе подготовки и осуществления этого. Неважно, в каком месяце это было, я помню, первая информация была о группе кремлевских работников и особенно тут фигурировали Ягода, Петерсон, Горбачев, Егоров; я имею в виду не начальника штаба, не знаю, что он теперь делает, а Егорова - начальника кремлевской военной школы. Эти три фамилии, которые играли большую роль в внутрикремлевской жизни, которые командовали школой и всем хозяйством в Кремле. Несколько раз Томский мне сообщал о привлечении через этих лиц - Енукидзе и Егорова - группы военных работников во главе с Тухачевским, которые тоже были подготовлены к этому плану и ведут в этом направлении работу. Он называл фамилии: Уборевича, был назван Корк. Вот основа отношений, которые давали возможность осуществления или, во всяком случае, попытки осуществления плана с точки зрения нанесения действительного вреда, внутреннего вреда, кроме сношения с заграницей. Реальная попытка не удалась, но она могла нанести очень серьезную рану социалистической свободе.

Я не могу сказать о деталях этой работы, это была очень конспиративная работа. Была создана группа с участием очень влиятельных людей - военная группа. Эта группа, с точки зрения подпольной, работала независимо от остальных подпольных группировок, она была единственной.

Стал вопрос, как согласовать силы контрреволюции для осуществления "дворцового переворота". Был создан центр для этой задачи с привлечением туда троцкистов и зиновьевцев: Каменева, Пятакова, затем Енукидзе, туда вошли также я, Бухарин и Томский. Мы должны были скомпактовать все силы вокруг этого центра. Причем с этим центром была связана военная группа Тухачевского и группа Ягоды.

В 1934 году уже обсуждалась возможность тактического использования этой организации в связи с предстоящим XVII партсъездом. Я не помню точно, по указанию ли Томского или, может быть, по указанию Енукидзе, был поставлен вопрос, чтобы осуществить этот переворот во время XVII партсъезда, когда соберутся все ответственные работники и одновременно с виднейшими членами правительства можно будет подвергнуть аресту тех виднейших работников республик и областей, которые могли бы сопротивляться перевороту. Но этот план был отвергнут. Мне кажется, кроме Томского, едва ли нашелся еще сторонник этого плана. Что побудило отвергнуть? Ясно, что главнейшей причиной тут являлось то, что положение в стране не делало ни в какой степени вероятным какой-нибудь успех. Сплоченность партии, популярность правительства, отсутствие какого-нибудь недовольства в стране, конечно, делали такого рода попытки совершенно авантюристскими, совершенно никчемными, и это послужило причиной отвержения этого плана. А организация сама по себе осталась. Это предложение в свое время обсуждалось, хотя, повторяю, всеми, в том числе и мною, было отвергнуто. За него был только Томский. Это подтверждение обвинительного акта, в частности тех статей, которые говорят об этом, как об одном из крупнейших контрреволюционных мероприятий. В связи с этим же необходимо перейти к первому абзацу обвинительного акта - ставка на поражение и помощь международной буржуазии. Это все относится, во всяком случае, в главнейшей своей части, к периоду, последующему за 1933 г., в соответствии с тем идеологическим, политическим и деловым направлением, которое могло только объясняться потерей последнего базиса в стране. Люди, которые упорствуют в своей контрреволюционной борьбе, прибегают к тем мерам, к тем способам, к тем союзникам, которые в последующий уже за 1933 годом период у нас были. Это - о сношениях "центра" с немецкими фашистами. Естественно, что в этом вопросе мы, и лично я, старались несколько смягчить свои показания, потому что это очень скверная вещь.

Мы изобразили дело так, что мы не обсуждали предварительно в центре эти сношения. Фактически дело обстояло так - инициатива была у Томского. Узнали я и Бухарин об этом после. Но все это формальные моменты, потому что все мы, я и Бухарин, мы ни на минуту не колебались по вопросу о том, что Томский сделал правильно; если бы он спросил, мы бы сказали: так нужно. Во всяком случае, без малейшего упрека к нему мы приступили к обсуждению результатов этого зондажа, как мы называли эти фактически изменнические переговоры, которые имели место. Что характерно в этих переговорах? Характерно то, что Карахан сообщил, что немецкие фашисты отнеслись, конечно, с полным благожелательством к возможности прихода власти правых и всячески будут это приветствовать... И в отношении своих военных действий против Союза, что они соглашаются на сотрудничество, мирное сожительство при определенных уступках хозяйственного порядка в виде концессий, льгот по внешней торговле и так далее, то есть то, что в свое время предлагал Бухарин, что с немцами можно сговориться с такого рода уступками без территориальных уступок. Он говорил, что немцы настаивают на том, чтобы национальным республикам было предоставлено право свободного выделения из системы Союза.

Вышинский. Что это значит по существу?

Рыков. Это означает то, что от СССР отходят крупнейшие национальные республики, из национальных республик они пытаются сделать смежные с ними территории, которые сделают своими вассалами и тем самым получат возможность нападения на оставшуюся часть Союза. Они приближаются таким образом к сердцу СССР, им облегчается возможность ведения с их стороны победоносной войны с СССР.

Вышинский. Прикрываются этим.

Рыков. Скрываются за этим.

Вышинский. Следовательно, это расчленение СССР, отторжение от| него ряда республик?

Рыков. Да.

Вышинский. Подготовка фашистам плацдарма для нападения и победы?

Рыков. Да, это несомненно.

Вышинский. Не только орудием, но и сознательными соучастниками.

Рыков. Я не знаю, лучше ли быть сознательным или бессознательным орудием. И то, и другое плохо.

Вышинский. Вы изображаете дело так, как будто вы сделались просто жертвой фашистских планов.

Рыков. Нет. Но во всех вожделениях наших мы не были людьми, идущими до конца в отношении фашизма, мы все-таки ограничивали сговор определенными уступками, но мы являлись орудием в том смысле, что этот сговор, то, что приводило к этому сговору, все это облегчало фашизму возможность аннулировать его.

Вышинский. Вы шли к своим преступным целям ценою измены?

Рыков. Конечно.

Вышинский. И шли сознательно?

Рыков. Конечно.

Вышинский. И в этом смысле никаким орудием не сделались?

Рыков. Конечно. Переговоры были...

Вышинский. А что вас использовать хотели фашисты - это особый разговор. Вы их тоже хотели использовать в своих целях.

Рыков. Нет, я думаю, что объективно, ясное дело, движение правых и националистическое движение у нас являются отражением того фашистского и буржуазного окружения, которое есть, потому что, если бы буржуазного окружения и фашизма не было бы, правый уклон в СССР породить их не смог, а они целый ряд буржуазных групп создают. Объективно это так.

Вышинский. Ясно, конечно. Но ваши планы сводились к тому, чтобы захватить власть ценой измены?

Рыков. Знаете, измена измене рознь.

Вышинский. Продолжайте дальше.

Рыков. Таким образом, начала вырастать наша борьба с партией, методы борьбы и цели борьбы все время делались яснее. Тут пришел контактный центр.

Вышинский. Этот контактный центр явился результатом организации "право-троцкистского блока"?

Рыков. Трудно сказать. Выражение...

Вышинский. Я хочу сказать, что кроме контактного центра у вас существовало предварительное согласие, которое вы называли блоком.

Рыков. Не блок, но формально мы разумели блок с троцкистами с 1935 года. Я говорю формально. Но кроме формальных организационных отношений, конечно, моменты блока выражались в свидании членов той или иной организации. Томский часто виделся с Зиновьевым, с Каменевым. Бухарин виделся тоже. Здесь нет формальных отношений блока. Но такого рода свидания, разговоры на политические темы - и политически и фактически без оформления создавали отношения, контактирующие или блокирующие работу этих организаций.

Вышинский. Правильно или неправильно будет сказать, что в период 1932 - 1933 годов организовалась группа, которую можно назвать "право-троцкистским антисоветским блоком"?

Рыков. Фактически он был. Организационно с 1933 - 1934 годов выразился в так называемом контактном центре.

Вышинский. Вот, вот, контактный центр явился дальнейшим оформлением организационных отношений?

Рыков. Да. Фактически и политически это будет правильно.

Вышинский. Это будет правильно, причем этот блок поставил своей задачей, как вы формулируете?

Рыков. Поставил своей задачей насильственное свержение советского строя путем измены и путем соглашения с фашистскими силами за границей.

Вышинский. На каких условиях?

Рыков. На условиях расчленения СССР, отторжения национальных республик. Причем я должен сказать, что этого ответа немцам после зондажа Карахана у нас не было. Я об этом буду рассказывать дальше. Фактически ответ на их предложение шел гораздо дальше и был гораздо хуже, чем формальное принятие их требований.

Вышинский. Этот блок состоял, вы говорили, из правых. Далее, кто в него входил?

Рыков. Правые, троцкисты, зиновьевцы.

Вышинский. Зиновьевцы и потом некоторые националистические группы союзных республик, скажем, Белоруссии?

Рыков. Да. О национальных республиках у меня в последнем абзаце. Я об этом буду говорить.

Вышинский. Входили и эсеры.

Рыков. По отдельным республикам...

Вышинский. Входили меньшевики, через которых вы были связаны с Николаевским и с Даном за границей. И, наконец, в национальных республиках были отдельные буржуазно-националистические группы. Например в Белоруссии. Кто был там из подсудимых?

Рыков. Из подсудимых - Шарангович.

Вышинский. Это вам известно, что он входил в блок?

Рыков. Я знал от Гололеда, Червякова.

Вышинский. А от Шаранговича? Непосредственно с ним лично связаны не были?

Рыков. Нет.

Вышинский. Но вы знали, что он связан с блоком через других?

Рыков. Это не могу сказать.

Вышинский. Обвиняемый Шарангович, вы входили в "право-троцкистский блок"?

Шарангович. Я был связан непосредственно с Антоновым и знал о связях Гололеда с Рыковым.

Вышинский (к Рыкову). А по Средней Азии?

Рыков. С пантюркистскими организациями.

Вышинский. С кем?

Рыков. С Рыскуловым, Файзуллой Ходжаевым.

Вышинский. Обвиняемый Файзулла Ходжаев, вы подтверждаете?

Файзулла Ходжаев. Подтверждаю.

Вышинский. Что вы входили в этот блок?

Файзулла Ходжаев. Я имел непосредственное отношение к Рыкову, был связан, позже, с Бухариным.

Вышинский. Непосредственно по заговорщическим делам?

Файзулла Ходжаев. По заговорщическим делам.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, правильно ли показывает Файзулла Ходжаев?

Бухарин. Правильно.

Вышинский (обращаясь к Рыков у). Ас Икрамовым вы не были связаны?

Рыков. С Икрамовым я лично не был связан.

Вышинский. Обвиняемый Икрамов, вы входили в "право-троцкистский блок"?

Икрамов. С правой группой я был связан через Бухарина. Я могу сказать, что Бухариным был завербован. Когда после этого он начал по национальному вопросу клеветать на партию и на Ленина, по вопросу о том, что, минуя капитализм, отсталые страны при помощи пролетариата могут прийти к социализму, он сказал, что это ложь, неправильно. Когда он начал говорить по национальному вопросу открыто, тогда я сказал о своей буржуазно-националистической организации и заключил блок с Бухариным в 1933 году. После этого я с ним разговаривал.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, вы подтверждаете показания Икрамова?

Бухарин. Подтверждаю.

Вышинский. Значит, в блок входили троцкисты, зиновьевцы, правые, буржуазные националисты, средне-азиатские группы, белорусские группы и через Гринько - украинские группы?

Рыков. С Гринько началась связь.

Вышинский. Обвиняемый Гринько, вы в "право-троцкистский блок" входили?

Гринько. Да, но несколько позже, в 1935 году, входил как представитель национально-украинской фашистской организации.

Вышинский. С кем вы были связаны?

Гринько. С Рыковым, с Бухариным.

Вышинский. Как вы показывали?

Гринько. Да.

Рыков. Должен сказать, что относительно Гринько я знал, что он правый, вел с ним разговоры, что он являлся представителем от Украины, но что он является официальным представителем - этого я не знал.

Вышинский. Мандата он вам не предъявлял?

Рыков. Речь не о мандате...

Вышинский. Но вы Гринько знали как старого боротьбиста или не знали?

Рыков. Конечно, знал и многих других знал, но не каждый из них является представителем организации.

Вышинский. Что же, вы его рассматриваете персонально, как Гринько?

Рыков. Я знал, что он должен быть одним из членов этой организации...

Вышинский. Что он не только член, а руководитель организации?

Рыков. О его роли я мог подозревать, но я этого не знал.

Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте спросить обвиняемого Гринько. Обвиняемый Гринько, шла ли речь, что он мог только подозревать вашу роль как руководителя националистической организации на Украине или шла речь о другом?

Гринько. Рыков говорит неправду, потому что моя связь с право-троцкистским центром через Рыкова началась с того, что я в одном из наших разговоров рассказывал ему о национал-фашистской организации на Украине, об ее желании сотрудничать с центральными заговорщическими организациями, о связи националистической фашистской организации с немецкими и польскими фашистами.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, говорил с вами Гринько о том, о чем он сейчас сказал?

Рыков. Нет, я не помню.

Вышинский. Не помните? А вы, обвиняемый Гринько, это утверждаете?

Гринько. Утверждаю.

Вышинский. А кроме Рыкова, с кем еще вы были связаны?

Гринько. С Бухариным. Кроме того, с Антиповым. Но с Бухариным я был связан уже не по Украине, а по той подрывной работе в общесоюзном масштабе, которую я как член центра блока, представлявший украинскую организацию, вел.

Вышинский. Обвиняемый Бухарин, показания Гринько вы подтверждаете?

Бухарин. Я знал, что он входил в блок, вел с ним разговоры, и потом мне было известно, в общей форме, что он связан с националистическими украинскими кругами. Я должен сказать, потому что из-за этого здесь происходит некоторая путаница и некоторое непонимание. Ведь "право-троцкистский блок" - это была неоформленная организация, она оформилась только в этом контактном центре. Поэтому совершенно естественно, что тут ни мандатов, ни представительства в общей организации не было, - речь могла идти только о представителе в каком-нибудь органе, а относительно блока тут не возникал вопрос.

Вышинский. Я хочу только выяснить, рассматривали ли вы участие Гринько в этой заговорщической общей группе как роль одного из руководителей националистической украинской организации?

Бухарин. Когда вы говорите "группа", вы имеете в виду всю совокупность организации?

Вышинский. Конечно.

Бухарин. Как представителя - нет, но как человека, фактически выражающего соответствующие настроения, - да.

Вышинский. То есть, вы имели в виду, что через Гринько вы действуете по отношению ко всей националистической украинской группе?

Бухарин. Устанавливается определенная связь, он идет репрезентантом, но не в формальном смысле, а в смысле передачи настроений.

Вышинский. Речь идет не о репрезентантстве, а речь идет об участии...

Бухарин. Речь шла о применении в "право-троцкистском блоке" того комплекса идей, комплекса тех мероприятий, которые хвостом тащились за Гринько.

Вышинский. Имеет ли право обвинение формулировать этот вопрос таким образом, что в "право-троцкистский блок" в широком смысле слова, о котором мы сейчас говорили, который обвиняется в целом ряде преступлений, изложенных в обвинительном заключении, входили троцкисты, зиновьевцы, правые, буржуазные националисты в лице Икрамова, Ходжаева, Гринько, Шаранговича и стоящих за ними националистических групп?

Бухарин. Если речь идет о "право-троцкистском блоке", как совокупной организации, а не о верхушечной группе, я считаю, что вполне правильно поставить вопрос так, как вы его ставите.

Вышинский. Позвольте мне спросить Крестинского.

Подсудимый Крестинский, вам известно о том, что троцкисты входили в "право-троцкистский блок", о котором здесь идет речь?

Крестинский. Мне известно со слов Пятакова, когда он говорил со мной об этом в феврале 1935 года, что образовалась организация, объединяющая правых, троцкистов и военных и имеющая своей целью подготовку военного переворота. Мне было также известно, что в состав руководящего центра входят от правых - Рыков, Бухарин, Рудзутак и Ягода, от военных - Тухачевский и Гамарник, от троцкистов - Пятаков. Что в этот центр входили представители национал-демократических организаций, этого он мне не говорил, и когда в 1937 году мне пришлось с Розенгольцем быть в этом центре, то представителей этих организаций в этом центре тоже не было.

Что же касается объединения сил, то несомненно, что этот самый центр, объединявший правых, троцкистов и военных, опирался и на национал-демократические организации, но организационной формы этого объединения я не знал.

Вышинский. Значит, вы подтверждаете, что в "право-троцкистский блок", как организацию антисоветских сил, входили те группы, о которых говорил обвиняемый Бухарин, то есть правые, зиновьевцы, троцкисты, буржуазно-националистические группы и так далее?

Крестинский. Относительно буржуазно-националистических групп я не решаюсь сказать, что они входили на равных правах.

Вышинский. А я и не говорю, что они входили на равных правах. Причем тут равные права? Это ведь не Лига наций!

Крестинский. Когда мы говорим об организационной структуре...

Вышинский. Я не говорю об организационной структуре, я говорю о политической связи. Вы говорите, что знали это от Пятакова, а сами лично...

Крестинский. В 1937 году, когда я вошел в центр вместе с Розенгольцем, после выхода Пятакова, и мы были там в течение 3 - 4 месяцев, у нас личной связи с ними не было...

Вышинский. Вы сами лично входили в этот контактный центр?

Крестинский. Я его под этим названием не знал.

Вышинский. Называли вы каждый по-своему, но по сути дела?

Крестинский. В этот центр после ряда арестов входили в 1937 году: Розенгольц и я - от троцкистов, Рудзутак и Ягода - от правых, Тухачевский и Гамарник - от военных.

Вышинский. А Рыков где был?

Крестинский. Рыков был или арестован, или был в нетях. Это было не ранее февраля 1937 года.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, вы когда были арестованы?

Рыков. 27 февраля 1937 года.

Крестинский. Я лично сносился только с Рудзутаком, потому что с Ягодой сносился Рудзутак, мы не собирались все вместе.

Вышинский. Следовательно, вы не только со слов Пятакова знали о существовании такого рода объединения антисоветских сил, но и непосредственно в этом убедились?

Крестинский. Это так.

Вышинский. Обвиняемый Рыков, продолжайте дальше.

Рыков. Главнейшей темой, если считать, что все другие вопросы до некоторой степени уже исчерпаны, является вопрос национальных республик.

Вышинский. Мы в дальнейшем будем специально допрашивать Шаранговича, Ходжаева и других, тогда поговорим об этом подробнее.

Рыков. Из крупных тем осталась как раз тема национальных республик.

Вышинский. Я хочу задать некоторые вопросы в связи с вопросом о "блоке" и его методах преступной деятельности. Линия на поражение разделялась и вами, и Бухариным, или же у Бухарина была на этот счет особая точка зрения?

Рыков. Мы точных формулировок не давали, но, во всяком случае, я не знаю о существовавших разногласиях по этому поводу. Помню, что однажды Бухарин в моем присутствии формулировал вопрос об открытии фронта.

Вышинский. Может быть, вы более подробно расскажете об этом.

Рыков. Я бы предпочел дать общее изложение вопроса. В обвинительном заключении говорилось об активных и пассивных методах. Здесь достаточно перечислить ряд фактов. Существование военной группы во главе с Тухачевским, которая была связана с нашим центром и которая ставила своей целью использование войны для низвержения правительства. Это подготовка самой настоящей интервенции. Наши сношения с немцами, которые мы всячески усиливали, должны были всячески стимулировать военное нападение, поскольку здесь заговорщическая организация вступала в изменнические отношения с ними. Есть ли это активный или пассивный метод? Это самое острое, что можно в данной форме из крупных мероприятий выдумать. Взять работу в Белоруссии... У нас для сношений был один Карахан, а там были сношения через Ульянова и целый ряд других лиц. Там отношения были гораздо более близкие и деловые, чем это было с Караханом.

Вышинский. Связь с польской разведкой имела место?

Рыков. Через Белорусскую польскую организацию и Ульянова эта связь существовала. Отношения были очень близкие. Был контакт по вопросу о так называемой независимой Белоруссии. Существовал и целый ряд других дел вплоть до работы Белорусской организации среди белоруссов и в самой Польше, причем здесь помощь была взаимная: белорусская организация оказывала помощь пилсудчикам, польским фашистам в их работе в Коммунистической партии Западной Белоруссии, а те в свою очередь оказывали помощь здесь. Если такого рода отношения считать активными или пассивными, это была самая настоящая подготовка.

Вышинский. План изменнической деятельности?

Рыков. Да.

Вышинский. Вы на предварительном следствии говорили о том, что в переговорах с поляками вы были согласны на отторжение от СССР Белоруссии. Вы это на основании каких данных сообщаете?

Рыков. По отношению к белорусской организации. Я был связан с такими деятелями, как Голодед и Червяков.

Вышинский. Какова ваша личная установка в этом вопросе?

Рыков. Этот вопрос обсуждался в свое время в центре, и мы все единогласно - я, Бухарин и Томский - были за то, что в случае возникновения такого национального движения допускаем это выделение.

Вышинский. То есть, отторжение?

Рыков. Ясно, выделение или отторжение, мы употребляли более мягкие слова.

Вышинский. Вы шли прямо на такой изменнический акт, как отторжение Белоруссии от СССР к Польше.

Рыков. На независимость. Белоруссия должна была быть под протекторатом Польши.

Вышинский. В вассальных отношениях (к Бухарину).

Обвиняемый Бухарин, вы согласны по этому вопросу с Рыковым?

Бухарин. Я должен сказать, что Рыкову здесь изменяет память.

Вышинский. Вы стояли, как и Рыков, на пораженческой позиции?

Бухарин. Нет, но я отвечаю за это дело.

Вышинский. Что вы отвечаете - это дело другое. Мне нужно установить факт, был ли у вас разговор с Рыковым и Томским относительно открытия фронта?

Бухарин. Был, не с Рыковым, а с Томским.

Вышинский. О чем?

Бухарин. Это уже относится...

Вышинский. Это неважно, когда и почему, это - вопрос другой.

Бухарин. Был разговор с Томским, он сказал относительно идеи открытия фронта.

Вышинский. Был разговор с Томским об открытии фронта. Кому открыть фронт?

Бухарин. Против СССР.

Вышинский. Кому открыть фронт?

Бухарин. Германии.

Вышинский. Значит, шла речь, чтобы открыть фронт Германии.

Бухарин. Шла речь об отношении. Я хочу сказать, что в этом разговоре не было директивы.

Вышинский. О директивах потом.

Я говорю о фактах, какие имели место. Вы подтверждаете, что у вас с Томским был разговор, чтобы в случае необходимости открыть фронт?

Бухарин. Этого я не помню.

Вышинский. А вы, обвиняемый Рыков, помните?

Рыков. Конечно, открыть фронт в случае войны.

Вышинский (обращается к Бухарину). Значит, вы не возражали?

Бухарин. Это само собой понятно, что лошади жуют овес.

Вы говорите, что значит - открыть фронт противнику. Томский рассказал, что его мнение такое, а я против этого возражал.

Вышинский. Подождите, как вы возражали, мы еще посмотрим. Мы хотим с вами выяснить, что было в действительности. Значит, Томский вам говорил, что нужно или что целесообразно открыть фронт?

Бухарин. Да, он склонялся к этому мнению.

Вышинский. Что целесообразно открытие фронта немцам в случае войны?

Бухарин. Да, в случае войны.

Вышинский. Что же это означает?

Бухарин. Это означает государственную измену.

Вышинский. А как открыть фронт, кто с вами об этом говорил?

Бухарин. Говорил об этом Томский, что есть такое мнение у военных.

Вышинский. У каких это военных?

Бухарин. У правых заговорщиков.

Вышинский. Конкретно?

Бухарин. Он назвал Тухачевского, Корка, если не ошибаюсь, и потом троцкистов.

Вышинский. Значит, Корк, Тухачевский, вообще троцкисты собирались открыть фронт в случае войны с Германией и об этом Томский вам говорил?

Бухарин. Да, что среди них есть такое мнение.

Вышинский. Мнение или план?

Бухарин. План - я не сказал бы. Может быть, это и был план, но в разговоре очень беглом...

Вышинский. А Тухачевский входил в эту группу?

Бухарин. Я же изложил...

Вышинский. Я спрашиваю: входили Тухачевский и военная группа заговорщиков в ваш "блок"?

Бухарин. Входили.

Вышинский. И они разговаривали с членами блока?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Когда члены блока разговаривают о таких вещах, то можно говорить, что это - план.

Бухарин. Становится планом, когда ставится точка над "и".

Вышинский. Можно ли сказать, что Томский поставил точки над "и"?

Бухарин. Совершенно правильно.

Вышинский. Значит, это установлено. А вы были против этого?

Бухарин. Да, я был против.

Вышинский. А ваше мнение, подсудимый Рыков? Можно сказать, что Бухарин стоял на точке зрения поражения СССР?

Рыков. Я только хочу изложить факт, который был в моем присутствии (обращаясь к Бухарину). Я от тебя услыхал в первый раз термин "открытие фронта".

Вышинский. А что вы именно услыхали?

Рыков. Я и хочу сказать. Может быть, это было продолжением предыдущей дискуссии или обсуждения с Томским, - я это отнюдь не исключаю, но мы были втроем - я, ты и Томский, и тогда ты высказал такого рода мысль, что в случае открытия фронта необходимо, во избежание захвата власти военными, принять определенные меры против военной диктатуры.

Вышинский (обращаясь к Бухарину). Правильно это?

Бухарин. Это правильно.

Рыков. То есть Бухарин тогда в моем присутствии дискутировал вопрос о том, как при открытии фронта избегнуть...

Вышинский. С кем дискутировал?

Рыков. Я говорю, что были я, Томский и Бухарин, никого больше не было. Дискутировал, как в случае открытия фронта избегнуть опасности наполеоновщины, военной диктатуры.

Вышинский. А кого подозревали в этой наполеоновщине?

Рыков. Я не помню. Вопрос стоял вообще. Главарем военных был Тухачевский. Я не могу сказать, названо было его имя или нет.

Вышинский. Словом, вы опасались, что Тухачевский возомнит себя Наполеоном?

Рыков. Я излагал то, что сказал Бухарин. Вот это я в первый раз тогда услыхал термин "открытие фронта". Я говорю: услыхал его в этом изложении Бухарина и поэтому в своих показаниях сказал: до этого я не слыхал, я не встречался с этой идеей и не говорил об этом с Томским. Я говорил, что Бухарин занимал крайнюю позицию в этом отношении, потому что впервые я услыхал слова "открытие фронта" от Бухарина и именно в той концепции, которую я изложил сейчас. Когда он излагал, он вовсе не говорил, что есть какие-то мерзавцы, которые хотят открыть фронт, и прочие такие вещи, этого не было.

Вышинский. А как, Бухарин был за это?

Рыков. Он излагал это спокойно: в случае открытия фронта, то есть во избежание такой опасности, нужно то-то и то-то. Но если человек ставит вопрос, что нужно предпринять для избежания определенной опасности какие-то меры, то он об этом говорит только в том случае, если осуществление самой меры считает возможным.

Вышинский. Правильно.

Рыков. Поэтому я вынес впечатление, что Бухарин относится, во всяком случае, допустимо к этому.

Вышинский. Правильно.

Рыков. По-моему, иначе понимать и толковать это нельзя.

Вышинский. Можно вас так спросить: была ли в этом вопросе у Бухарина пораженческая линия?

Рыков. Это слишком элементарно.

Вышинский. Бывают элементарные вещи, которые не плохо повторить. Да или нет?

Рыков. Конечно, да.

Вышинский. Можно сказать, что Бухарин стоял на точке зрения поражения СССР?

Рыков. Зная Бухарина, я бы сказал, что возможно он не считал это единственным, но считал это то, что называется, дискутабельным, в определенных условиях осуществимым.

Вышинский. Я не говорю - единственно возможным, а одним из средств - открытие ворот врагу. Правильно?

Рыков. Да, но как возможное, но необязательное.

Вышинский. Понятно, как возможное, но необязательное, то есть не только этим путем шел к своей цели. Это и есть измена?

Рыков. Да.

Вышинский. Считаете вы Бухарина изменником?

Рыков. Таким же изменником, как и себя.

Вышинский. Вы подтверждаете показания, которые вы дали Прокурору СССР (читает): "что касается нашей пораженческой позиции, то и ее Бухарин полностью разделял".

Рыков. Я должен поправку внести: первое, в моем присутствии...

Вышинский. Ясно, не в отсутствии.

Рыков. Но вообще до меня с кем-то обсуждал.

Вышинский. Если рассматривать вас, Бухарина и Томского как Центр правой части "право-троцкистского блока", то в этом центре о необходимости предварительного соглашения вашей организации с иностранными государствами вы впервые услышали от кого?

Рыков. Я был таким же членом центра, как и он, и если при мне говорят такие вещи и я не веду человека к вам, я уже отвечаю.

Вышинский. Вы хотите здесь по-благородному рассуждать, а как было в действительности: он вам говорил или вы ему говорили?

Рыков. Я писал об этом, я не думал, что это будет так.

Вышинский. Вы же говорили, что в моем присутствии первый он сказал, значит, не вы ему говорили, а он вам. Правильно?

Рыков. Да.

Вышинский. Но вы одинаково за это отвечаете. Он вам сказал. Инициатива была у вас или у Бухарина?

Рыков. Инициатива взятия слова?

Вышинский. Да.

Рыков. Это так.

Вышинский. Дальше: "Он крайне положительно отнесся к информации о переговорах с германскими фашистскими кругами". Это подтверждаете?

Рыков. Да, да.

Вышинский. Подтверждаете это?

Рыков. Да. Разрешите внести точность. Положительность заключалась в том, что когда мы обсуждали вопрос о сближении с немцами, об избежании войны с ними, Бухарин сделал предложение о ряде уступок.

Вышинский. Дальше: "что же касается нашей пораженческой позиции, то и ее Бухарин полностью разделял". Подтверждаете это?

Рыков. Да.

Вышинский. "И высказывался за эту позицию еще более резко, чем мы". Кто это мы?

Рыков. Я имел в виду себя и Томского. Я имею в виду вопрос об открытии фронта. Детально, как избежать того, другого или третьего, мы не рассматривали.

Вышинский. Дальше: "...и как пораженец, он высказывался даже более резко, чем мы".

Рыков. Тут может быть лучше изменить формулировку. Я не хочу в этом отношении ставить себя лучшим, чем он. Мы одинаковы.

Вышинский. Это ваши мотивы, а факты?

Рыков. Они были такие же, как и мотивы, потому что я совершенно...

Вышинский. Факты не могут быть такими, как мотивы. Факты остаются фактами. Вы хотите положение Бухарина в этом вопросе облегчить.

Рыков. Не то, чтобы облегчить, но я не хочу себя облегчать за счет Бухарина.

Вышинский. На предварительном следствии вы показывали правду или неправду?

Рыков. Конечно, я показывал правду, я думаю, что все понимают, что я человек достаточно взрослый, опытный и могу делать такого рода отличия. Допустим, я сказал то и другое. Я старше его, и моя ответственность не уменьшается и не смягчается.

Вышинский. Могу ли я поставить вам иначе вопрос? Высказывался ли Бухарин за эту позицию, за пораженческую позицию, как вы говорите, достаточно резко, столь же резко, как и вы?

Рыков. Да.

Вышинский. И дальше: "...он внес предложение и формулировал идею открытия фронта немцам в случае войны".

Рыков. Вот здесь я должен добавить, что он формулировал в моем присутствии так вопрос об опасности захвата власти.

Вышинский. Это вы подтверждаете?

Рыков. Да.

Вышинский. Таким образом, если Бухарин говорит, что он против пораженческой позиции, прав он или не прав?

Рыков. Тут я Бухарина не понял и не понимаю. Главное, политический деятель отвечает за свои действия и за результаты своих политических действий. Это единственно, что должно требовать и от меня, и от себя, а вовсе не так, что он себе думает. Тогда это будет иметь интерес.

Вышинский. У меня к подсудимому Рыкову вопросов больше нет.

Председательствующий. Подсудимый Рыков, в ваших показаниях о работе организации правых в Белоруссии вы отметили, что фактически ваша организация правых в Белоруссии превратилась в экспозитуру польского генерального штаба. Это правильно?

Рыков. Да.

Председательствующий. И дальше в этом же показании вы говорили, что ваша организация правых на территории Белоруссии получала директивы однородные от польского генерального штаба, с одной стороны, и, с другой стороны, - от центра правых. Как это понимать?

Рыков. В каком смысле однородные?

Председательствующий. По вредительской работе, о том, что необходимо уменьшение поголовья скота.

Рыков. Даже больше. Эта директива, как говорил Голодед, была получена своевременно от поляков. Я не помню, чтобы он говорил, что эта директива получена от центра.

Председательствующий. Но задания от поляков, которые получала ваша организация по Белоруссии, совпадали с теми заданиями, которые давал ваш центр?

Рыков. Я не помню, какие давались задания, во всяком случае я не давал.

Председательствующий. Вредительские задания давал ваш центр в области сельского хозяйства, в области животноводства?

Рыков. Нет, задания в этой области не давались.

Председательствующий. Но, если организации, вам подчиненные, получают задания от польской разведки - заниматься вредительством в области животноводства, в частности, в области конского поголовья, и делать другие диверсионные акты, если вы об этом знаете, как это понять?

Рыков. Как понять? Это есть один из моментов измены. Я получал информацию, когда это было сделано. Я виновен в том, что я покрывал. Во всяком случае, эти организации такого типа - это крупные организации, они решают на свой риск и страх.

Председательствующий. В том же вашем показании говорится, что "по Белоруссии организации правых поставили задачу: превратить Белоруссию в плацдарм для наступления поляков, для отторжения Белоруссии от СССР в интересах Польши. Эта наша директива совпадала с идентичной директивой, полученной белорусскими организациями от польского генерального штаба".

Рыков. Это неудачное выражение.

Председательствующий. Как неудачное, это в вашем протоколе точно сказано: "...директивы наши совпадали с директивами польского генерального штаба". Так вытекало из ваших показаний и таков вывод. В момент показаний вы ответили: "...в результате, организации правых в Белоруссии фактически стали экспозитурой польского генерального штаба".

Рыков. Это правильно, но здесь есть известная часть, которая заключается в том, что кроме правого центра, кроме фашистской Польши были белорусские националистические организации.

Председательствующий. Вы говорите об организации правых?

Рыков. Эти националистические организации имели свое мнение, свои установки, свои тезисы, свои решения.

Председательствующий. Вы в своих показаниях отметили: "...наши директивы совпадают с директивами польского генерального штаба". Здесь надо понимать директивы центра - Бухарина, Рыкова, Томского?

Рыков. Когда я это писал, я преследовал цель охарактеризовать окончательно политический результат.

Председательствующий. Результат таков, что ваши организации в Белоруссии превратились в экспозитуру польского генерального штаба.

Рыков. Это есть формулировка политического результата, а не определеннейших организационных отношений.

Председательствующий. Ваши организации правых в Белоруссии развертывали вредительскую работу в сельском хозяйстве, в строительстве дорог по заданию польского генерального штаба?

Рыков. Мне известно два случая со слов Голодеда - это относительно конского поголовья и второе - относительно коров.

Председательствующий. Почему понадобилось польской разведке давать задания - проводить вредительскую работу в строительстве дорог?

Рыков. Это, очевидно, для затруднения продвижения наших войск на защиту границ Советского государства.

Председательствующий. Как вы понимали роль вашей организации правых на территории Белоруссии в отношении разложения революционного движения в Западной Белоруссии?

Рыков. Я это уже изложил. Я говорил, что между нашей белорусской организацией и фашистами был обмен услугами. По просьбе поляков белорусы-контрреволюционеры посылали в Польшу людей для работы в духе белорусской организации в составе польской коммунистической организации.

Председательствующий. Для какой цели посылались люди? Для провокационной работы или для какой-нибудь другой?

Рыков. В провокационных целях поляки, конечно, их использовали, но едва ли это была непосредственная задача.

Одновременно они хотели среди белорусов разложить революционное движение, разложить там Коммунистическую партию и вместо нее создать такую белорусскую организацию, которая ставила бы себе цель не только и не столько шпионаж, сколько определенные политические цели.

Председательствующий. Факт это или нет, что организация правых на территории Западной Белоруссии насаждала провокаторов в зарубежные коммунистические организации?

Рыков. Это верно.

Председательствующий. Если вы заявили, что организация правых на территории Белоруссии была, как вы выражаетесь, экспозитурой польского генерального штаба, то что можно сказать об организации правых на территории Украины? Чьей она была экспозитурой или органом какого генерального штаба?

Рыков. Я не знаю точно отношений там. Я не имел об этом подробных разговоров. Но, по-моему, там должно быть положение, аналогичное тому, что было в Белоруссии, то есть - экспозитура немецко-польского фашизма.

Председательствующий. Таким образом, ваша организация на территории Украины была фактически организацией германского и польского фашизма?

Рыков. Да.

Председательствующий. Ваша организация правых на территории Северного края была агентурой разведывательных органов также одного из иностранных государств?

Рыков (молчит).

Председательствующий. Вы слышали показания Иванова?

Рыков. Относительно его шпионской работы?

Председательствующий. Да и относительно возможных уступок леса и лесопильных заводов английским капиталистам?

Рыков. Это я слыхал.

Председательствующий. Вы с этим согласны? Так это было? По крайней мере, такие планы от вашего центра Иванов имел.

Рыков. Я об этом не знал и таких директив не давал, по крайней мере...

Председательствующий. Скажите, какой у вас был разговор с Енукидзе о необходимости убийства Максима Горького?

Рыков. Я...

Вышинский. Разрешите просить отложить это на тот момент, когда мы будем весь этот эпизод выяснять, ибо здесь отдельный вопрос едва ли что-нибудь даст, поскольку этот вопрос связан с целым рядом Других вопросов. Я бы ходатайствовал отложить это до выяснения всего вопроса в целом.

Рыков. Я поэтому и не касался...

Председательствующий. Скажите, подсудимый Рыков, когда вы давали показания о работе организации правых на Северном Кавказе, вы упоминали, что вы имели дело с белогвардейской организацией казачества?

Рыков. Я здесь упустил, наряду с второстепенными вещами, одну существенную часть - вопрос о казаках, о казачьей организации правых, которая была там создана. Приступили к ее созданию в период 1930 - 1931 годов. В дальнейшем об организации работы в казацкой организации меня информировал Пивоваров.

Она окончательно оформилась приблизительно в 1934 году, когда она возглавлялась Лариным...

Председательствующий. Меня интересует характер связей этой организации.

Рыков. Из всех организаций - это едва ли не самая крайняя правая. Туда входили, кроме казаков, реэмигранты, которые, как говорил Пивоваров, сохранили связь с оставшимися за границей остатками казацких армий и в своей работе получали помощь от этих казацких белых армий. Через них и с ними были разговоры о том, что если дойдет до восстания в Средней Азии, то эти самые остатки казачьих организаций за границей обещали даже помощь при помощи десанта. Вот что я знал от Пивоварова относительно казачьих организаций.

Председательствующий. А десант предполагался в каком составе, белоэмигрантский?

Рыков. Я сказал - остатки казачьих белых армий за границей.

Вышинский (обращаясь к суду). У меня, если позволите, два вопроса в связи с показаниями обвиняемого Рыкова к Крестинскому.

Обвиняемый Крестинский, скажите, пожалуйста, что вам известно об участии группы Тухачевского в "право-троцкистском блоке"?

Крестинский. Мне об участии Тухачевского известно следующее. Когда я в октябре 1933 года виделся с Троцким в Меране, он обратил мое внимание на то, что, ориентируясь на государственный переворот, мы ни в коем случае не должны опираться только на свои троцкистские силы, потому что они недостаточны для этого, а что нужно договориться и с правыми, и с военными. Он обратил особое внимание на Тухачевского, человека авантюристического, претендующего на то, чтобы занять первое место в армии и который, вероятно, пойдет на многое. Он просил меня передать об этом Пятакову и переговорить, самому с Тухачевским.

Вышинский. Вам пришлось разговаривать с Тухачевским?

Крестинский. Я разговаривал с ним в начале 1934 года уже после того, как с ним говорил Пятаков, передал ему о своем разговоре с Троцким. Тухачевский сказал, что он принципиально относится вообще положительно не только к объединению сил, но и к постановке перед собой этой задачи. Но вопрос, сказал он, требует обсуждения, выяснения возможностей и после этого он будет договариваться на эту тему с Пятаковым. О состоявшейся договоренности я узнал от Пятакова в феврале 1935 года, причем я не спрашивал Пятакова, когда эта договоренность была закончена и когда именно возник этот самый центр. В дальнейшем мне приходилось несколько раз разговаривать с Тухачевским на эти темы. Это было во второй половине 1935 года, в 1936 и 1937 годах. Мне приходилось неоднократно вести такие разговоры. В одном из разговоров в 1935 году он назвал мне несколько человек, на которых он, между прочим, опирается. Он назвал Якира, Уборевича, Корка и Эйдемана. Затем, в другом разговоре, очень существенном разговоре, который происходил на Чрезвычайном VIII Съезде Советов, Тухачевский поставил передо мной вопрос о необходимости ускорения переворота. Дело заключалось в том, что переворот увязывался с нашей пораженческой ориентацией и приурочивался к началу войны, к нападению Германии на Советский Союз, и поскольку это нападение откладывалось, постольку откладывалось и практическое осуществление переворота. В этот период начался постепенный разгром контрреволюционных сил. Были арестованы Пятаков и Радек, начался арест троцкистов, и Тухачевский начал бояться, что если дело будет оттягиваться, то оно вообще сорвется. Поэтому он поставил вопрос об ускорении контрреволюционного выступления. Мы обсудили этот вопрос с Гамарником и Рудзутаком и пришли к общему выводу, что Тухачевский прав. После этого я запросил письменно через Бессонова мнение Троцкого и получил от него ответ положительного характера. Все эти вопросы, связанные с Тухачевским, с Троцким и прочими, стоит ли их вырывать здесь?

Вышинский. Я удовлетворен вашим ответом.

Подсудимый Розенгольц, вы в этой части подтверждаете показания Крестинского?

Розенгольц. Да, подтверждаю.

Вышинский. Вам приходилось разговаривать с Тухачевским и Крестинским?

Розенгольц. У меня был в конце марта 1937 года разговор с Крестинским по вопросу об ускорении организации переворота.

Вышинский. Подробно вы будете об этом говорить тогда, когда вас будут допрашивать. Больше у меня к вам вопросов сейчас нет.

У меня есть один вопрос к обвиняемому Чернову. Обвиняемый Чернов, я хочу остановиться на вашей связи с корреспондентом газеты "Берлинер-Тагеблат" Паулем Шефером. Вы вчера говорили об этом. При каких обстоятельствах вы с ним связались: он к вам явился или вы его нашли?

Чернов. Я вчера по этому поводу говорил. Повторяю, ко мне позвонили из информационного бюро Наркоминдела и сообщили о том, что я должен принять корреспондента газеты "Берлинер-Тагеблат" Пауля Шефера и дать ему информацию по вопросам несекретного порядка для использования в печати. Это было весной 1929 года.

Вышинский. А не 1930 года?

Чернов. Нет, 1929 года.

Вышинский. Вы вчера, как будто, сказали в 1930 году?

Чернов. Это недоразумение. Если я сказал, что это было в 1930 году, - это оговорка.

Вышинский. Вы с ним виделись один раз или несколько раз?

Чернов. Несколько раз на протяжении 1929 года, пока не прервалась с ним связь.

Вышинский. А в результате чего эта связь прервалась?

Чернов. Он сказал, что боится провала и уезжает из Советского Союза. Точно я не могу сказать, когда это было - или в конце 1929 года, или в 1930 году, скорее это было в 1929 году.

Вышинский. Может быть, Крестинский помнит?

Крестинский. Мне кажется, что Шефер уехал из Советского Союза еще до моего возвращения из Берлина.

Чернов. Я так и говорю.

Вышинский. Вы говорите - или в конце 1929 года или в начале 1930 года.

Чернов. Я на предварительном следствии показал как период, когда я встречался с Шефером, так и период, когда связь прекратилась.

Вышинский. На предварительном следствии за вашей подписью вы показали, том 8, 45 страница: "...в конце 1929 года, а может быть в 1930 году, Шефер из СССР уехал и связь оборвалась".

Чернов. Я, видимо, оговорился или, может быть, волновался.

Вышинский. Во всяком случае, вы помните, что вскоре после этого случая он уехал. У вас был с ним разговор об отъезде?

Чернов. Был разговор.

Вышинский. Больше нет вопросов.

Председательствующий. Перерыв до 11 часов утра.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:

Армвоенюрист В. В. Ульрих, Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ:

Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

* * *

Утреннее заседание 4 марта 1938 года

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается. Переходим к допросу подсудимого Шаранговича.

Подсудимый Шарангович, вы подтверждаете ваши показания, данные на предварительном следствии?

Шарангович. Полностью подтверждаю. Я хочу рассказать суду полностью, откровенно о своих изменнических и предательских преступлениях. Прошу предоставить мне возможность сделать это в том плане, который я наметил.

Председательствующий (к Прокурору). Подсудимый просит изложить все связно.

Вышинский. Это его право.

Председательствующий (к Шаранговичу). Остановитесь на основных этапах вашей преступной деятельности.

Шарангович. Изменником родины я стал в августе 1921 года и был им до ареста. В августе 1921 года, после заключения мира с Польшей, я возвращался из польской тюрьмы в порядке обмена, как заложник, с группой осужденных. Я остановился в Варшаве. В Варшаве нас вызывали поочередно в советское посольство, чтобы выяснить лицо каждого из нас. В советском посольстве работал тогда, - я не знаю точно, какую он занимал официальную должность, - некто Вноровский.

Вышинский. Как его звали?

Шарангович. Его имени и отчества я не знаю. С этим Вноровским я имел три разговора. Я не хочу... Не то, что не хочу, а считаю, что нет надобности излагать подробности этих разговоров, но суть их заключается в том, что Вноровский заявил мне, что поляки не хотят меня выпускать и что они смогут это сделать только в том случае, если я дам согласие работать в польской разведке. Я это согласие дал, и после этого польской разведкой и был переброшен в Советский Союз.

По прибытии в Минск этим же Вноровским я был связан с ответственным резидентом польской разведки Богуцким, который занимал тогда ответственный пост в Белоруссии. Длинных разговоров с Богуцким я не имел, да и дополнительной вербовки меня не требовалось, потому что Богуцкий о всех разговорах Вноровского со мною и о моем согласии знал хорошо от Вноровского. Поэтому мы условились с ним, Богуцким, и он мне сказал тогда, что если потребуются какие-нибудь конкретные услуги потом или задания, которые нужно будет дать, - он мне скажет. Однако, я от Богуцкого конкретных заданий в течение года или двух лет не получал. Богуцкий уехал из Белоруссии в 1923 году и перед отъездом связал меня с ответственным польским резидентом, занимавшим тогда в Белоруссии тоже довольно ответственное положение, - Славинским. Причем Славинский, конечно, все эти подробности и насчет вербовки меня Вноровским, и насчет договоренности, которая существовала с Богуцким, знал хорошо.

От Славинского я уже получил задание. Я сейчас, конечно, не помню конкретно всех этих заданий. Я тогда работал в Белоруссии с половины 1923 года и до половины 1924 года старшим помощником Прокурора Республики. Через меня проходило много дел, шпионских и других дел, более важных. По заданию Славинского я информировал его о сущности этих дел и о лицах, проходящих по ним.

Потом я в конце 1924 года перешел на работу в профсоюзы, и поэтому это задание Славинского по этому вопросу оборвалось. В профсоюзах я не получал никаких заданий от Славинского. В 1925 году Славинский уехал из Белоруссии. В самом начале 1926 года я уехал из Белоруссии в Сибирь, и у меня связи с польской разведкой временно оборвались. Оставался я, конечно, агентом польской разведки, но конкретно каких-нибудь заданий я не получал.

Возобновилась у меня эта связь - и более активная, чем предыдущая, - в конце 1932 года или в начале 1933 года, конкретно с консулом одного из иностранных государств, граничащих с Белоруссией. Это было уже после того, когда я вступил в национал-фашистскую антисоветскую организацию в Белоруссии.

Было это так: ко мне обратился некто Жебровский, который тогда занимал пост третьего секретаря ЦК Компартии Белоруссии, но с ним разговор я имел, собственно говоря, зондирующий. Более ясный разговор по этому поводу я имел с Бенеком, который работал в Белоруссии народным комиссаром земледелия. Бенек предложил мне от имени этого консула следующее: что хотя этот консул и имеет уже достаточно тесную связь с рядом людей, входящих в руководство национал-фашистской организацией в Белоруссии, в том числе и с ним, с Бенеком, однако он хочет установить и со мной эту связь, имея в виду, что я нахожусь на партийной работе.

Собственно говоря, я должен сказать, что для вербовки меня тогда каких-нибудь или больших уговоров делать не было надобности, потому что я тогда уже был одним из руководителей национал-фашистской организации Белоруссии, потому что я тогда уже знал относительно тесной связи других руководителей национал-фашистских организаций в Белоруссии с поляками, так - Голодед, Червяков и тот же Бенек. Вообще все прошлые моменты и моя связь с поляками привели меня, как говорится, в это лоно без всяких уговоров.

В это время я передал через Бенека содержание некоторых решений ЦК ВКП(б), относящихся к Белоруссии. Потом дал информацию о шоссейных дорогах, о сети партийных ячеек и по ряду политических вопросов. Но дело, конечно, заключается не только в том, что я передавал, и не только в моих личных связях, а дело, главным образом, - в том, что уже к тому периоду наша национал-фашистская организация, одним из руководителей которой я был, была по существу тесно связана с польским генеральным штабом. Вот об этом я хочу более полно рассказать после того, как я изложу вопросы, связанные с национал-фашистской организацией.

В национал-фашистскую организацию я был завербован Голодедом и Чернышевичем в начале 1932 года. Я не буду говорить об обстоятельствах связей, о том, что меня побудило вступить в эту организацию, потому что то, что я уже рассказывал, это само за себя говорит. Я находился в этой национал-фашистской организации, а это было тем, к чему я стремился. Об обстоятельствах вербовки или вовлечения, мне кажется, вряд ли здесь нужно говорить.

Когда я вступил в национал-фашистскую организацию, это было, видимо, в марте или в конце февраля, меня...

Вышинский. Какого года?

Шарангович. 1932 года. Голодед подробно информировал меня о составе этой организации и о том, что эта национал-фашистская организация связана с московским центром правых, получает от него директивы, персонально от Рыкова и Бухарина. Основные цели национал-фашистской организации в Белоруссии Голодед коротко формулировал так: свержение Советской власти и восстановление капитализма, отторжение Белоруссии от Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.

Что же касается методов и средств, то сюда входили: вредительство, диверсия, террор.

Я должен подчеркнуть, что уже тогда меня Голодед информировал об этих установках московского центра правых, получавшихся от Рыкова и Бухарина.

Особенно Голодедом была подчеркнута необходимость установления, в целях осуществления этих задач, тесной связи с польским генеральным штабом. Да, собственно, это совершенно ясно вытекало из этих целей, которые ставятся.

Я не скажу, что мы, все эти установки принимая, выполняя и руководствуясь ими, что мы были, в том числе я, младенцами и не понимали сущности их и, так сказать, не сознавали всей серьезности изменнических преступных целей, методов и средств, о которых я говорю, но, однако, я должен констатировать, что такие установки были. Я должен тут же попутно, если можно так сказать, развить относительно того, почему мы называли себя национал-фашистами. Дело в том, что и основной состав центра, и основные кадры были националистические. Конечно, и в центре и кадры были правые и троцкистские, но между ними нельзя сделать какую-нибудь грань или Даже говорить, если хотите, о блоке, потому что, если взять любого из нас, основных руководителей этого центра, то они были и правые и, в первую очередь, националисты. Если взять, например, таких людей, как Жебровский, который был активным троцкистом, то он более резко по всем вопросам, связанным с целями и задачами, выступал, чем мы. Если взять Гикало, который был правым, но он не менее резко, чем мы, был настроен по вопросам националистическим, соглашаясь с теми целями, которые мы ставили перед собою.

Поэтому я должен сказать, что, по существу, там были националисты основной группой, собирающей вокруг себя все кадры и силы для борьбы с Советской властью, для свержения Советской власти. Я должен сказать, что у нас связь с московским центром правых была не теоретическая и формальная, и не в порядке даже какого-либо локального блока. В этом направлении мы и получали систематические директивы и инструктировались московским центром правых. Я это хочу подтвердить рядом фактов.

В ноябре 1932 года в Москву ездили Голо дед и Червяков. Они встречались с Рыковым и Бухариным, причем я должен сказать, что, насколько мне известно. Червяков был связан с Рыковым еще с 1928 года, а Голодед - с 1930 года. Помню, после поездки Голодеда и Червякова в 1932 году в Москву, когда они возвратились, у нас было в Минске совещание центра нашей организации в полном составе, где они и информировали нас. Информация эта сводилась к тому, что и Рыков, и Бухарин подтверждали все свои прежние установки для нашей организации, выразив недовольство слабой деятельностью нашей организации. Там же, в Москве был дан ряд конкретных установок, в первую очередь, по вопросам вредительской, диверсионной деятельности и, во-вторых, - относительно усиления и установления более тесной связи с польским генеральным штабом. Голодед и Червяков потом систематически встречались с Рыковым и Бухариным.

Кроме этих связей, о которых я уже сказал, у меня лично были установлены связи сначала с Сулимовым, по-моему, в октябре 1932 года, когда он приезжал в Белоруссию в качестве уполномоченного ЦК ВКП(б) и СНК СССР по отгрузке картошки. Я уже тогда с Сулимовым имел подробный разговор. Он сводился к тому, что Сулимов информировал меня о том, что я уже знал от Голодеда и Червякова; я ему также рассказал относительно кадров, относительно того, что делает наша организация. Больше у меня встреч с Сулимовым не было. Но весной 1933 года я связался с Антиповым.

Первую встречу с Антиповым мне устроил Голодед у него же в кабинете. В этой встрече с Антиповым он сначала интересовался относительно деятельности нашей организации, подтверждал те установки, о которых я уже знал. В этом разговоре с Антиповым я поставил перед ним некоторые вопросы, причем поставил я эти вопросы не с точки зрения того, что я с ним был не согласен или мне требовались разъяснения какие-нибудь особые, а с точки зрения подтверждения их от самого Антипова, потому что когда устраивались эти разговоры, Голодед сказал о том, что он является руководителем параллельной группы правых.

Во время этого разговора я поставил перед Антиповым вопрос о том, как он смотрит на такую откровенную резкую установку о связи с польским генеральным штабом. На это мне Антипов заявил следующее: видите ли, если мы ставим перед собой вопрос свержения Советской власти, если мы ставим перед собой вопрос поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами, если мы ставим перед собой задачу отторжения Белоруссии, - то как же не использовать и не пойти на сговор с такой реальной силой, какой является фашистская Польша.

Второй вопрос, который я поставил перед Антиповым, был вопрос об отторжении Белоруссии и создании, так сказать, под протекторатом Польши буржуазного Белорусского государства. Мы, конечно, понимали все, что значит этот протекторат, потому что это отнюдь не являлось для нас теоретической формулой. Это значило отдать под ярмо польских помещиков и капиталистов Советскую Белоруссию, применяя все те средства, которыми мы тогда уже располагали. На это мне Антипов ответил, что эта формула дает возможность лучше сколачивать все националистические и антисоветские кадры и, во-вторых, этой формулой мы одновременно приманиваем, если можно так сказать, польский генеральный штаб. Вот это была наша первая встреча. Надо сказать, что Антипов в 1933 году довольно часто наезжал в Белоруссию потому, что он был председателем комиссии по чистке белорусской партийной организации.

При второй встрече с Антиповым присутствовали: Голодед, Червяков, Гикало и я. Встреча происходила на даче под Минском. Антипов, выслушав информацию о преступной и подрывной деятельности нашей организации, опять-таки потребовал от нас активизации, особенно в вопросах вредительства и диверсии, в вопросах организации террористических групп и в вопросах о связи с польским генеральным штабом.

Вышинский. Расскажите конкретно о вашей преступной деятельности в области вредительства.

Шарангович. Я к этому подойду.

Вышинский. Вы подходите к этому очень долго, а меня это, главным образом, интересует. Возьмите конкретно ваше вредительство. Позже мы подойдем и к вашим шпионским связям. Сейчас расскажите, пожалуйста, о вашей преступной деятельности по части вредительства, какие задачи перед вами стояли, как выполнялись эти задачи и так далее?

Шарангович. Мы ставили перед собой задачу - наиболее широко развернуть вредительство во всех областях народного хозяйства.

Вышинский. В каких целях?

Шарангович. В целях подготовки поражения СССР в целях создания недовольства населения в стране.

Вышинский. В целях провокационных?

Шарангович. Конечно. В целях подрыва обороноспособности. Я, конкретно, по распределению ролей, которое у нас было, занимался вредительством в сельском хозяйстве.

Вышинский. О распределении ролей мы сейчас не будем говорить. Вы мне вот что скажите. Вот эти задачи подрыва мощи Белорусской республики, ослабления обороноспособности, подготовки условий более благоприятных для нападения со стороны врагов - вот эти задачи вашей белорусской группой были поставлены самостоятельно или эти задачи были перед ней кем-нибудь поставлены?

Шарангович. Эти задачи были поставлены и сформулированы в общей постановке вредительства, но и в конкретной постановке московского центра правых, Рыкова и Бухарина.

Вышинский. И еще кем они были поставлены?

Шарангович. И польской разведкой.

Вышинский. Значит, вы работали одновременно и под руководством центра правых, и под руководством польской разведки?

Шарангович. Правильно.

Вышинский. В чем выразилась конкретно ваша преступная деятельность?

Шарангович. Я занимался вредительством, главным образом, в области сельского хозяйства. В 1932 году мы, и я лично, в этой области развернули большую вредительскую работу. Первое - по срыву темпов коллективизации.

Вышинский. Вы какую должность тогда занимали?

Шарангович. Я был вторым секретарем Центрального Комитета Компартии Белоруссии.

Вышинский. Так что возможности у вас были большие?

Шарангович. Конечно. Я лично давал вредительские установки ряду работников...

Вышинский. Своим сообщникам?

Шарангович. Да, сообщникам. Мы организовали выходы из колхозов. Затем мы запутывали посевные площади. Суть этого дела заключалась в том, что мы давали одним районам такие посевные площади, которые они не могли освоить; другим районам, имевшим большие площади для посева, наоборот, давали уменьшенные задания. Кроме того, мы организовали срыв хлебозаготовок. В 1932 году это было проведено таким образом. Сначала наша национал-фашистская организация приняла все меры к тому, чтобы хлебозаготовки шли плохо. То есть срывали их. Потом, когда было вынесено специальное решение Центрального Комитета ВКП(б) о ходе хлебозаготовок в Белоруссии, то наша организация, боясь провалами возможного разоблачения, приняла срочные меры к тому, чтобы хлебозаготовки несколько подтянуть.

Я должен также сказать, что в 1932 году была нами распространена чума среди свиней, в результате чего был большой падеж свиней, причем это делалось таким образом, что прививку чумы свиньям делали вредительски.

Вышинский. По вашим лично указаниям?

Шарангович. Да, здесь были и мои лично указания.

Вышинский. Меня интересует ваша преступная деятельность.

Шарангович. Я повторяю: были и мои указания, и других. Наряду с этим мы проводили организацию совхозов в Республике за счет земель колхозников и единоличников.

Вышинский. С нарушением интересов колхозников и единоличников?

Шарангович. Конечно, да.

Вышинский. В каких целях?

Шарангович. Во вредительских целях, преступных целях создания недовольства.

Вышинский. Провокационных целях?

Шарангович. Позднее несколько по линии сельского хозяйства была проведена нами вредительская работа в области наделения колхозников приусадебными участками.

Я должен особо остановиться на вопросе относительно единоличников, потому что это связано с планами нашей национал-фашистской организации. В Белоруссии к этому периоду еще насчитывалось около 100000 единоличников. Нами была дана установка, что раз единоличник не идет в колхоз, то он является врагом Советской власти. Это было нами сделано в провокационных целях. К единоличникам, сопротивляющимся коллективизации, мы, исходя из своих провокационных установок, применяли такие налоговые мероприятия, которые создавали среди единоличников недовольство и повстанческие настроения.

Вышинский. Вы не припоминаете Лепельского дела?

Шарангович. Я это все и связываю с Лепельским делом. Лепельское дело, если можно так выразиться, было просто эпизодом в цепи нашей подрывной работы.

Вышинский. Значит, Лепельское дело это был результат вашей нарочито преступной, провокационной деятельности?

Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. В чем это выразилось конкретно?

Шарангович. В Лепельском деле вредительство выразилось в том, что там нажим на единоличников был особенно силен. Потом ЦК ВКП(б) принял соответствующие меры для исправления того, что было нами проделано, и положение изменилось. Настроение у единоличников, у той части, которая была спровоцирована, резко улучшилось. Но я повторяю, что Лепельское дело было одним из эпизодов, потому что подобные факты более резко проявлялись в других районах.

Вышинский. И все это было по вашим непосредственным указаниям?

Шарангович. Совершенно правильно. Дальше, по сельскому хозяйству, я хочу сказать относительно нашей диверсии в области коневодства. В 1936 году в Белоруссии была нами широко распространена анемия. Это проводилось нами с целью, так как конь в Белоруссии играет огромное оборонное значение. Мы стремились подорвать эту сильную базу в случае, если она понадобится в связи с войной.

Вследствие этой меры пало, насколько я помню сейчас, около 30 тысяч лошадей. Я должен сказать, что эту меру относительно лошадей мы провели не только по своей инициативе.

Вышинский. А еще по чьей?

Шарангович. Мы имели прямую установку из московского центра правых. Дальше, в области сельского хозяйства была нами проведена вредительская работа, следствием которой в пограничных районах экономические показатели были худшие, чем в тыловых районах. Вот, собственно, основное.

Вышинский. А в области промышленности?

Шарангович. В области промышленности вредительство охватило такие объекты, как торф. Торф как топливная база для энергетики Белоруссии имеет очень большое значение, и поэтому подрыв этой топливной базы вел к подрыву всех отраслей промышленности.

Энергетика. Здесь, главным образом, внимание концентрировалось в отношении Белгрэса, который снабжает промышленность Витебска, Орши, Могилева. Здесь топливо не подвозилось своевременно. Тормозилось строительство. Конкретно беру Кричевский цементный завод, Оршанский льнокомбинат, Могилевский труболитейный завод...

Вышинский. И так далее.

Шарангович. Да. И целый ряд еще вредительств, которые шли по линии промышленности. Дальше, говоря о вредительстве, я должен остановиться на культурном фронте, потому что наша национал-фашистская организация придавала этому участку особое значение в условиях национальной республики. На этом участке работало значительное количество участников нашей национал-фашистской организации и, кроме того, там было достаточное количество таких людей, если не участников, то таких, которых и привлекать было легче и через которых легче было эту работу проводить. Это вредительство проводилось в целях компрометации национальной политики партии и Советской власти. Здесь вредительство шло и по линии школ, по линии писательских организаций, и театра.

Вышинский. Словом, по всем линиям культурного фронта, где только можно было вредить?

Шараигович. Совершенно правильно.

Вышинский. Значит, подытоживая вашу преступную вредительскую деятельность, можно сказать, что ни одна отрасль социалистического строительства не осталась вне вашей вредительской деятельности? Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. В сельском хозяйстве борьба против коллективизации, беззакония в отношении единоличников с провокационной целью вызвать недовольство среди населения, запутывание посевных площадей в тех же целях...

Шарангович. Правильно.

Вышинский. Срыв совхозного строительства за счет совершенно нерациональных, бесхозяйственных и беззаконных мероприятий, направленных и против совхозов, и против единоличников?

Шарангович. Правильно.

Вышинский. Срыв хлебозаготовок всякого рода опять-таки незаконными мероприятиями?

Шарангович. Правильно.

Вышинский. Целая система таких мероприятий. Затем истребление скотопоголовья, так что ли? Шарангович. Правильно.

Вышинский. Сознательное заражение скота чумой, эпизоотия чумы, удар по коню?

Шарангович. Правильно.

Вышинский. Удар по коню с целью развалить и сельское хозяйство и подорвать обороноспособность страны?

Шараигович. Правильно.

Вышинский. Наконец, торфяная промышленность, срываете развитие энергетики и энергетического хозяйства?

Шарангович. Правильно. Правильно.

Вышинский. Весь культурный фронт, как могли и где могли, сея национальную рознь, разжигая шовинистические настроения и срывая, таким образом, осуществление, проведение в жизнь ленинско-сталин-ской национальной политики?

Шарангович. Правильно.

Вышинский. И это все делалось вами, как руководителем организации, по прямым указаниям центра правых, как части блока, и польской разведки...

Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. ...агентом которой вы были с 1920 года?

Шарангович. С 1921 года.

Вышинский. В материалах следствия есть данные, что с 1920 года, но это не играет большой роли. Вы, следовательно, появились в СССР уже в качестве польского шпиона?

Шарангович. Да.

Вышинский. И этим польским шпионом продолжали оставаться долгие годы?

Шарангович. До дня ареста.

Вышинский. Значит, 1922, 1923, 1924, 1925, словом, все годы, 16 - 17 лет?

Шарангович. Совершенно правильно. Были перерывы, но это не меняет положения.

Вышинский. Перерывы, независящие от вас, случайные?

Шарангович. Конечно. Можно продолжать?

Теперь относительно террора. Мы имели установку относительно террора.

Вышинский. От кого?

Шарангович. От московского центра правых.

Вышинский. Непосредственно от кого?

Шарангович. От Рыкова.

Вышинский. Непосредственно или через кого-нибудь?

Шарангович. Я знал от Голодеда, Антипова, Червякова.

Вышинский. Лично с Рыковым не приходилось встречаться?

Шарангович. Нет. Мы, в том числе и я, в 1932 году приняли эту террористическую установку.

Вышинский. Вообще, вы как, теорией интересовались или больше практикой?

Шарангович. Я думаю, что для такой преступной работы, которую я проводил...

Вышинский. И в вашем положении шпиона польской разведки?

Шарангович. Да, моей организации, которую я возглавлял, вообще никакой теории не нужно. Какая теория нужна для таких головорезов, простите, как мы. Подумаешь, большая теория нужна для того, чтобы...

Вышинский. Выполнять задания какой-нибудь разведки. Я это напоминаю вам для того, чтобы вы не ударились в область теории, с чего вы начали. Давайте ближе к практике.

Шарангович. Далее мы приняли и проводили как практическую задачу террор: мы создавали террористические группы, подготовляли террористические акты, в первую очередь подготовляли террористический акт в 1936 году против Ворошилова, когда он приезжал в Белоруссию на маневры. Тогда были нами созданы две террористические группы, но этот террористический акт нам не удалось совершить. Кроме этого, подготовляли террористические акты и против других руководителей партии и Советского правительства. Наряду с этим здесь, в Москве, нами была создана группа, которая находилась в связи с белорусской национал-фашистской организацией и существовала на случай необходимости проведения террористического акта в Москве.

Вышинский. С вами была связана?

Шарангович. Непосредственно?

Вышинский. Как с руководителем организации?

Шарангович. Нет.

Вышинский. Откуда же вам известно, что такая группа в Москве была?

Шарангович. Мне известно об этом было от Голодеда и Волковича.

Вышинский. Ну, одним из руководителей этой организации были вы?

Шарангович. В тот период...

Вышинский. Эта группа существовала в тот период, когда вы были одним из руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии?

Шарангович. Я тогда в центр непосредственно не входил.

Вышинский. Входили или не входили, я не об этом спрашиваю. Арестованы вы в какой должности?

Шарангович. В должности первого секретаря.

Вышинский. Вы были одним из руководителей фашистской группы в Белоруссии, которая являлась частью "право-троцкистского антисоветского блока"?

Шарангович. Когда в 1936 году подготавливался этот террористический акт, я там не был.

Вышинский. А когда вы там были?

Шарангович. В Белоруссию я приехал в марте месяце 1937 года.

Вышинский. Значит, в 1937 году вы были в Белоруссии?

Шарангович. Да.

Вышинский. И руководили этой подпольной антисоветской провокаторской работой?

Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. И эта группа существовала до последнего момента?

Шарангович. Да.

Вышинский. И вы знали об этом от Голодеда и Волковича?

Шарангович. Да.

Вышинский. Как соучастник?

Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. Следовательно, эта группа действовала с вашего ведома?

Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. А так как вы были руководителем, то можно сказать, что и под вашим руководством?

Шарангович. Совершенно правильно.

Вышинский. Вот об этом я и говорю. Продолжайте.

Шарангович. Кроме этих двух террористических актов, о которых я говорил, была в этой области развернута большая работа и создан целый ряд террористических групп.

Вышинский. Подытожим кратко, в чем вы себя признаете виновным по настоящему делу?

Шарангович. Во-первых, что я изменник родины.

Вышинский. Старый польский шпион.

Шарангович. Во-вторых, я заговорщик.

Вышинский. Заговорщик.

Шарангович. В-третьих, что я непосредственно проводил вредительство.

Вышинский. Нет. В-третьих, вы непосредственно один из главных руководителей национал-фашистской группы в Белоруссии и один из активных участников "право-троцкистского антисоветского блока".

Шарангович. Правильно.

Потом, - что я лично проводил вредительство.

Вышинский. Диверсии.

Шарангович. Правильно.

Председательствующий. Организатор террористических актов против руководителей партии и правительства?

Шарангович. Верно.

Председательствующий. И все это совершал в целях?..

Шарангович. И все это совершал в целях свержения Советской власти, в целях победы фашизма, в целях поражения Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами.

Председательствующий. Идя на расчленение СССР, отделение Белоруссии, превращение ее...

Шарангович. Превращение ее в капиталистическое государство под ярмом польских помещиков и капиталистов.

Председательствующий. В этом вы себя признаете полностью виновным?

Шарангович. Да, признаю.

Председательствующий. Вопросов у меня больше нет. Садитесь.

Переходим к допросу подсудимого Ходжаева. Показания, которые вы давали о вашей антисоветской деятельности в течение многих лет, вы подтверждаете?

Ходжаев. Подтверждаю. В Узбекистане я проводил антисоветскую деятельность.

Председательствующий. Товарищ Вышинский, у вас есть вопросы?

Вышинский. Скажите, подсудимый Ходжаев, в чем вы себя признаете виновным?

Ходжаев. Я уже на предварительном следствии дал искреннее и честное признание в совершенных мною преступлениях и, не скрывая ничего, намерен перед судом сказать, хотя бы вкратце, основные вехи этих преступлений, которые мною совершены. Мое преступление против революции, против Рабоче-Крестьянского государства, против партии начинается с 1920 г. В 1920 г. я был поставлен во главе советского государства, - я говорю о Бухарской народной республике, - во главе высшей ее исполнительной власти. Вот в этот период моей работы я примкнул к буржуазно-националистической организации "Милли Иттихад".

Вышинский. Что это значит?

Ходжаев. Это значит "национальный союз", который ставил перед собою задачу превратить Бухарскую народную республику в буржуазно-демократическую республику, как буферное государство между Англией и Советской Россией. Я вошел вот в эту буржуазно-националистическую организацию и как активный руководитель этой буржуазно-националистической организации участвовал, руководил ее контрреволюционной антисоветской работой. Это - первый этап.

Вышинский. Продолжается этот этап до которого года?

Ходжаев. Если разрешите, я потом перейду к этому вопросу.

Вышинский. Пожалуйста.

Ходжаев. Я хочу сказать о моих преступлениях.

Вышинский. По существу?

Ходжаев. По существу.

Вышинский. Но, если вам не трудно, говорите и годы. С 1920 г. по...

Ходжаев. Формально для меня до 1921 года, но по существу он продолжался и дальше. В 1925 году я был назначен председателем Совнаркома Узбекистана. Начиная с 1928 года, я сблизился с националистическими кругами бывшей Туркестанской республики, а в последующее время, в Узбекистане, в лице одного из руководителей Компартии Узбекистана, в лице Икрамова, я нашел себе союзника, и вместе с ним мы составили то ядро, которое вело в Узбекистане националистическую, антисоветскую работу. Таким образом, это второй этап моей активной антисоветской националистической работы.

Наконец, третий этап - 1930 год, когда я в один из своих приездов в Москву, после деловой встречи с Рыковым в Совнаркоме Союза, беседуя на различные темы, договорился с ним о нашей совместной антисоветской работе.

Вышинский. О какой работе?

Ходжаев. Об антисоветской.

Вышинский. То есть?

Ходжаев. То есть о совместной работе узбекской националистической организации под руководством правых против руководства партии, против Советского государства. Рыков тогда еще мне говорил о том, что в этом случае - в случае нашей совместной работы - центр правых гарантирует независимость Узбекской республики...

Вышинский. Что это значит - независимость Узбекской республики?

Ходжаев. В данном случае эту независимость от Советского Союза надо рассматривать, как зависимость от какой-то другой - капиталистической - страны.

Вышинский. Вы так понимали Рыкова?

Ходжаев. Да, я так и понимал.

Вышинский. А чем он мотивировал это?

Ходжаев. Мотивировка была одна - что и правые, и мы, националисты, боролись против руководства партии, против Советского правительства. Для того, чтобы правые достигли своих целей, для того, чтобы мы достигли своих целей, мы должны были сломать это руководство. В этих целях мы заключили союз. Значит, цель оставалась одна - свергнуть Советское правительство, свергнуть руководство ЦК ВКП(б).

Вышинский. Ослабить СССР?

Ходжаев. Ослабить СССР, безусловно.

Вышинский. А для чего ослабить СССР?

Ходжаев. Для того чтобы к этому перейти, разрешите мне более систематично изложить.

Вышинский. Хорошо, только я вас прошу постараться мне ответить на этот вопрос.

Ходжаев. Я коротко хочу остановиться на бухарском периоде, чтобы было понятно, каким образом я пришел к сегодняшнему моему положению.

В заговорщическую организацию бухарских националистов после революции 1920 года я пришел не случайно, потому что я был воспитан как националист, и то небольшое, кратковременное участие мое в революционном движении, в революции, эмиграция в Советскую Россию, благодаря которым, как я думал, я изжил свой национализм, - этого оказалось недостаточно, и хотя мне казалось, что я изжил национализм - в самом деле это оказалось неправильным. И вот, будучи уже членом партии, я тогда вошел в буржуазную националистическую организацию.

Большинство буржуазно-националистической организации Бухары ориентировалось тогда на Англию. Разумеется, эти националистические круги и тогда совершенно ясно представляли себе, что независимость от Советской России, опора на Англию не могут обойтись так просто, и не ради прекрасных глаз будет Англия оказывать содействие. Они и тогда считали возможным принять протекторат Англии и под этим протекторатом отделиться окончательно от Советской России. Вот в целях осуществления этой задачи мы тогда проводили целый ряд действий. Мы систематически вытесняли из советского и партийного аппарата действительных членов партии, настоящих советских людей и занимали эти посты своими людьми. Мы готовили кадры для того, чтобы по-настоящему занимать руководящие посты в советском аппарате, по-настоящему руководить государством. Свои кадры для этого мы формировали, главным образом, из буржуазной молодежи и обучали их не в советских школах, а посылали преимущественно за границу - в Германию, в Турцию. Мы, вместе с тем, вели очень большую работу по организации вооруженных сил, так как мы не имели большого влияния в армии. Наши вооруженные силы формировали, главным образом, в виде милиции. Мы пытались использовать басмачество, которое к этому времени уже появляется в пределах Бухары. Мы пытались создавать новые кадры басмачества.

Вот сущность той работы, которую мы проводили внутри Бухары.

Я уже говорил о внешне-политической ориентации, которая заключалась в том, чтобы ослаблять всемерное влияние Советской России на Бухару и усиливать связи и взаимоотношения с сопредельными капиталистическими государствами, а через них связаться по-настоящему с Англией, которая в те времена была наиболее яркой противницей Советской России. Я имею в виду 1920 - 1921 годы.

Между прочим, это мое антисоветское настроение выразилось еще в том, что, когда в 1923 году был поставлен вопрос об экономическом объединении Туркестана, Бухары и Хорезма, в целях координации действий, я был ярым противником этого экономического объединения, считая, что это экономическое объединение есть преддверие к еще большему усилению влияния Советской России и советизации Бухары.

Дальше, когда в 1924 - 1925 годах был поставлен вопрос о национально-территориальном размежевании советских республик Средней Азии, я был против этого размежевания, но в историю мое имя вошло как сторонника этого национального размежевания, ибо я говорил об этом, агитировал за это. Но это случилось вот почему, ведь, собственно говоря, бухарского народа, как такового, не было, было Бухарское государство, там жили узбеки, туркмены, таджики и ряд других народностей. В результате роста национального самосознания этих народов возник вопрос об их государственном оформлении, они хотели жить самостоятельно. Ленинско-сталинская политика не ставила этому никаких преград. Отсюда возникал вопрос национального размежевания. Но быть открыто против размежевания означало ставить тогда себя открытым врагом, на что я не мог идти, Я располагал, законспирировавшись, продолжать борьбу.

Вот почему я под маркой сторонника национального размежевания оказался во главе Узбекского советского государства.

Вышинский. Значит, сманеврировали?

Ходжаев. Сманеврировал, сдвурушничал.

Конечно, в 1925 - 1926 - 1927 годах я не мог еще вести антисоветскую работу в Узбекистане, хотя я оставался националистом, буржуазным националистом. Не мог только потому, что у меня не было своих кадров. Часть я растерял в Бухаре в период этой борьбы, часть вообще отошла, а в Узбекистане новых людей я еще не имел. Поэтому для меня эти два-три года прошли как годы подготовки.

Вышинский. К чему?

Ходжаев. Подготовки к формированию буржуазно-национальных сил для борьбы, для продолжения той борьбы, которую я вел еще с 1920 года, когда был в Бухаре.

Вышинский. Против?

Ходжаев. Против Советской власти.

В узбекской парторганизации известна "группа 18-ти". Эта группа возникла в 1918 году. Организатором этой группы был я. Когда проводилась земельная реформа в целях наделения землей бедняцких слоев населения Узбекистана, в этот период значительно оживилась кулацко-байская верхушка. Кроме того, часть ответственных работников Узбекистана была недовольна этой реформой. Я использовал это недовольство и начал формировать группу узбекских националистов.

Если взять "группу 18-ти" как известный этап к переходу к активной националистической работе моей, она объясняется вот таким образом.

Вышинский. Это какой год?

Ходжаев. Это, примерно, середина 1925 года. Эта "группа 18-ти" решила провести известное давление на партию. Исходила она из того, что крупных работников не так-то уже много в Узбекистане. Если эти 18 человек, наиболее видные люди, в виде протеста подадут в отставку, то этого достаточно будет для того, чтобы партия пошла на известные уступки байству и кулачеству, этим путем хотели захватить партийное руководство в Узбекистане. Мы рассчитывали в этом своем маневре тогда на одного из руководителей компартии Узбекистана Икрамова; рассчитывали, зная, что он в период 1918 - 1920 годов, будучи еще молодым человеком, участвовал в буржуазно-националистических организациях Туркестана. Это знал я, знал ряд других участников и в "группе 18-ти".

Вышинский. В каких организациях?

Ходжаев. Это была пантюркистская организация, которой руководил Рыскулов.

Вышинский. Когда?

Ходжаев. Это было в 1918 - 1919 годах.

Вышинский. Под каким названием?

Ходжаев. "Иттихад-Выхерты". Это означает "Единение и прогресс". Это по типу младотюркской партии "Единение и прогресс".

Вышинский. Дальше.

Ходжаев. Мне было известно, что Икрамов принадлежал к этой группировке, но почему-то Икрамов с нами не объединялся, а мы с ним не вели никаких непосредственных переговоров. Мы оказались битыми на съезде. После этого опять мы решили законспирироваться, подали заявление, что мы ошибались, неправильно поступали, что мы согласны проводить линию партии.

Вышинский. Второй раз сманеврировали?

Ходжаев. Второй раз сдвурушничал. Между 1925 - 1928 годами у меня происходило сближение с Икрамовым на почве практической работы. Икрамов работал в ЦК, я - в Совнаркоме. Я-то знал, что я - руководитель националистической группы.

Вышинский. Вы знали?

Ходжаев. Я знал, что я сам - руководитель националистической группы, а что Икрамов принадлежал к той же буржуазно-националистической группе и о том, что у Икрамова есть своя националистическая группа, - этого еще не знал. Это сближение привело к тому, что я узнал, что у Икрамова есть своя националистическая группа, которая называется "Милли Истиклял", что значит "Национальная независимость". Мы с ним не то что объединились, но начали контактировать нашу работу. Если говорить о нашей антисоветской работе конкретно в этот период...

Вышинский. Это было когда?

Ходжаев. Это было в середине 1928 года или в начале 1928 года. Точно сказать очень трудно. Много времени прошло с тех пор.

Вышинский. Вы с Икрамовым контактировали работу?

Ходжаев. Да.

Вышинский (к председателю). Позвольте вопрос Икрамову. Подсудимый Икрамов, вы слышали эти показания Ходжаева?

Икрамов. Да, слышал.

Вышинский. Вы согласны с его показаниями?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Подсудимый Икрамов, вы были членом подпольной националистической организации в 1928 году? Икрамов. Да.

Вышинский. Эта организация называлась "Милли Истиклял"?

Икрамов. Да.

Вышинский. Значит, в этой части показания Ходжаева правильны?

Икрамов. Правильны.

Вышинский. Ходжаев был членом подпольной националистической фашистской организации "Милли Истиклял"?

Икрамов. Нет, Файзулла Ходжаев не был. У Ходжаева была своя организация.

Ходжаев. Я так и говорил.

Вышинский. Значит Ходжаев был в своей организации, а вы - в своей. Обе организации буржуазно-националистические. Фашистского типа.

Икрамов. Правильно. Но что контакт сами установили - это неправильно. Контакт установлен под нажимом правого центра.

Вышинский. То есть?

Икрамов. Под нажимом Бухарина и под непосредственным руководством Антипова сконтактировали работу двух националистических организаций.

Вышинский. В чем же у вас разногласия с Ходжаевым?

Икрамов. Я говорю, что не в 1928 году, а в 1933 году, под нажимом Бухарина.

Вышинский. А в 1928 году не контактировали?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Действовали порознь? Обвиняемый Ходжаев, в чем тут дело?

Ходжаев. Я с Икрамовым по этому вопросу не говорил перед тем, как давать свои объяснения суду, и не понимаю, из каких мотивов исходит обвиняемый Икрамов, когда он, признавая принадлежность к буржуазно-националистической организации, отодвигает срок нашей совместной работы. Мне кажется, Икрамову хочется кое от каких фактов отмахнуться. Может быть, я ошибаюсь, это мое предположение, но разрешите мне огласить пару фактов.

Вышинский. Пожалуйста.

Ходжаев. До того периода, как мы пошли на союз с правыми, мы с Икрамовым, главным образом (я других людей сейчас не называю, поскольку они на суде не участвуют), были руководителями, по существу говоря, широкой антисоветской работы. В чем она заключалась? Во-первых, в том, что мы поставили перед собой задачу захвата нашими националистическими кадрами целого ряда советских организаций в Узбекистане, таких органов, как Наркомпрос, чтобы школы иметь в своих руках, университет иметь в своих руках, печать, плановые организации, Наркомзем и так далее. И должен сказать, что эту задачу мы осуществили.

Вышинский. Кто мы?

Ходжаев. Я и Икрамов. В нашем лице были две националистические организации, о которых я говорил.

Вышинский. Обвиняемый Икрамов, в этой части вы согласны с показаниями обвиняемого Ходжаева?

Икрамов. Согласен.

Вышинский. Захват руководящих должностей в ряде организаций...

Икрамов. Да. Я показания дам более широкие.

Вышинский. Вы тогда делали по своей линии?

Икрамов. Да.

Вышинский. Контактировали с Ходжаевым?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Ваши помощники, может быть, разговаривали?

Икрамов. Возможно.

Вышинский. Во всяком случае тот факт, который приводит обвиняемый Ходжаев, свидетельствующий об определенной вашей преступной политической линии, он верен?

Икрамов. Верен.

Вышинский. Подсудимый Ходжаев, откуда вам известно, что организация Икрамова тоже действовала?

Икрамов. Пусть он скажет.

Ходжаев. Я в предварительных показаниях указывал конкретные факты. В 1928 году от имени Икрамова ко мне явился некий Бурнашев, ближайший помощник Икрамова.

Вышинский. Подсудимый Икрамов, был у вас такой помощник по вашей заговорщической организации Бурнашев?

Икрамов. Бурнашев членом националистической организации не был.

Вышинский. А кем он был?

Икрамов. Он был во внутрипартийной группе. Он пошел разговаривать с Файзуллой.

Вышинский. Виноват, не совсем ясно. Вы знаете Бурнашева?

Икрамов. Знаю.

Вышинский. Он был вашим помощником по подпольной работе?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Он знал о подпольной работе?

Икрамов. Как националистической организации - не знал.

Вышинский. А как знал?

Икрамов. Он принадлежал к внутрипартийной группе Икрамова.

Вышинский. Какая такая группа?

Икрамов. Легальная.

Вышинский. В каком году это было?

Икрамов. В 1928 году.

Вышинский. Так что это за группа?

Икрамов. Эта группа существовала в легальном порядке в 1927 - 1928 годах. На каждом пленуме ЦК Файзуллу и его группу били. Он, говорят, своих людей, бухарскую группу, растерял, а мы его растеряли, то есть разбили.

Вышинский. Почему?

Икрамов. У нас был дуализм. Мы боролись один на партийной позиции, другой...

Вышинский. На националистической?

Икрамов. На националистической.

Вышинский. Значит, вы были руководителем этой организации?

Икрамов. Руководителем организации я не был, был членом организации.

Вышинский. Активным членом?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Пассивным?

Икрамов. Пассивным. Тогда во время дуализма и с точки зрения конспирации я два раза разговаривал.

Вышинский. Но Бурнашев знал, что у вас дуализм?

Икрамов. Наверное знал или подозревал.

Вышинский. Возможно, конечно, что Бурнашев что-то предполагал и на этих предположениях основывал свои переговоры с Ходжаевым. Мне важно знать: то, что говорит Ходжаев, соответствует действительности?

Икрамов. Бурнашев без моего согласия пошел разговаривать с Файзуллой.

Вышинский. Такой факт был?

Икрамов. Был.

Вышинский. О чем они говорили?

Икрамов. Он пришел и сказал...

Вышинский. О чем они говорили?

Икрамов. О чем они говорили, я не знаю, а что он мне передавал, я могу сказать.

Вышинский. Что он вам передавал?

Икрамов. Что Файзулла полностью разоружается и хочет подчиниться во всех отношениях тебе, Икрамову. Вышинский. Для чего это?

Икрамов. Чтобы прекратить борьбу. Я сказал Бурнашеву: я тебя не уполномочивал и тебе незачем вмешиваться.

Вышинский. Почему?

Икрамов. Потому, что тогда недобиты были кадры Файзуллы Ход-жаева.

Вышинский. Это ваша внутренняя политика, мы в ней разберемся еще. Факт тот, что Бурнашев ваш человек? Икрамов. Мой человек.

Вышинский. У вас были свои люди, у Ходжаева свои люди, и тот, и другой были членами националистической организации?

Икрамов. Да.

Вышинский. И этот человек пошел разговаривать к чужому хозяину - Ходжаеву?

Икрамов. Да.

Вышинский. И вы были недовольны?

Икрамов. Был недоволен.

Вышинский. Подсудимый Икрамов, то, что Ходжаев говорит, что к нему приходил Бурнашев от вашего имени говорить - это факт?

Икрамов. Факт.

Вышинский. Об этом я и хочу знать. Садитесь.

Ходжаев. Если суд разрешит, в связи с этим заявлением я хотел бы привести два факта.

Председательствующий. Пожалуйста.

Ходжаев. Мне опять непонятна такая позиция Икрамова. Это его дело, конечно. Он говорит, что Бурнашев вел со мной разговор, а он не знал, он ссылается на борьбу со мной. Борьба действительно была.

Вышинский. За что?

Ходжаев. Я возглавлял "группу 18-ти". Партия меня била. Икрамов двурушничал. Он стоял во главе партии, меня бил, я ничего не мог сделать.

Икрамов. А сам Икрамов в это время был...

Ходжаев. А сам в это время был националистом. Вот такого рода была борьба.

Я не отрицаю. Я в своих показаниях это указывал.

Вышинский. Один вопрос к Икрамову. Это правильно, что вы в это время двурушничали?

Икрамов. В 1921 - 1922 годах?

Вышинский. Нет, в 1928 году?

Икрамов. Я двурушничал в 1928 году.

Вышинский. Дальше.

Ходжаев. В конце 1929 или начале 1930 года были арестованы два ближайших друга Икрамова и участники организации - Рамзи и Бату.

Вышинский. В каком году?

Ходжаев. В начале 1930 или в конце 1929 года. Они были арестованы за контрреволюционную антисоветскую деятельность.

Вышинский. Кем они были?

Ходжаев. Один работал в Наркомпросе, другой - не помню, - кажется, вторым секретарем.

Вышинский. Мы спросим Икрамова. Рамзи и Бату, кем они были тогда?

Икрамов. Рамзи был руководителем Научно-исследовательского института, а Бату - в Наркомпросе был главным по культурным делам.

Вышинский. За что они были арестованы?

Икрамов. За участие в националистической контрреволюционной организации.

Вышинский. Под вашим руководством?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Кто тогда был руководителем?

Икрамов. Тогда формально руководителем был Каримов. Я два раза говорил только с этими людьми.

Вышинский. Можно один раз поговорить, но очень существенно. Это были ваши люди?

Икрамов. Мои.

Ходжаев. И вот, когда произошел арест этих людей, - мне трудно сейчас говорить, потому что у меня свидетелей нет.

Вышинский. Свидетель Икрамов.

Ходжаев. Икрамов будет отрицать. Я прошу мне верить, конечно, мне верить тоже нельзя, потому что я фигурирую в такой обстановке. Первый, к кому обратился Икрамов по поводу ареста этих лиц, был я. Вышинский. Почему?

Ходжаев. Потому что он струсил, он думал, что дело коснется его. Он знал, что я знаю это дело, он вызвал меня по телефону, пригласил к себе домой, у Икрамова мы советовались, как быть, и решили не вмешиваться в дело Рамзи и Бату, чтобы это дело не коснулось, с одной стороны, Икрамова, с другой стороны, меня. Я так же, как и Икрамов, в силу солидарности с ним, вел борьбу с тогдашним руководством ЦК Узбекистана, которое хотело, в связи с делом Рамзи и Бату, разоблачить националистов. Я вел вместе с Икрамовым борьбу в связи с процессом над этими работниками, которые вели борьбу против партийного руководства и против тогдашнего Средазбюро.

Вышинский. Это процесс Касымова?

Ходжаев. В связи с процессом Касымова дела националистов могли раскрыть, и мы приняли меры с Икрамовым, чтобы не раскрыли. Правда, я с Касымовым дела не имел, но поскольку Икрамов стремился это дело заглушить и Икрамов является моим союзником, я всячески поддерживал его линию. Не знаю, почему это он вычеркивает и делает связь со мною с 1933 года. Я не возражаю, но я говорю это для того, чтобы суд, по крайней мере, знал с моих слов, что мне известно. Кому суд поверит, это другое дело, но я, со своей стороны, говорю все, что я знаю.

Вышинский. У меня вопрос к Икрамову. Насчет ареста Рамзи и Бату вы звонили Ходжаеву?

Икрамов. Я хочу выяснить, в каком городе это было.

Ходжаев. В Самарканде.

Икрамов. Если в Самарканде, то я в то время там не был, я был в Кисловодске.

Вышинский. Я вас спрашиваю, вы звонили Ходжаеву? Арестовали Рамзи где?

Икрамов. В Самарканде.

Вышинский. Вы где были?

Икрамов. В Самарканде.

Вышинский. Звонили Ходжаеву?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Ходжаев к вам приезжал?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Значит, он неправду говорит?

Икрамов. Нет.

Вышинский. А вы хлопотали об освобождении Рамзи?

Икрамов. Я показания дал...

Вышинский. Об освобождении Рамзи вы хлопотали?

Икрамов. Хлопотал.

Вышинский. Садитесь. Обвиняемый Ходжаев, продолжайте.

Ходжаев. Я перехожу к более существенной части моего показания, которая относится к периоду 1928 года, то есть периоду составления первой пятилетки.

Вышинский. Значит, здесь все-таки можно установить, что вы были главарем одной буржуазно-националистической организации в 1928 году, Икрамов был главарем другой националистической организации, по вашим словам, а по его словам - он был участником этой организации.

Ходжаев. Мне нельзя вам задавать вопросы, а то бы я задал вам вопрос один...

Вышинский. Нет, вы лучше задайте вопрос Икрамову.

Ходжаев (Икрамову). Каримова ты считаешь руководителем этой организации? Но ведь Каримов по сравнению с тобой - щенок, он твой ученик, как же он мог руководить тобой?

Икрамов. Я руководство понимаю по усилению работы, какую я с 1931 года вел...

Вышинский. Бывает повседневное руководство и бывает не повседневное.

Икрамов. За три года два раза разговаривали. Если сказать идейное руководство...

Вышинский. У вас Каримов был членом организации?

Икрамов. Был.

Вышинский. Он вами руководил в это время как членом организации или вы им руководили?

Икрамов. Ни я им, ни он мною не руководил.

Вышинский. А кто руководил?

Икрамов. Я так дело понимаю...

Вышинский. Кто у вас был руководителем "Милли-Истиклял"?

Икрамов. Каримов.

Вышинский. Значит, был руководителем Каримов?

Икрамов. Да.

Вышинский. Вы были членом этой организации?

Икрамов. Да.

Вышинский. Значит, он вами руководил?

Икрамов. Нет, мне никакого поручения не давал.

Ходжаев. Я не знаю, известно ли суду, что у буржуазных националистов, особенно в Средней Азии, существовала такая теория - организовать замкнутое хозяйство, то есть сделать так, чтобы хозяйство Республики развивалось независимо от других частей Союза, чтобы, по возможности, Республика жила бы без нужды в остальном Союзе, на случай каких-либо возможностей для активной непосредственной борьбы. И вот эту теорию мы претворили в жизнь, то есть мы составили первую пятилетку, которая шла вразрез с директивами Союзного правительства и соответствовала установке националистов на замкнутое хозяйство. Мы планировали хозяйство таким образом, чтобы меньше иметь хлопка, как культуры технической, которая больше всего связывает Узбекистан с Союзом, во-вторых, развернуть таким образом сельское хозяйство Узбекистана, чтобы иметь в большей мере не только на богарных, на неполивных землях, но и на поливных землях зерновое хозяйство, чтобы не зависеть от привозного русского хлеба, и, наконец, запланировать таким образом развитие промышленности, строительство дорог и прочее, чтобы мы в результате осуществления этой первой пятилетки оказались бы в экономическом отношении более независимыми от Советской России, от Советского Союза, чем когда бы то ни было.

Этот план был расшифрован в Москве. Правительство не приняло эту пятилетку. По инициативе Сталина был поставлен вопрос о пересмотре хлопковой программы. И вот, я сейчас точно не могу сказать, но помню одно, что по директиве дать по Союзу 36 миллионов пудов хлопка, по этому новому решению ЦК ВКП(б) и правительства, Узбекистан должен был дать около 21 миллиона пудов хлопка.

Икрамов. 28 миллионов пудов. Ходжаев. 28 миллионов - это потом.

И вот мы увидали, что если осуществить эту директиву правительства, тогда от той пятилетки, которую мы составили, ни черта не останется. И вот, для того, чтобы сломать эту новую директиву ЦК ВКП(б) и правительства, чтобы не дать хлопка, мы создали новый план - дутый. Значительно преувеличенный. Так, если правительство требовало по Союзу 36 миллионов пудов хлопкового волокна, то по нашему плану выходило - если бы все остальные республики равнялись по Узбекистану, как мы спланировали, - примерно, 45 - 48 миллионов пудов вышло бы по Союзу, но чтобы осуществить такой план в 45 - 48 миллионов пудов хлопка, что надо было бы? Мы стали проводить теорию монокультуры, то есть теорию одной культуры в сельском хозяйстве как доминирующей культуры - хлопок. Для этого надо было разбить, разгромить севооборот, уничтожить луга, то есть клевер, корма, вытеснить на поливных землях не только пшеницу, ячмень, но и такую культуру, как рис, которая нигде не растет, вытеснить ее. А это означало вызвать колоссальное недовольство народа, потому что мы представили дело так: план Московский, мы, якобы, московские приказчики, мы осуществляем директивы Москвы. - "Недовольны? Так вот жалуйтесь на Москву". Эту задачу мы поставили.

Вышинский. Провокационную задачу?

Ходжаев. Провокационную задачу, поставили ее сознательно и осуществляли в течение ряда лет.

К чему это привело? Это привело действительно к уничтожению севооборота, это привело к снижению поголовья скота, это привело к снижению шелководства, потому что и тут навредили. Это привело, в конце концов, и к снижению самой урожайности хлопка. И поэтому Узбекистан годами не выполнял планы по хлопку.

Мы так планировали, что, скажем, в Фергане - в основной хлопковой базе Советского Союза, в Бухаре - вторая в то время база, процент хлопководства доходил до 96 - 98%. Если у крестьянина 10 га земли. он должен на 8 га или на 9 га посеять хлопок. Сами понимаете, если один гектар остается на все остальное, то это хозяйство начинает гибнуть. А в Самаркандской, Ташкентской областях, где огромное количество земель, где люди сеяли испокон века экстенсивные культуры, там процент хлопководства 30 - 35 и 40 - 45. А ведь можно было бы сделать так, что в Узбекистане занять 50% площади под хлопок, а в Фергане и Бухаре - 80%. В этом случае можно было бы безболезненно выполнить составленные планы. Это и было сделано в 1935 году под давлением. Но в этот период мы этого не сделали. Я хочу здесь сказать, что это не было случайной вещью, что это не было головотяпством или результатом неумелой работы. Это было сделано вполне сознательно нашей организацией, под моим руководством, под руководством Икрамова. Мы вдвоем - он по партийной линии начальство, а я по советской, - мы вдвоем руководили этим делом.

Вышинский. Разрешите задать вопрос обвиняемому Икрамову.

Подсудимый Икрамов, что вы скажете по поводу этих объяснений?

Икрамов. Я их полностью подтверждаю. Но я еще хочу дополнить. В этом деле нашим союзником (договоренности не было, а было молчаливое согласие), нашими союзниками были троцкисты.

Вышинский. Вы же действовали под руководством блока?

Икрамов. Каждый по своей линии действовал. Словесной договоренности не было, но троцкисты во главе с Хлопкомом, которым руководил Рейнгольд, и под руководством Зеленского эту политику поощряли.

Вышинский. Обвиняемый Зеленский, вы подтверждаете, что эта политика проводилась под вашим руководством?

Зеленский. Я уехал из Туркестана в январе 1931 года.

Ходжаев. А это было в 1928 году.

Вышинский. Обвиняемый Зеленский, не вам ли принадлежит эта формула - догнать и перегнать в Средней Азии передовые районы Советского Союза?

Зеленский. Да, мне.

Вышинский. А что означала эта формула?

Зеленский. Срыв коллективизации.

Вышинский. Не только это, но и срыв хлопковых планов, и разорение дехканских хозяйств. Вы подтверждаете это?

Зеленский. Да, подтверждаю.

Вышинский. Вы тогда кем были?

Зеленский. Секретарем ЦК.

Председательствующий. Объявляю перерыв на 20 минут.

* * *

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Подсудимый Ходжаев, продолжайте ваши показания. Ходжаев. Перехожу к третьему этапу. Я уже говорил вначале, что, начиная с 1930 года, я связался с правыми в лице Рыкова.

Я хотел бы рассказать, при каких обстоятельствах и на каких условиях я встретился и на каких условиях мы договорились с Рыковым. Это было в 1930 году, на одном из приемов по официальным делам. Рыков меня расспрашивал о положении в Узбекистане в связи с коллективизацией. Я ему рассказывал известные мне факты о том, что происходит в деревне, говорил об известном недовольстве, которое имелось в тот период в Узбекистане, говорил о целом ряде недостатков. Когда Алексей Иванович у меня спросил: а как у вас с темпами коллективизации, как у вас с поголовьем скота, - я сказал, что есть урон поголовья скота. Темпы большие, что и вызывает известное недовольство, но мы исправляем это на основании соответствующих решений по этому вопросу. Словом, мы действуем на основе директив партии, - таков был мой ответ, примерно. По-видимому, Рыков понял, что я говорю с ним не впрямую, говорю не откровенно, тогда он мне сразу заявил, что ему известно о том, что я принадлежу к буржуазно-националистической группировке Узбекистана так же, как и Икрамов, о котором он тоже знает, и что незачем нам между собой дипломатничать, а надо говорить начистую.

Рыков охарактеризовал положение Советской страны для того периода критическим в связи с коллективизацией, в связи с недовольством, как он говорил, крестьянства и в связи со всей той безумной, по его словам, линией, которую проводит в жизнь Сталинское руководство. Он говорил, что если это пойдет, то неминуемо приведет к краху. Мы, мол, правые, боремся за то, чтобы изменить эту линию, но изменить линию возможно только в результате прихода к власти. Значит, наша задача заключается, чтобы сбросить Советскую власть. Мы боремся с руководством партии, с целью захвата власти, с целью захвата правительства в свои руки. Вы, националисты, тоже, конечно. недовольны этой политикой, но, изолированно действуя, вы не достигнете цели, вот если бы нам объединиться с вами, националистами, есть и другие силы, тогда получилась бы очень большая сила, объединенная сила, тогда мы, конечно, могли бы пойти на то, чтобы изменить это руководство.

Я, конечно, не могу сказать, что передаю его слова дословно, но передаю основной смысл того, что говорил Рыков. Смысл заключается именно в этом.

На такую прямую постановку вопроса я не мог ответить иначе, я сразу раскрылся перед ним и сказал, что это верно, тем более, что предыдущая моя работа, особенно работа с 1928 по 1930 год, в значительной мере меня уже подготовила к тому, чтобы принять не только предложение, которое бы исходило от столь для меня тогда авторитетного лица, как Алексей Иванович Рыков, но и от лица пониже я бы тоже принял предложение, потому что я был уже подготовлен для этого.

И мы условились насчет методов нашей работы. На первое время Рыков мне дал следующие установки: во-первых, вредительство, главным образом, в области сельского хозяйства; то, о чем я говорил, в связи с составлением первой пятилетки и планом хлопководства. Это в значительной мере отражало ту директиву, которую я получил от Алексея Ивановича Рыкова и относительно которой я поделился с Икрамовым.

Второе, - это то, что надо объединять все возможные оппозиционные группировки и силы, какие найдутся, и направить эти силы против руководства ВКП(б), против правительства, - активизируя вредительство, провокационные методы работы, антисоветскую деятельность.

В осуществление этой директивы Рыкова (тогда у меня еще ни с кем другим связи не было, да и едва ли у кого-нибудь была эта связь до меня) мы начали проводить это вредительство. Я потом более подробно остановлюсь в отношении отдельных отраслей хозяйства и на других директивах.

В 1933 году осенью приехал в Узбекистан, как будто бы по пути в Киргизию или на Памир, - я уж не знаю, не помню, - Бухарин. Я тогда имел с ним одну только встречу на даче ЦК в Ташкенте, но непосредственных разговоров у меня с Бухариным не было. Со слов Икрамова я знаю о беседах между Бухариным и Икрамовым и о тех директивах, какие оставил Бухарин для нашей националистической организации. Я думаю, что Икрамов сам более подробно это дело расскажет, поэтому я на этом эпизоде останавливаться не буду.

В 1934 году в Узбекистан приехал Антипов. До этого я не знал, что Антипов принадлежит так же к правым. В этот период своего приезда Антипов прямо мне сказал, что ему от Рыкова и Бухарина известно о том, что я руковожу одной из националистических группировок Узбекистана, что в моем и Икрамова лице заключен блок между правыми и нашими националистическими группировками и что он по этому поводу хотел бы от имени центра правых переговорить со мной.

Первое, что мне Антипов сказал по этому поводу, заключалось, главным образом, в том, что он упрекал меня и нашу организацию в недостаточной активности, в неумении работать, в работе старыми методами, в непонимании обстановки, что мы не понимаем обострившейся борьбы, что мы этим самым своим непониманием идем на провал.

Антипов мне непосредственно дал директиву активизировать вредительство, диверсионную работу. Мало того, надо провокационную работу усилить, чтобы было достигнуто большое недовольство масс, более активно приступить к формированию повстанческих групп в Узбекистане, надо создать пару террористических групп на всякий случай, понадобятся, мол. И последнее - нам надо связаться непосредственно с Англией, как с той страной, которая больше может быть заинтересована в разрешении судеб Средней Азии.

Вот эту директиву предложил мне Антипов в течение ряда наших бесед. Он там проживал месяц или больше. При этом Антипов мне говорил, что он аналогичные беседы вел и с Икрамовым, что у Икрамова по этому вопросу нет никаких возражений. Разумеется, что и у меня не было возражений. Я после этого с Антиповым имел ряд бесед у него на даче, в Совнаркоме, в его служебном кабинете, но это уже не директивного характера беседы. Я больше его информировал о том, что делается.

В 1936 году приехал в Ташкент Бухарин. Я с ним имел две встречи:

одну я имел с ним на даче ЦК, где он жил у Цехера, а вторую встречу я имел с ним у меня на даче под Ташкентом. Это было в августе 1936 года. Бухарин меня спросил, как мы осуществляем директивы правого центра. Я ему рассказал о широких планах вредительства, о том, что в области ирригационных работ пару диверсионных актов намечаем осуществить, что вообще эта работа у нас поставлена довольно хорошо, но в области сельского хозяйства работа затрудняется тем, что политика партии - это исправление перегибов, это передача приусадебных участков колхозникам, это - премии, надбавки за перевыполнение плана, - это, мол, нам мешает работать, это наши планы подрывает, создает затруднения, но тем не менее мы стараемся и сколько возможно выполняем ваши директивы. Что касается других отраслей хозяйства, то я его тоже информировал. Не буду подробно сейчас останавливаться на этом. Но Бухарина эта моя информация не удовлетворила. Не удовлетворила не потому, что мы плохо проводили вредительство и антисоветскую провокационную работу, а потому что, во-первых, отсутствовали повстанческие кадры, во-вторых, отсутствовали оформленные террористические группы и, в-третьих, что мы еще не были связаны. с Англией. Эти три вещи вызвали недовольство Бухарина.

Вышинский. В чем это выразилось?

Ходжаев. Он сказал, что плохо работаем, что нельзя так работать. Конечно, он меня не ругал и не мог ругать, а так просто говорил, что это плохо, что это недостаточно, что так союзники не работают.

Вышинский. Предлагал проявлять больше активности?

Ходжаев. Да, лучше, активнее работать...

Вышинский. То есть?

Ходжаев. По организации повстанческих кадров.

Вышинский. Это раз.

Ходжаев. По организации террористических групп.

Вышинский. Эта два.

Ходжаев. И связь с Англией.

Вышинский. Что у вас требовал Бухарин, говоря о связи с Англией? Ходжаев. Я хотел об этом потом рассказать, но могу и сейчас это сделать. Бухарин говорил, что есть соглашение с фашистской Германией, есть намечающееся соглашение с Японией. Но, когда идет речь о средне-азиатских республиках, наиболее близкая мощная страна - это Англия. С ней надо договориться. Что мы, правые, со своей стороны примем участие, но вы ближе стоите от границы, вы сами установите связь.

Вышинский. Близко от какой границы?

Ходжаев. С Афганистаном. Там есть английский представитель. Бухарин сказал, что когда речь идет о помощи капиталистических стран, нам, правым, в захвате власти, и вам - в деле вашей независимости, надо что-нибудь пообещать, что-нибудь дать.

Вышинский. Что дать? Что пообещать?

Ходжаев. Дать - это значит признать протекторат Англии, это - как минимум. Я не говорю об экономических вещах, которые естественны. Не может Узбекистан с пятью миллионами населения сделаться независимым государством между двумя колоссами - с одной стороны, Советским Союзом, с другой стороны, Англией. Нужно пристать к какому-нибудь берегу. Если от одного берега отходишь, к другому берегу пристаешь.

Вышинский. Так говорил Бухарин?

Ходжаев. Я так понял.

Вышинский. И Бухарин указывал на Англию, как на новый берег?

Ходжаев. Я так понимал.

Вышинский. Значит, отход от Советского Союза, независимость Узбекистана, договоренность с Англией означает приход Узбекистана к другому берегу?

Ходжаев. Я так понял.

Вышинский. Когда это было?

Ходжаев. Это было в августе 1936 года.

Вышинский. Это совпадало с вашими настроениями и желаниями?

Ходжаев. Я бы не хотел об этом говорить перед судом сейчас, потому что это наиболее тяжелое с точки зрения личной. Объективно это совпадало. Но мои личные настроения были разные, и я не буду говорить. Я совершил преступления, хочу за них отвечать, как это было.

Вышинский. Ваше право говорить, что вы хотите, и не говорить, что вы считаете необязательным.

Ходжаев. Мы имели с Бухариным довольно продолжительную беседу вокруг этих вопросов. Не знаю, есть ли необходимость передавать все содержание беседы или достаточно того, что я уже сказал.

Вышинский. Все, что имеет прямое отношение к этому делу.

Ходжаев. Обоснования, как приводилось, для этого были.

Вышинский. Те же, что и по другим подобным вопросам, о которых здесь высказывались, например, Шарангович?

Ходжаев. Несколько большего порядка. Бухарин тогда только что вернулся из поездки по европейским странам.

Вышинский. Из-за границы?

Ходжаев. Из-за границы. Он говорил о стабилизации капитализма, о том, что в этом деле сыграл огромную роль фашизм, особенно немецкий фашизм.

Вышинский. Хвалил фашизм?

Ходжаев. Я понимаю это, как восхваление фашизма. Он говорил, что фашистская Германия сейчас всеми силами работает над тем, чтобы сделать Германию гегемоном Европы, что методом для этого у Германии является фашизация всей Европы, фашизация Германии и, таким образом, подготовка соответствующей обстановки внутри европейских стран для создания европейского блока или, так называемого, плацдарма. Что идет подготовка соответствующего соглашения с крупными азиатскими государствами, в частности, с Японией, что возможно соглашение между фашистской Германией и Японией для борьбы с СССР. О намерениях Гитлера мы давно знали, и мы с двух слов понимали, о чем речь идет. Отсюда он делал вывод насчет того, что в блоке этих двух фашистских государств, в союзе этих государств, при фашизации Европы, СССР трудно будет выдержать войну и что СССР должен потерпеть поражение в этой войне.

Затем он делал обзор внутреннего состояния СССР - это трудности, которые имеются в деревне. Он говорил, что коллективизация победила, но все-таки есть значительные слои в деревне, которые не вошли в колхозы, - это единоличники-крестьяне, и их недовольство мы должны учесть. Огромные недостатки внутри колхозов, что колхозы недостаточно укрепились. Хотя индустриализация и победила, но промышленность работает с перебоями, что в промышленности огромные недостатки, что промышленность ширпотреба работает еще хуже, что в области товарооборота у нас в стране такие недостатки, которые не могут не привести к огромному дополнительному недовольству населения. Отсюда он делал вывод, что задача заключается в активизации наших контрреволюционных сил. Икрамова тогда не было в Ташкенте. После приезда Икрамова я его информировал об этой беседе с Бухариным, и так как я уверил Бухарина и от своего имени, и от имени Икрамова в том, что мы эти директивы осуществим, то мы и начали их осуществлять.

Теперь перейду к конкретной моей вредительской работе. Я уже о вредительстве частично сказал. Я коротко скажу о сельском хозяйстве еще раз. В сельском хозяйстве наша вредительская задача заключалась в том, чтобы запутать севообороты. Это мы осуществили в течение первой и второй пятилеток. Севооборота ни поливного, ни неполивного хозяйства Узбекистана больше не существует. Наша задача заключалась в том, чтобы запутать семенное дело. Эту задачу мы осуществили, но благодаря мероприятиям ЦК ВКП(б) и правительства Союза семенное дело по хлопку сейчас выправлено, по всем же остальным культурам оно остается в том положении, в какое мы его поставили.

Наша задача заключалась в том, чтобы вызвать недовольство крестьянского населения администрированием, перегибами. Мы добились этой цели постольку - поскольку. Я вам уже рассказывал о дутых планах по хлопку, о неправильном доведении планов до районов, о разнице между Бухарой и Ферганой, с одной стороны, между Самаркандом и Ташкентом, с другой стороны. Этим мы добились ряда провокационных выступлений, ряда выступлений, основанных на нашей провокации. Затем, нам удалось нанести значительный ущерб поголовью животноводства. Я уже говорил, каким образом мы подошли к этому делу.

Хочу привести один конкретный пример: за 1936 год, согласно решению партии и правительства, мы должны были передать колхозникам около 130 000 телок, овец и прочего поголовья. Мы передали это в течение года. Но итоги учета поголовья за второе полугодие 1936 года и первое полугодие 1937 года показали, что из этих 130000 голов в наличии оказалось лишь около 30 - 40 тысяч. Я имею в виду молодняк. Куда же девалось остальное? Во-первых, часть этого поголовья вообще не попадала крестьянам. Это были наши люди, которые сидели в районах и в округах, сами себя наделяли этими телками и овцами. а потом резали их и продавали.

Во-вторых, не была поставлена в колхозах работа по сохранению молодняка. А ведь это дело требует, как всем известно, большой работы. Я уже не говорю о срыве племенных мероприятий, зоомероприятий и так далее. Этого конкретного примера, я думаю, достаточно для того, чтобы я мог более расширенно не отвечать на этот вопрос.

В области шелководства мы осуществили следующую вредительскую меру. Если в 1928 году мы имели около 7 - 8 тысяч тонн шелка-сырца, то сейчас имеется 10 - 12 тысяч тонн. Однако возможности Узбекистана по настоящим подсчетам составляют примерно 22 - 23 тысячи тонн. Этого можно было бы достигнуть, если бы не была осуществлена одна мера. Суду, конечно, известно, что в сельском хозяйстве проводится механизация, то есть вводятся тракторы, машины, а у нас земельные участки небольшие, обарыченные, - проходят канальчики для полива участков. В Узбекистане нет такого арычка, который бы не был обсажен тутовым деревом, это дерево является кормом для шелковичного червя. Так есть план, по которому можно в год от одного до двух процентов вырубать тут старый с тем, чтобы заменять его в другом месте новыми насаждениями. И вот мы под тем видом, что нельзя механизировать сельское хозяйство, нельзя пускать трактор там, где нет большого поля, что это не экономично, что это убыточно, - под флагом механизации мы провели вырубку до 10% тутовых деревьев и тем самым уничтожили кормовую базу шелководства. Если бы об этом деле не сказали здесь люди, которые это проводили сами, если бы об этом не сказали бы сами специалисты-колхозники, которые больше всех других являются специалистами в этом деле, если бы они этого не сказали, то вообще догадаться о вредительстве в этой области невозможно, трудно. Но этот факт, факт такой, что мы это вредительство проводили, проводили все это под хорошей маркой. Людей, которые говорили, что нельзя вырубать, мы били, заявляя: "Ты против механизации, ты против политики партии? Значит, ты оппортунист, тебя надо бить".

Вот это есть те мероприятия вредительского характера, которые мы проводили в Узбекистане.

Я уже не говорю о люцерне, которая сопутствует хлопку и является одной из главных культур в севообороте, люцерне, которая была вредительски почти полностью уничтожена. Она восстанавливается только в последние два года под непосредственным нажимом ЦК ВКП(б). В последнее время мы каждую неделю получали телеграммы за подписью Сталина: "Почему люцерна отстает? Почему не сеете?" Только под этим нажимом мы начали исправлять положение с люцерной.

Я не говорю также о целом ряде других вредительских действий в области сельского хозяйства.

Что касается промышленности, я только в общих словах могу сказать, так как непосредственное руководство этим делом принадлежало вот тому Каримову, о котором говорил здесь Икрамов. Я больше был в курсе дел сельскохозяйственных.

Я забыл сказать о двух диверсионных актах, которые были проделаны в области ирригации. Первый акт - это в отношении Рават Хаджа, плотины, построенной Советской властью, огромного вододелителя, делящего воду реки Зеравшан, а эта река командует 2 - 3 тысячами гектаров земли. В начале 1936 года членом нашей организации Халбатыровым подготовлялся диверсионный акт по уничтожению, по порче этой самой плотины. Ему это не удалось, так как его и его помощников органы НКВД вовремя арестовали.

Другой такой же акт подготовлялся в Фергане, тоже на большом вододелителе, который командует полями почти половины всей Ферганы. Этот акт тоже не удалось полностью осуществить, хотя частично он был осуществлен Рахмановым, начальником Узбекского водхоза, который также являлся членом нашей организации.

Вышинский. Вы имеете в виду какие вододелители?

Ходжаев. Первый вододелитель - это Рават Хаджа и второй Компыр Рават в Фергане.

Что касается промышленности, мне известно о вредительстве на Чирчикстрое. Это - крупное строительство трех электростанций и азотного комбината. Начальником этого строительства был Розит. Он - правый по своему прошлому и настоящему.

Мне, как и Икрамову. и другим членам нашей организации, известно, что Розит проводил там вредительство. Вредительство заключалось, как я понимал, в трех вещах. Во-первых, в том, чтобы удорожать стоимость строительства. Во-вторых, дефицитные материалы тратить на второстепенные постройки. Например, все знают, что в Ташкенте лучшие дома строятся обычно из кирпича, а дома обычного типа - из сырца. А на этом строительстве одноэтажный дом построен на железобетоне, в то время как для электростанции не хватало ни цемента, ни железа.

Наконец, в-третьих, это вредительство выражалось в том, чтобы изгонять из Чирчикстроя людей, преданных Советской власти. Советская печать в свое время сообщала о случае с Зильберштейн. Это имеет непосредственное отношение к данному делу.

Вышинский. Что это за случай и какое отношение имеет к данному делу?

Ходжаев. Зильберштейн являлась очень дельным и преданным инженером. Она строила на Чирчикском строительстве плотину. Зильберштейн принадлежала к той группе специалистов, которая вела активную, честную советскую работу. А Розит выжил ее под разными предлогами с этого строительства.

Вышинский. С вашего ведома?

Ходжаев. Безусловно. Мы против этого не возражали.

Вышинский. По вашему указанию?

Ходжаев. Нет, без моего указания, потому что у нас прямой связи с Розитом не было. Но, безусловно, мы против этого не возражали.

Вышинский. А о том, что Розит вредительствует, вы знали?

Ходжаев. Разумеется.

Вышинский. По объективным данным?

Ходжаев. Да.

Вышинский. И покрывали его?

Ходжаев. Да, покрывали. Если бы я хотел вскрыть это дело по-настоящему, то почему бы я два года тому назад не мог написать записку о снятии Розита и предании его суду? Но я этого не хотел.

Второе - это Кувасаевская ГРЭС - рупная электростанция, которая строится в Ферганской долине на 48 - 50 тысяч киловатт и которая должна дать электроэнергию всей или почти всей ферганской промышленности. Тянулось это строительство очень долго. И это не случайно. Тут я хотел бы одновременно с указанием о вредительстве на месте сказать и о том, что было в Москве. Эстакаду для подвоза угля и переброски построили, исходя из расчета 75 000, здание для электростанции построено на 48000, а запроектированная мощность станции составляет 70000. Как видите, в основе проекта уже были элементы вредительства. В строительстве Узбекистана были значительные элементы вредительства, потому что главные средства и силы были переброшены на подготовительные работы, а не на станцию.

И последнее, наконец, что исходило от Москвы, это систематический срыв машин, поэтому станция, начиная чуть ли не с 1929 - 1930 годов, семь лет строится и еще не построена.

Ряд таких вредительских актов производился в Бухаре, в Самарканде и в ряде других мест.

Вышинский. Хильковский цементный завод?

Ходжаев. Тогда остановили завод якобы на ремонт, для переоборудования его на новый лад, хотя это можно было сделать через два-три года. После того как Кувасаевский цементный завод был пущен на полный ход, а этого не нужно было делать, можно было пустить его позже с тем, чтобы пустить раньше другой завод, все же это было сделано, не дожидаясь. Таким образом, ирригация Чирчикстроя осталась без цемента. Цемент нужно было возить из Новороссийска, а вы знаете, как у нас обстоит дело с дорогами.

Вышинский. Затем серные рудники.

Ходжаев. Я непосредственно лично не был связан с группой, которая работала на Шор-Су.

Вышинский. То есть вредила?

Ходжаев. Я все время имею в виду вредительство. Я не знаю никого из участников нашей группы, которые бы имели непосредственную связь с ними. Но мне одно совершенно ясно было, - в Ташкенте я эту формулу более или менее высказывал, и теперь говорю, - что серный рудник выбыл из строя не сам по себе, но благодаря пожару, потому что Невский - старый троцкист, который был послан Пятаковым, организовал пожар и взрыв на руднике.

В чем я лично считаю себя виновным в этом вопросе? Во-первых, после того, как это дело произошло, Невского надо было немедленно арестовать, если бы мы хотели честно, по-советски разобраться в этом деле и на месте выяснить всю обстановку. Вместо этого мы занимались перепиской с Москвой, надеясь, что его кто-либо возьмет под защиту, все время запрашивали, можно ли Невского привлекать к ответственности или нельзя, все же Невский в конце концов был арестован - мне кажется, что он в своих делах сознался.

Вот это в промышленности. Я повторяю, что более подробно о промышленности говорить я не могу, потому что непосредственно этим делом я не руководил.

Далее, я хочу остановиться на вопросе строительства. Темпы отставания строительства в Узбекистане объясняли тем, что там мало строительных материалов: цемента, железа, леса, но строительство срывалось сознательно. Вот, например, строительство школ. Оно требует, главным образом, кирпича. На месте, в Узбекистане, можно приготовить миллиарды штук кирпича. Между тем, в строительный сезон, как правило, кирпича у нас не бывало.

Вышинский. Почему?

Ходжаев. Потому, что производством кирпича руководил Рахман, член троцкистской организации, руководимой Цехером, связанной с нами. Я думаю, ясно, почему это происходило.

Вышинский. Понятно.

Ходжаев. То же самое с больницами и с целым рядом других культурно-просветительных учреждений. Я уже не говорю о такой большой задаче, которую мы поставили перед собою уже давно и которую мы осуществляли. Мы захватили в свои руки руководство школами. В этом отношении, конечно, в Узбекистане никто с нами конкурировать не мог. Мы подготовляли буржуазно-националистические кадры и их руками захватывали школы, университеты. Я не рискую заявить, что все школы были буржуазно-националистически настроены, что дети всюду так воспитывались, но, во всяком случае, мы здесь имели большие успехи, особенно в университетах и вузах. Мне трудно опять-таки здесь подробно говорить, потому что это та отрасль, которой руководил единолично Икрамов, область культуры и идеологии, - это область, которой руководил непосредственно Икрамов, сельским хозяйством - мы вместе с Икрамовым, а промышленностью - я вместе с Каримовым. Вот соответствующее разделение.

Что касается выполнения других директив - об организации повстанческих групп в Узбекистане, - мы боялись непосредственно сами взяться за организацию этого дела, потому что это дело могли бы разнюхать сразу. Поэтому после совещания с Икрамовым мы, совместно, в устном виде, дали указания нашим людям из состава секретарей райкомов и председателей исполкомов, чтобы они проводили подготовку к организации ядра, через которое можно было бы уже перейти к массовой организации повстанчества. Это - одна директива.

Другая директива заключалась в том, чтобы из амнистированных рядовых басмачей, сдавшихся еще в свое время, в 1922 - 1923 годах, была бы подготовлена в кишлаках, селах соответствующая группа. Таковы были директивы. На местах эта работа проводилась, то есть люди вовлекались, группы создавались, хотя и сейчас сказать вам, сколько таких групп, кто возглавляет каждую группу, - не могу, потому что не имею этих данных под рукой.

Вышинский. Эти группы были вами организованы?

Ходжаев. Директива была дана, чтобы они были организованы.

Вышинский. А эта директива была выполнена?

Ходжаев. Была.

Вышинский. А почему же Бухарин был недоволен?

Ходжаев. Бухарин со мною разговаривал в августе 1936 года.

Вышинский. А это было когда?

Ходжаев. А это было уже после. Что касается террористических групп, то об этом деле я никому не говорил, кроме двух лиц. Я сам знаю, знал Икрамов, знал и некий Шермухамедов, которому я, посовещавшись с Икрамовым, поручил организацию этих террористических групп. Икрамов мотивировал это поручение тем, что Шермухамедов - наиболее надежный человек, знает село, знает наши кадры, ему следует поручить, я сам, говорит, с ним переговорю.

Вышинский. Нашел его Икрамов, а не вы?

Ходжаев. Нет, но его и искать не надо было; это был человек известный, он был членом бюро ЦК, его мы оба знали, и когда я с Икрамовым посовещался, кому это дело поручить, он сказал, что поручить это надо Мусламу Шермухамедову.

Вышинский. Это кандидатура Икрамова?

Ходжаев. Я бы не сказал. Это, можно сказать, наша общая кандидатура.

Вышинский. Это ваша общая кандидатура?

Ходжаев. Наша общая. Говорил ли Икрамов с Шермухамедовым - я не знаю, но знаю, что Шермухамедов некоторую работу как в кишлаках, так и среди учащейся молодежи вел, он говорил, что пара групп у него есть.

Вышинский. Я Икрамова хочу спросить.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Икрамов, насчет Шермухамедова Ходжаев правильно показывает?

Икрамов. Кандидатура Шермухамедова обсуждалась.

Вышинский. А для чего?

Икрамов. Ему было дано поручение относительно террора. Он не сказал, поручил ли Шермухамедову. Эта часть неизвестна, но о том, что кандидатура обсуждалась, - это правильно.

Вышинский. Надо террор подготовить?

Икрамов. Да. Он сказал от имени Бухарина.

Ходжаев. И, наконец, последний пункт - это насчет связи с Англией. Мне самому непосредственно устанавливать связь с Англией было невозможно. Надо было искать для этой связи какие-то средства. Я мог поискать людей в Таджикистане, потому что там басмачество продолжалось до недавнего времени, значит, некоторые английские эмиссары и прочие могли быть там. Я так предполагал.

Вышинский. Почему вы так предполагали?

Ходжаев. Я говорю, что басмачество там продолжалось до 1930 года, в то время как в Узбекистане басмачество было ликвидировано в 1922 - 1923 годах. Значит, там было больше оснований найти связи.

Вышинский. Через басмачей?

Ходжаев. Через курбаши, то есть начальников басмачей.

Вышинский. Почему вы думаете?

Ходжаев. Я не докончил свою мысль.

Вышинский. Пожалуйста, докончите.

Ходжаев. Курбаши, если он настоящий начальник басмачей, не может быть не связанным с англичанами, потому что басмачество было организовано с участием англичан.

Вышинский. Ваша практика так говорит?

Ходжаев. Я говорю, как было. Среди работников Таджикистана я мог найти людей, которые могли бы выполнить эту задачу. Я вспомнил, был такой Максум - бывший председатель ЦИК Таджикистана, которого я знал с 1922 года, когда Восточный Таджикистан еще входил в состав Бухары. И вот я ему хотел поручить. Я знал об его англофильских настроениях, он выражал очень часто недовольство советской политикой. Значит, я, зная эти настроения его, хотел использовать его.

Вышинский. А Мухитдинов это кто?

Ходжаев. Мухитдинов один из руководящих деятелей бухарской буржуазно-националистической партии.

Вышинский. Какой ориентировки?

Ходжаев. Английской ориентации. Он работал с 1924 года. Я на него не ссылаюсь потому, что человека нет, на мертвого человека нечего ссылаться.

Вышинский. История есть.

Ходжаев. А для истории такой человек был. Этот Максум - его человек.

Вышинский. Я поэтому о нем и спрашивал.

Ходжаев. Совершенно правильно. Но я, к счастью своему, к тем огромным преступлениям перед советским народом, перед партией, которые мною совершены, не могу зачислить это последнее, то есть в том смысле не могу зачислить, что я с директивами согласился, принял к исполнению, пытался осуществить, но не успел осуществить.

Вышинский. По обстоятельствам, от вас не зависящим? Ходжаев. Да, от меня не зависящим. Я хотел бы закончить свои показания указанием на то, что, конечно, я не младенец, я начал эту антисоветскую работу сознательно как националист, ибо прежде чем перейти к революции и принять в ней участие - я был националистом.

Вышинский. Скажите, вы к каким общественным слоям принадлежите по своему происхождению?

Ходжаев. Я из купеческой семьи.

Вышинский. Кто был отец?

Ходжаев. Торговец.

Вышинский. Крупный, мелкий?

Ходжаев. Крупный. Торговал каракулем, умер в 1912 году. Я остался 14 лет.

Вышинский. Как вы остались?

Ходжаев. Дело отца перешло к опекуну. Я с 16 лет примкнул к подпольной организации, я считал ее подпольной организацией, она по существу и была подпольной, а потом работала против эмирата.

Вышинский. После смерти отца дело продолжали вы?

Ходжаев. Я не мог этим заниматься, мне было 14 лет. Все перешло к моему дяде-опекуну. Раздел имущества произошел в 1917 году. Мне достался дом, часть земли и другое, на сумму около 17 тысяч рублей. Это можно установить по документам.

Вышинский. У вас были связи с буржуазными кругами по вашему прошлому социальному положению? Ходжаев. Да.

Вышинский. Когда впоследствии вы возглавляли вредительскую организацию в Узбекистане, вам приходилось заниматься вредительством в области каракулеводства?

Ходжаев. Непосредственно нет. Но в колхозах в 1931 году был урон поголовья под руководством некоего Хисметова, - наши работники...

Вышинский. Кто наши?

Ходжаев. Нашего лагеря. Моего с Икрамовым, хотя мы собственными руками не делали.

Вышинский. Я понимаю, не могли вы все делать собственными руками. Вредительство было?

Ходжаев. Да.

Вышинский. Вы организовывали?

Ходжаев. Да.

Вышинский. Почему вы ничего не сказали об этом, когда говорили о вредительстве в сельском хозяйстве?

Ходжаев. Когда я говорил о сельском хозяйстве, мне казалось, что это понятно.

Вышинский. К какой организации вы принадлежали до революции?

Ходжаев. Организация, к которой я принадлежал, - это партия бухарских либералов, конституционно-монархическая партия.

Вышинский. Кадетская?

Ходжаев. Да. В 1917 году я отошел от этой партии и был в числе организаторов другой партии - младо-бухарской партии, программу которой мы напечатали в 1917 году. Мы ставили перед собой задачу буржуазно-националистического развития Бухары. К этой партии я принадлежал.

После мартовских событий 1916 года, когда я принимал участие, руководящее участие, в вооруженных выступлениях против эмирского правительства, я был объявлен вне закона, присужден к смертной казни, бежал в царскую Россию. Провел здесь с марта 1916 года по середину 1919 года, а в конце 1919 года я попал в Ташкент. Там был на руководящей работе. Это было и в 1920 году. Принимал участие в свержении эмирата. Вот мне и хотелось...

Вышинский. Потом опять примкнули к националистам?

Ходжаев. Потом, когда я оказался во главе власти, я примкнул опять к националистам.

Вышинский. И с тех пор вели эту линию?

Ходжаев. И с тех пор эту линию вел.

Вышинский. И вам помогал Бухарин?

Ходжаев. Я об этом и говорю. Я начал свою деятельность как националист, прошел я большой и длительный путь - 23 года из 41 года. Был во всех переплетах, но это неважно, а важно то, что мне особенно больно и обидно, - в этом я сам повинен, - о, что мне пришлось очутиться, благодаря моим действиям, на скамье подсудимых, наряду с людьми, которые поставили перед собой задачу - ударить по революции, с людьми, которые не гнушались никакими средствами для того, чтобы достигнуть своей цели. И я сам, осуществляя целый ряд мероприятий, ничем не отличаюсь от них. Я изменил не только народам Бухары, Узбекистана, но и Советского Союза в целом, я ответил черной неблагодарностью тем, кто в 1917 году, в 1918 году, когда я был объявлен вне закона, когда не было пристанища, открыли мне широкие двери гостеприимства, дали мне приют, пытались меня воспитать, чтобы я рос. Я изменил тому народу, который оказал помощь народам Бухары в деле свержения ненавистной им эмирской. деспотии, средневекового произвола. Я изменил партии, благодаря политике которой было ликвидировано политическое и экономическое неравенство, установившееся уже в течение более полустолетия. Я изменил народу, партии, которые дали эту независимость Бухаре, но независимость не в буржуазном смысле, а советскую независимость. Я особенно чувствую свое положение тяжелым, ибо я являюсь втройне преступником - и как националист, и как участник "право-троцкистского блока", и как человек, который обманул доверие Сталина, руководителей партии и правительства. Меня воспитывали, мне помогали, меня вытаскивали, когда я оказывался в тяжелом положении, как, например, в 1923 году, когда я совершил ошибку, мне хотели помочь. Но, невзирая на это, я изменил и этим лицам, изменил Сталину по директиве правого центра. Я оказался участником в составлении террористических групп. Вот почему я несу полную ответственность перед советским судом, перед советским народом. Я понимаю, что мое позднее раскаяние делу не поможет, но я говорю об этом для того, что, может быть, это предупредит кого-нибудь, чтобы по моему следу не пошли.

Вышинский. Что вам известно об убийстве Абид Саидова?

Ходжаев. Я слыхал об этом деле в 1931 году.

Вышинский. Что вам известно об убийстве Абид Саидова?

Ходжаев. Мне известно это из двух источников. Был такой Сайд Ахмет. Сайд Ахмет - это советский судья, ташкентский человек. Он как раз был разоблачителем в деле Касымова. После суда Касымова на него начались гонения в Узбекистане. И вот он приходил ко мне, не зная, что я состоял членом той организации, обращался ко мне за защитой - вот, мол, я сделал советское дело, разоблачил сволочей, а на меня гонения. Я его успокоил и даже однажды разговаривал с Икрамовым, говорил, чтобы не трогать - зачем же гонения на человека устраивать. Не забудьте, это был 1930 год, когда мы еще не были такими, как сейчас...

Вышинский. Не совсем такими, как сейчас?

Ходжаев. Не совсем. Вот тогда Сайд Ахмет рассказал мне, что человек, о котором вы меня спросили - Абид Саидов, - был тогда членом коллегии Наркомпроса, что он был убит своим братом.

Вышинский. Абид Саидов тоже был разоблачителем?

Ходжаев. Конечно.

Вышинский. Убит он был за что?

Ходжаев. Он был активным свидетелем на суде. Он был убит своим братом по постановлению националистической организации "Милли Истиклял"...

Вышинский. Которой руководил?

Ходжаев. Я тогда не знал, кто руководил...

Вышинский. В которой кто участвовал?

Ходжаев. В которой участвовал Икрамов.

Вышинский. А Икрамов причастен к этому делу?

Ходжаев. Я об этом ничего не знаю и сказать не могу.

Вышинский. А вам как говорили?

Ходжаев. Мне говорили, что Икрамов, по крайней мере, покровительствует этим людям. Сайд Ахмет мне прямо на Икрамова не указывал; возможно, он боялся, потому что Икрамов был секретарем. Затем, второй человек, который говорил мне об этом, - Абидова, теперешний постоянный представитель Узбекистана в Москве. Она была женорганизатором или заведующей женотделом в то время. Она выступала на суде общественной обвинительницей. Она довольно активный человек и приняла в этом суде очень активное участие. Она говорила мне и тогда, и совершенно недавно, теперь, в июне - июле 1937 года, еще раз повторила, что этот Абид Саидов был убит националистами, что убийцы эти не были разоблачены до конца, не все разоблачены, что не все они понесли наказание, что Икрамов этим убийцам оказывал покровительство, но о том, что Икрамов принимал участие или что-нибудь в этом роде, - она мне не говорила.

Вышинский. Позвольте подсудимого Икрамова спросить?

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Икрамов, был такой факт - убийство Абид Саидова?

Икрамов. Был такой факт.

Вышинский. За что он был убит?

Икрамов. Официально, что знаю, то только и могу сообщить.

Вышинский. Ну, что вы знаете?

Икрамов. Официально знаю, что он разоблачал на суде "милли истиклялов", контрреволюционеров, и по заданию этой группы его убили.

Вышинский. Какая группа его убила?

Икрамов. Группа "милли истиклялов".

Вышинский. А членом этой группы вы были?

Икрамов. Был.

Вышинский. Когда это было?

Икрамов. В 1930 году.

Вышинский. Кто тогда руководил этой группой?

Икрамов. "Милли Истиклял"?

Вышинский. Да.

Икрамов. Я сказал, что я с 1926 года состою, и руковожу, и несу ответственность.

Вышинский. В 1930 году вы занимали в этой группе руководящую роль?

Икрамов. Нет.

Вышинский. Кто ею руководил?

Икрамов. Председателем был Каримов, в то время у нас была поставлена одна задача - захватить вузы, засорить вузы классово враждебными к Советской власти элементами, подготовить кадры. Вот это - основная линия.

Вышинский. А между прочим убили Абид Саидова?

Икрамов. Да.

Вышинский. А кто его убил?

Икрамов. Я официальный материал могу сообщить, который знаю.

Вышинский. Может быть, неофициальный сообщите? За что был убит Абид Саидов? Был ли в числе убийц Абид Саидова Бату?

Икрамов. За то, что разоблачал буржуазных националистов. Бату - участник убийства.

Вышинский. Это тот Бату, который с Рамзи являлся вашим человеком?

Икрамов. Да.

Вышинский. Значит, Абид Саидова убил Бату - ваш человек?

Икрамов. Да.

Председательствующий. Объявляется перерыв до 6 часов вечера.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ:

Армвоенюрист В. В. Ульрих Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР

СЕКРЕТАРЬ:

Военный юрист 1-го ранга А. А. Батнер

* * *

Вечернее заседание 4 марта 1938 года

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь, пожалуйста. Заседание продолжается. Переходим к допросу подсудимого Розенгольца.

Показания ваши, данные на предварительном следствии, вы подтверждаете?

Розенгольц. Да.

Председательствующий. Товарищ Прокурор, вы имеете вопросы?

Вышинский. Да.

Председательствующий. Прошу.

Вышинский. Подсудимый Розенгольц, расскажите кратко о вашей преступной деятельности, начиная с того момента, который открывает вам дорогу к "право-троцкистскому блоку".

Розенгольц. Я несколько слов скажу о более раннем периоде.

Я, как известно, был участником троцкистской профсоюзной оппозиции во время профсоюзной дискуссии в 1920 - 1921 годах. Затем, в 1923 году я подписал так называемую платформу "46", хотя со значительными оговоренными разногласиями.

В начале 1925 года у меня наметились известные разногласия с Троцким в связи с требованием, которое я предъявил Троцкому о том, чтобы он признал ошибочность теории так называемой "перманентной революции". Он это категорически отклонил, и на этой почве было охлаждение отношений и известные расхождения.

С Троцким отношения у меня восстановились, хотя и не непосредственно. В 1929 году Крестинский привез мне директиву Троцкого о том, чтобы Крестинский и я законспирировались и по возможности заняли бы ответственное положение, заняли бы выжидательную позицию до того момента, когда соответствующие силы в стране, по мнению Троцкого, могли одержать верх и мы могли бы принять участие в организации новой власти.

Так было, примерно, до 1933 года. В 1933 году в связи с новой директивой и с нашими решениями мы вступили на путь более активной, нужно прямо сказать - активной преступной деятельности.

Прежде всего, какие за это время были встречи?

Тут было получено письмо Крестинского в начале 1933 года.

Вышинский. А до 1933 года, скажем, в 1929 году, у вас была переписка с Троцким, когда Троцкий был уже за границей?

Розенгольц. Вы говорите о 1929 годе?

Вышинский. Да, я спрашиваю, была у вас в 1929 году переписка с Троцким или, может быть, вы получили через другое лицо или в письменной форме указание от Троцкого?

Розенгольц. Основным был приезд Крестинского, который передал устную директиву.

Вышинский. Значит, в 1929 году Крестинский привез вам директиву от Троцкого?

Розенгольц. Да.

Вышинский. Что вы скажете на этот счет, подсудимый Крестинский?

Крестинский. Тут имеется некоторая неточность. Я виделся с сыном Троцкого в конце 1929 года. Я работал тогда за границей и мог передать Розенгольцу эту директиву только в начале 1930 года.

Вышинский. Разница между концом 1929 года и началом 1930 года небольшая. Мне здесь важно установить, что вы действительно передали некую директиву Троцкого Розенгольцу. Значит, это было в конце 1929 года или начале 1930 года?

Розенгольц. Я об этом уже сказал.

Вышинский. Значит, в конце 1929 года, или вернее в начале 1930 года, вы получили от Троцкого через Крестинского некую директиву.

Розенгольц. Я об этом уже сказал.

Далее, в 1933 году Крестинским было получено письмо из-за границы. Затем, когда Крестинский сам был за границей, он имел свидание. В 1933 году я был за границей и в Фельдене в Австрии имел встречу с Седовым, имел с ним несколько продолжительных разговоров вблизи дома, где я жил. Затем я виделся с Седовым в 1934 году в Карлсбаде.

Вышинский. Содержание ваших разговоров?

Розенгольц. Седов передал следующие основные директивы Троцкого. Я здесь излагаю те директивы, которые я получал во время разговоров от Седова и которые сообщались через Крестинского, они были совпадающими в основном. Это - относительно связи с правыми. Рекомендовалось связаться с правыми, и работу вести в контакте с ними.

Вышинский. С кем конкретно?

Розенгольц. Мне это не говорилось. Крестинский мне об этом сообщал, но фамилии не назывались, кроме Тухачевского.

Вышинский. Но предполагалось?

Розенгольц. Крестинский сообщал, что он имел указания в отношении Рыкова и Рудзутака. Седов много говорил о необходимости максимальной, возможно более тесной связи с Тухачевским, поскольку, по мнению Троцкого, Тухачевский и военная группа должны были быть решающей силой контрреволюционных выступлений. В разговорах выявилось также имеющееся у Троцкого опасение в отношении бонапартистских тенденций Тухачевского. В одном разговоре Седов сообщил о том, что Троцкий даже высказывает опасение в том отношении, что если Тухачевский удачно совершил бы военный переворот, то он возможно бы не пустил Троцкого в Москву, и в этом отношении указывал на необходимость максимальной бдительности с нашей стороны. Во исполнение этих директив относительно связей...

Вышинский. В чем же должна была заключаться эта бдительность?

Розенгольц. Поэтому Троцкий предлагал во время переворота повсюду ставить своих людей, которые были бы верны троцкизму и на которых можно было бы положиться в отношении бдительности. Я уже не говорю о ряде технических мелочей, которые не имеют здесь значения.

Во исполнение этой директивы Крестинский был связан с Тухачевским. В течение всего этого периода времени, с 1933 по 1937 годы, у меня связь была с Рыковым и с Рудзутаком. Наиболее существенный момент в этих переговорах с Седовым - это вопрос относительно наметки состава правительства.

Вышинский. Ну, это может быть потом немножко. Пока по существу преступной деятельности расскажите.

Розенгольц. Я перечисляю главнейшие вопросы. Седов также передал директивы Троцкого по организации террора, указывая, что в тот период эти указания о терроре не должны иметь непосредственного практического отношения ко мне и к Крестинскому по конспиративным соображениям, так как по этому поводу даются специальные поручения имеющейся террористической организации Ивана Никитича Смирнова. В 1933 же году были директивы и указания в отношении вредительства в области внешней торговли. Поскольку Седов сообщил об имеющемся у Троцкого соглашении с соответствующими германскими кругами, вопрос вредительства имел, с этой точки зрения, очень существенное значение для Троцкого, для поддержания и его авторитета и поддержания соглашения. Основные линии вредительства шли в направлении возможной помощи в области внешней торговли интересам Германии и Японии. Затем был поставлен вопрос, и он несколько раз и очень настойчиво ставился со стороны Троцкого и Седова, вопрос о финансировании через каналы внешней торговли троцкистского движения. В течение 1935 - 1936 годов также был известный обмен письмами из-за границы в Москву и обратно по этим вопросам. Я остановлюсь на письме 1937 года, которое пришло на имя Крестинского уже после процесса над Пятаковым.

Вышинский. Это уже 1937 год?

Розенгольц. Да, да.

Вышинский. А несколько раньше? Я бы хотел остановиться, скажем, на 1935 или даже 1934 годе, вот на этой второй вашей встрече в Карлсбаде.

Розенгольц. Я об этом говорил.

Вышинский. Я понимаю, что вы говорили. Как тогда ставился вопрос о войне?

Розенгольц. В отношении войны линия у Троцкого была на поражение.

Вышинский. Предполагалось, что будет война? Когда?

Розенгольц. В 1935 или 1936 году.

Вышинский. Значит, Троцкий предполагал, что война должна возникнуть в 1935 - 1936 годах, и в этой связи?..

Розенгольц. Стоял вопрос о перевороте. Причем здесь произошло изменение в установках, потому что сначала шел вопрос о желательности и необходимости осуществления военного переворота применительно к срокам возможного начала войны. Тут разница могла быть в течение нескольких недель. А потом, ввиду выяснившейся оттяжки войны, стал вопрос о том, что желательно ускорить переворот, это было уже в 1937 году, не дожидаясь военных событий.

Вышинский. Хорошо. Значит, в 1934 году, во время беседы с Седовым, стоял вопрос о войне в 1935 - 1936 годах и о ставке на поражение.

Розенгольц. Да, да.

Вышинский. Не пришлось ли вам в 1934 году говорить с кем-либо из руководителей блока на эту же тему?

Розенгольц. Я так точно не вспоминаю в отношении 1934 года, трудно по отдельным датам вспомнить.

Вышинский. Но Рыкова в 1934 году не встречали?

Розенгольц. Несомненно, встречал. Во всяком случае после этих директив такой обмен и контакт был. Вышинский. Был?

Розенгольц. Да.

Вышинский. Дальше.

Розеигольц. В 1937 году...

Вышинский. До 1937 года еще один вопрос - не пришлось ли вам с Рыковым на эту тему говорить и в 1936 году?

Розенгольц. Об этом были разговоры в течение всего этого периода - и в 1934, и в 1935, и в 1936 годах. Вышинский. Шла подготовка?

Розенгольц. Да, да, причем у Рыкова была главная ставка и надежда на восстание в деревне.

Вышинский. Это до 1936 года, а в 1936 году на что была главная ставка?

Розенгольц. На военный переворот, на группу Тухачевского.

Вышинский. Вы не припоминаете, как вообще Рыков относился к оттяжке сроков контрреволюционного выступления?

Розенгольц. Он относился к оттяжке сроков выступления очень нежелательно.

Вышинский. Нервничал?

Розенгольц. Он, понятно, очень нервничал. У Рыкова и других было опасение, что оттяжка может вызвать целый ряд провалов.

Вышинский. Говорил ли вам Рыков, что Тухачевский обещает выступить, а не выступает?

Розенгольц. Да.

Вышинский. А кто еще говорил?

Розенгольц. Об этом говорил и Крестинский, и Седов передавал мнение Троцкого. Так что это был постоянный и основной мотив в разговорах.

Вышинский. Позвольте спросить обвиняемого Крестинского и Рыкова.

Подсудимый Крестинский, подтверждаете ли вы показания обвиняемого Розенгольца?

Крестинский. Да, но есть некоторые сравнительно незначительные неточности.

Вышинский. В основном?

Крестинский. В основном, да. Но неточность заключается в том, что в 1933 году, в начале, у меня не было письма от Троцкого, от него, видимо, имел письмо Радек.

Вышинский. А о письме на имя Радека вы знали?

Крестинский. От Радека я знал.

Вышинский. Он показывал?

Крестинский. Нет, он рассказывал.

Вышинский. Значит, вы знали?

Крестинский. Да, я знал. Но письма я начал получать после меран-ского свидания и разговаривал с Тухачевским не в 1933, а в 1934 году.

Вышинский. Подсудимый Крестинский, скажите, в 1936 году вы говорили Розенгольцу о том, что Тухачевский медлит с контрреволюционным выступлением?

Крестинский. Говорил, но тут по-моему иначе было.

Вышинский. Говорили на эту тему или нет?

Крестинский. Да. Дело в том, что в 1933 году Троцкий разговаривал со мной в Меране, он подробно развивал пораженческую теорию.

Вышинский. Вы об этом потом скажете, а вы скажите, в части показаний, которые суд слышал от обвиняемого Розенгольца, который говорил, что в 1936 году Рыков нервничал и говорил, что Тухачевский назначает срок осуществления своего преступного плана - восстания, и оттягивает. Об этом сказал Розенгольц, говорил и Крестинский. Я спрашиваю, правда это?

Крестинский. Это не так, потому что с самого начала с Тухачевским было обусловлено, по поручению Троцкого, что выступление будет увязываться с войной. В конце 1936 года вопрос был поставлен одновременно и Троцким за границей в письме Радеку, и Тухачевским самим о том, чтобы ускорить переворот и чтобы этого не увязывать с началом войны.

Вышинский. То есть, выступать, не дожидаясь войны?

Крестинский. Да.

Вышинский. То есть, ускорить войну, то есть поторопиться?

Крестинский. Да.

Вышинский. Значит, Тухачевский торопил?

Крестинский. В конце 1936 года Тухачевский стал торопить.

Вышинский. А вы в это время торопили его?

Крестинский. Я с ним согласился.

Вышинский. Торопили или нет?

Крестинскнй. Я не торопил, но соглашался.

Вышинский. Значит, вы считали, что надо ускорить контрреволюционное выступление, то есть поторопиться. Если держались такой точки зрения, значит, торопили?

Крестинский. Да, но в более поздний период.

Вышинский. В конце 1936 года? Мне важно знать, что вами овладевало нетерпение, нетерпеж, ускорения Тухачевским восстания и об этом вы заявили Розенгольцу.

Крестинский. Да, в 1936 году.

Вышинский. Значит, он правильно говорит?

Крестинский. Это было в ноябре месяце 1936 года.

Вышинский. Но ноябрь 1936 года, это 1936 год?

Крестинский. Да.

Вышинский. Позвольте спросить обвиняемого Рыкова.

Обвиняемый Рыков, правильно ли излагает вопрос обвиняемый Розенгольц?

Рыков. Относительно Тухачевского?

Вышинский. Вы с Тухачевским разговаривали?

Рыков. С Тухачевским? Нет.

Вышинский. С Розенгольцем разговаривали?

Рыков. С Розенгольцем я разговаривал раза два.

Вышинский. Относительно того, что вы торопили и говорили, что Тухачевского надо торопить?

Рыков. Нет, этого не было.

Вышинский. Обвиняемый Розенгольц, где у вас происходила встреча?

Розенгольц. Встреча с Алексеем Ивановичем Рыковым была в кулуарах Совнаркома, и я твердо помню, что такой разговор был.

Вышинский. Был?

Рыков. Я тоже твердо помню, что такого разговора не было.

Вышинский. А о выступлениях, предполагавшихся Тухачевским, вам было известно?

Рыков. Я вчера сообщал, что существовала военная группа, связанная с переворотом и заговором.

Вышинский. А сегодня это подтверждаете?

Рыков. Да.

Вышинский. Вы только не припомните такого разговора с Розенгольцем, но сам факт остается фактом?

Рыков. Да.

Вышинский. Но с существовавшей заговорщической группой вы были в связи?

Рыков. Я был в связи через Томского и Енукидзе.

Вышинский. Через Томского и Енукидзе?

Рыков. Совершенно правильно.

Вышинский (к Розенгольцу). Вы припоминаете, что Крестинский и Рыков говорили на эту тему?

Розенгольц. Да.

Вышинский. Как вы реагировали на арест Пятакова в этом плане?

Розенгольц. Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевским. В связи с этим было совещание у меня на квартире.

Вышинский. А что это за письмо было, нельзя ли подробнее узнать?

Розенгольц. Там Троцким ставилось несколько вопросов. Прежде всего указывалось, что если будут медлить, то произойдет то, что по частям будут разгромлены все контрреволюционные силы. Поэтому, поскольку уже значительный разгром кадров произведен, необходимо ряд возможных акций максимально ускорить.

Вышинский. Например?

Розенгольц. Главным образом ставилось два вопроса: первый вопрос - относительно того, чтобы в ответ на приговор по делу Пятакова ответить террористическими актами.

Вышинский. То есть на приговор суда?

Розеигольц. В ответ на приговор суда о расстреле Пятакова ставился вопрос об организации террористических актов. Вышинский. В отношении кого?

Розенгольц. В отношении руководителей партии и правительства и вопрос в отношении максимального формирования военного переворота.

Вышинский. Больше ничего в этом письме не содержалось?

Розенгольц. Ставился вопрос о большей активности моей и Крестинского.

Вышинский. А не содержалось ли в этом письме мнения Троцкого о поведении на суде Пятакова? Не припоминаете ли вы, что в этом письме Троцкий давал оценку поведения на суде Пятакова, сознавшегося в своих преступлениях?

Розенгольц. Я точно не припоминаю этого момента. Здесь мне наиболее запомнились два момента, о которых я говорил: относительно активного момента в предложении Троцкого об ответе террористическими актами и вопрос относительно ускорения военного переворота.

Вышинский. Это два вопроса по существу о преступной деятельности, а третий вопрос по отношению тактики. (К суду). Разрешите спросить обвиняемого Крестинского.

Обвиняемый Крестинский, вы не припоминаете, что Троцкий писал в этом письме?

Крестииский. В одном из писем, полученных в первой четверти 1937 года по линии Аркадия Павловича...

Вышинский. Что значит по линии Аркадия Павловича?

Крестинский. Через его заграничную связь.

Вышинский. Через Розенгольца?

Крестинский. Да. У меня связь после отъезда Бессонова и его ареста оборвалась. В этом письме было негодование Троцкого по поводу поведения Пятакова. Было предложение о том, чтобы в дальнейшем, если такой случай будет, так себя не вести.

Вышинский. А как себя вести?

Крестинский. Не признавать свою вину.

Вышинский. Это еще тогда было указание Троцкого?

Крестинский. Было. Это была в письме как бы деталь, незначительная часть, это не рассматривалось как нечто актуальное, но этому было посвящено несколько предложений.

Вышинский. На предварительном следствии вы так показывали (т. 3, л. д. 72): "Второе письмо... В этом письме Троцкий резко критиковал позицию Пятакова на процессе и предлагал, в случае дальнейших арестов, не признавать себя виновными и не давать показания". Правильно это?

Крестинский. Да.

Вышинский. Так и было?

Крестинский. Да.

Вышинский. Может быть ваше поведение на суде два дня тому назад тоже было продиктовано вот этой директивой?

Крестинский. Нет.

Вышинский. Но эту директиву Троцкого вы помнили?

Крестинский. Помнил, но не этим было продиктовано мое поведение. Это было увязано с теми моментами, о которых я указал вчера.

Вышинский. Вы когда были арестованы?

Крестинский. В конце мая.

Вышинский. А когда вы признали себя виновным на предварительном следствии?

Крестинский. В основном преступлении, которое мне было наиболее тяжело признать, именно о связи моей с немецкой разведкой и с генералом Сектом, я сделал через неделю, на первом допросе.

Вышинский. А неделю отрицали?

Крестинский. К концу первого допроса я признался.

Вышинский. Не потому ли отрицали свою вину, что хотели выполнить директиву Троцкого?

Крестинский. Нет, я просто надеялся, что мне поверят и что...

Вышинский. Что вам удастся обмануть.

Крестинский. Что мне удастся обмануть, что мне удастся тем самым спастись.

Вышинский. Но не удалось!

Крестинский. Не удалось.

Вышинский. Подсудимый Розенгольц, продолжайте.

Розенгольц. Момент, на котором я остановился, это совещание, которое было с Тухачевским. Оно было в конце марта. Крестинский на очной ставке внес поправку, что оно было в начале апреля, но это разногласие несущественное. Было совещание с Тухачевским.

Вышинский. Где было это совещание?

Розенгольц. У меня на квартире.

Вышинский. У вас на квартире совещание с кем?

Розенгольц. С Тухачевским и с Крестинским.

Вышинский. Когда было совещание, дайте точную дату.

Розенгольц. Это было в конце марта 1937 года.

Вышинский. Дальше.

Розенгольц. На этом совещании Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить.

Вышинский. В чем заключался план этого контрреволюционного выступления?

Розенгольц. Тут у Тухачевского был ряд вариантов. Один из вариантов, на который он наиболее сильно рассчитывал, это - возможность для группы военных, его сторонников, собраться у него на квартире по каким-нибудь предлогом, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей партии и правительства.

Вышинский. Это был его план или был ваш общий план?

Розенгольц. Мы этот план его не обсуждали. Он просто сообщи нам его, как один из вариантов, на который он возлагает большие надежды.

Вышинский. А вы предоставляли уже ему действовать?

Розенгольц. Ну, понятно. Мы не могли входить в эти вопросы.

Вышинский. А почему он посвящал вас в этот план?

Розенгольц. Поскольку мы вообще ставили вопрос о военном пере вороте.

Вышинский. Как руководители этого выступления?

Розенгольц. Да, да.

Вышинский. Этого заговора?

Розенгольц. Да, да.

Вышинский. Позвольте Крестинского сейчас спросить (к Крестинскому). Вы подтверждаете это?

Крестинский. Да, подтверждаю. Совещание это было у Розенгольца Это было в начале апреля. Мы на этом совещании говорили уже о( аресте Ягоды и исходили из этого ареста, как из факта. Об арест! Ягоды я узнал 2 - 3 апреля. Значит, это было в апреле месяце.

Вышинский. Вы были также осведомлены об участии Ягоды в заговоре?

Крестинский. Да, я об этом уже говорил вчера.

Вышинский. Садитесь.

Обвиняемый Розенгольц, продолжайте.

Розенгольц. Тут же встал вопрос о террористическом акте. Мыс Крестинским обсуждали вопрос о возможном террористическом акте в отношении Председателя Совнаркома Молотова.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, обсуждали вы вопрос о террористическом акте против Вячеслава Михайловича Молотова?

Крестинский. Мы обсуждали с ним вопрос иначе - в более широком разрезе...

Вышинский. Этот вопрос стоял у вас?

Крестинский. Мы с ним говорили вообще о необходимости восстановить террористическую деятельность троцкистов, прервавшуюся после смерти Пятакова, и на эту тему мы говорили с Розенгольцем и Гамарником, говорили о необходимости террористических актов против руководителей партии и правительства. Вышинский. Против кого именно?

Крестинский. Имелись в виду Сталин, Молотов и Каганович, но специально террористического акта в отношении Молотова в деталях не обсуждали.

Вышинский. Меня не интересуют детали. Был у вас разговор о подготовлявшемся террористическом акте против товарища Молотова?

Крестинский. Не о подготовлявшемся, а о необходимости подготовить.

Вышинский. Итак, вы говорили о необходимости подготовить террористический акт для того, чтобы его совершить?

Крестинский. Да, конечно.

Вышинский. Садитесь. Обвиняемый Розенгольц, продолжайте.

Розенгольц. Теперь - в отношении отдельных крупнейших отраслей этих преступлений и преступной деятельности...

Вышинский. Позвольте поставить один вопрос предварительно. После ареста Ягоды Крестинский не высказывал ли вам своих требований об ускорении вооруженного восстания?

Розенгольц. Он высказывал это все время и в течение 1936 года, и в течение 1937 года.

Вышинский. А после ареста Ягоды?

Розенгольц. Я так точно не помню даты ареста, когда это было, но, во всяком случае, это должно было совпадать, потому что этот вопрос он ставил и в марте, и в апреле стоял этот вопрос.

Вышинский. Мне интересно знать - роль Крестинского в вашем заговоре была достаточно активной или нет?

Розенгольц. Об ускорении переворота Крестинский совершенно отчетливо ставил вопрос.

Вышинский. Одно дело отчетливо ставить вопрос, другое дело - направлять это дело, торопить, организовывать, настаивать на осуществлении плана заговора.

Розенгольц. Все переговоры с Тухачевским вел Крестинский, за исключением одного совещания, которое было у меня.

Вышинский. Насколько я понимаю, по вашей концепции так выходило, что основная ваша надежда в этом преступном замысле была на группу Тухачевского. Так это?

Розенгольц. Да.

Вышинский. С этой группой прямую и непосредственную связь держал кто?

Розенгольц. Крестинский.

Вышинский. Следовательно, он в известной мере как член блока организует деятельность этой группы. Так я понимаю?

Розенгольц. Понятно.

Вышинский. Следовательно, ему в этом деле принадлежит одна из ведущих ролей?

Розенгольц. Он все время торопил Тухачевского...

Вышинский. И когда вы на предварительном следствии говорили, что Крестинский после ареста Ягоды или даже раньше - после ареста Пятакова - особенно остро ставил вопрос перед Тухачевским, то это так и было в действительности? Это характеризует энергию, какую развивал тогда Крестинский в этом вопросе?

Розенгольц. Я не хочу и не имею оснований специально выделять Крестинского...

Вышинский. Вы - нет, а у меня есть основания. Я вас спрашиваю, как человека, который вместе с Крестинским организовывал этот черный заговор.

Розенгольц. Крестинский, так же, как и я, считал необходимым ускорение этого переворота и торопил Тухачевского систематически.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, правильно ли, что вы си тематически торопили с переворотом Тухачевского?

Крестинский. Начиная с ноября 1936 года, я был решительны сторонником максимального ускорения этого переворота. Торопи" Тухачевского не приходилось, ибо у него было такое же настроение и он сам поставил перед нами - перед правыми, передо мной, Розенгольцем и Рудзутаком - этот вопрос и просил нашего согласия т отделение этого выступления от военного нападения. Так что торопить его не приходилось. Наши настроения в вопросе о перевороте совпадали.

Вышинский (Розенгольцу). Розенгольц, почему вы утверждает что Крестинский систематически торопил Тухачевского с осуществлением этого переворота?

Розенгольц. Потому, что он сам информировал меня об этом, информировал о том, что он ведет переговоры в течение длительного времени, и что Тухачевский дает ему обещания, устанавливает срок, который не выдерживает.

Вышинский. Обвиняемый Крестинский, вы высказали мысль о необходимости ускорить этот акт?

Крестинский. До ноября 1936 года я не мог этого делать, потому что для всех нас было несомненным в то время, что это выступление н может произойти ранее нападения на Советский Союз иностранных государств. Но после этого у нас были совместные разговоры, и стоя вопрос о том, как ускорить это выступление. Это было в предела марта 1937 года. Со времени возвращения Тухачевского из отпуска и д конца марта я с ним несколько раз говорил на эту тему, а затем сообщил Розенгольцу, но не в такой форме, что Тухачевский назначил. какой-то определенный срок и его не выдерживает, потому что срок никакого не было установлено. На квартире у Розенгольца разговор был более определенный. Тухачевский предполагал поехать в Лондон на коронацию английского короля, чтобы не вызывать никаких подо зрении. Но когда выяснилось, что эта поездка отменена, он сказал, что в первой половине мая он поднимет восстание.

Вышинский. Значит, Тухачевский заявил, что в первой половине мая он поднимет восстание?

Крестинский. Да, он это заявил.

Вышинский. Продолжайте, обвиняемый Розенгольц.

Розенгольц. Я хочу теперь коснуться преступного использование канала Наркомвнешторга в своей троцкистской деятельности.

Вышинский (Розенгольцу). Что вы скажете о ваших встречах с Гамарником?

Розенгольц. Я подтверждаю те показания, которые я давал на предварительном следствии.

Вышинский. Какие именно?

Розенгольц. Относительно Гамарника основным моментом является то, что Гамарник сообщил о своем предположении, по-видимому согласованном с Тухачевским, о возможности захвата здания Нап комвнудела во время военного переворота. Причем Гамарник предполагал, что это нападение осуществится какой-нибудь войсковой частью непосредственно под его руководством, полагая, что он в достаточной мере пользуется партийным, политическим авторитетом в войсковых частях. Он рассчитывал, что в этом деле ему должны помочь некоторые из командиров, особенно лихих. Помню, что он назвал фамилию Горбачева.

Вышинский. Значит, кроме того, что Тухачевский вас посвящал в план своего преступного заговора, вас также посвящал в этот план и Гамарник?

Розеигольц. Да.

Вышинский. Крестинский участвовал в этих разговорах с Гамарником в обсуждении этого плана?

Розенгольц. В этом разговоре он не участвовал.

Вышинский. А в другом случае?

Розеигольц. У меня были разговоры с Гамарником без Крестинского.

Вышинский. Крестинский не принимал участия?

Розенгольц. Нет.

Вышинский. А вам не известно - у Крестинского были такого рода переговоры с Гамарником?

Розенгольц. Эти разговоры с Гамарником, которые были у Крестинского, мне неизвестны.

Вышинский. Неизвестны? (К Крестинскому). Крестинский. что вы скажете по этому поводу?

Крестинский. У нас был один общий разговор с Гамарником и Аркадием Павловичем Розенгольцем, где обсуждался вопрос о терроре. Когда мы увидели, что это дело. с которым мы во времена Пятакова не были связаны, после его расстрела осталось беспризорным в наших троцкистских рядах, потому что этим делом никто не занимался. а вместе с тем было ясно, и Троцкий писал о необходимости террористических актов, тогда мы встретились втроем, чтобы переговорить относительно того, как быть. И в этом разговоре мы единодушно пришли к тому мнению, что из нас троих, в качестве людей, могущих за это дело взяться, мы с Розенгольцем не подходим, так как по роду нашей работы и наших связей мы не были связаны с теми группами членов партии и граждан, которые бы могли взять на себя задачу по подготовке и совершению террористических актов.

Вышинский. Словом, это дело взял на себя Гамарник?

Крестинский. Да. И после этого мы уже с ним - ни Розенгольц, ни я - не говорили конкретно о том, что он делает, а он нам говорил, что это у него идет, что он подбирает кадры, подбирает группы.