I
Оживут ли наши журналы? Нет, никогда. И я думаю, что очень ошибается Л. Н. Войтоловский*302, когда ждет, что оживут, и что воскресение их и явится настоящим, необманным признаком оживления общественного. Я думаю как раз наоборот. Некоторое возрождение старых журналов, несомненно замечавшееся в последние годы, было временным явлением, - вокруг этих журналов собирались, отступая с боевых позиций, политически-обескураженные осколки старых идейных группировок. А подъем общественной активности - подъем, которого нельзя отрицать, если не отрицать фактов, и если искать этих фактов там, где следует, - этот подъем подкапывается - и надо думать, уже окончательно, раз навсегда, - между прочими под нашу старую, заслуженную, но, к счастью, выходящую уже в исторический тираж, публицистику толстых журналов. Говорю: к счастью, потому, что в этом сказывается наш политический рост.
Журналы наши были лабораториями, в которых вырабатывались идейные течения: отсюда они получали свое общественное движение. Это, конечно, несомненный исторический факт. Но что за ним скрывалось? Общественно-мизерный характер самих движений. Я вовсе не хочу проявить неблагодарность потомка к работе предков и твердо знаю, что потомок потому только и видит дальше и лучше, что стоит на плечах предков. Но исторический масштаб в оценке прошлого должен ведь быть соблюден. Господство "толстого" журнализма было эпохой, когда русская интеллигенция делала историю промежду себя. Крот глубоких подземных общественных процессов работал страшно медленно, - идейная жизнь интеллигенции сводилась к тому, что она предвосхищала будущие кротовьи пути, мысленно вела эти пути в пространство истории и на предвосхищенной линии строила свою "программу". Но что означала эта программа по существу? Форму теоретического приспособления интеллигенции к медленно ползущему историческому процессу - не более. На предугадывании будущих путей развития интеллигенция расщеплялась на славянофилов и западников, на народников-классиков и журнальных либералов, на народников-эпигонов и марксистов первого призыва*303. Идейные смены у нас измерялись десятилетиями, точно промышленные циклы в капиталистических странах: шестидесятничество, семидесятничество, восьмидесятничество... На прогнозе группировалась интеллигенция, на теоретическом учете будущего, - потому что маловыразительное, расползающееся между пальцев настоящее не давало зацепок не только для широкой политической работы, но и для надежной общественной ориентировки. Журнал, в своем многообразии и в своем единстве, был наиболее приспособленным орудием для идейного сцепления интеллигенции, - своей "цельностью", которая шла от литературно-публицистической критики через все его отделы - роман, эзоповскую сатиру, естественно-научную популяризацию, рецензию и лирику, - журнал возмещал интеллигенции недостававшие ей объективные, в самой общественности заложенные скрепы. Пограничные линии вероучения заменяли межевые рвы политически-классовых группировок.
Надо, разумеется, точно условиться насчет понятий. Когда мы говорим о "толстом журнале", как об общественно-литературном типе, то имеем всегда в виду не просто периодически выходящие книжки, в которых критики критикуют, поэты слагают рифмованные строки, профессора рассказывают о новых течениях в естествознании, - нет, мы имеем в виду журнал, как духовный фокус известной общественной группировки, как некий кивот завета, словом, наш, русский, толстый журнал. И достаточно легко представить себе указанные нами выше общественные корни этого журнала, чтобы тем самым определить его исторические границы. Русскому журналу наступает конец тогда, когда наступает конец мессианизму русской интеллигенции.
Интеллигенция была в русской истории великой заместительницей, - своей мыслью она пыталась заместить реальный процесс развития, своими идейными группировками - борьбу общественных сил. В этой работе - необходимой и до известного времени исторически-прогрессивной - журнал замещал собою для интеллигенции программу действия, политическую литературу и политическую организацию.
Но, по мере того как исчезало объективное оправдание заместительства, общественные группировки резче определялись, классы "в себе" становились классами "для себя", формируя свои партии, интеллигенция расчленялась и рассасывалась по этим партиям, - по мере этого процесса исчезало специфическое, жреческое значение русского журнала; от него отлетало освящение, он становился просто "периодическим изданием"...
Девяностые годы были последним периодом старого героического журнала, - интеллигентский марксизм вдохнул на время новую жизнь в старую форму. "Новое Слово"*304 было последним журналом, который глаголом жег сердца людей.
Уже с самого начала нового столетия, вместе с наступлением политического прибоя, толстому журналу наносится смертельный удар. Его заменяет политическая газета с ярко-очерченной программой действий. За границей возникают "Искра"*305, "Освобождение"*306 и "Революционная Россия". По этим линиям развертываются далее действительно жизненные группировки, которые исходят, правда, из той же интеллигентской среды, но не замыкаются в ней, а находят себе выход наружу, в обывательские слои, в новые классы...
Группировки совершаются вокруг политических газет ("искровцы", "освобожденцы"!) - факт огромной общественной важности, крупнейший шаг в сторону политической зрелости, - прямой переход к кадетской партии и к партии рабочего класса.
На этом пути уже не может быть ни остановки, ни возврата назад. Политическое самоопределение разных классов, раз начавшись, уже не может быть обращено вспять. Поэтому одинаково трудно ждать восстановления духовной гегемонии русского журнала, как и повторения эпохи интеллигентского апостольства.
Однако же, скажут, газеты только разменивают идейный капитал на расходную политическую монету, - а из каких же источников будет этот капитал пополняться? Не станет ли, действительно, журнал снова орудием накопления идейных ценностей?
В самой этой постановке вопроса есть недоразумение или, точнее, исторический анахронизм. Руководящие журналы вносили силы у нас капитальные ценности в духовный обиход не в том смысле, что двигали вперед науку, а в том, что давали каждый раз очередную формулу общественной ориентировки передовой интеллигенции. Сменялось направление - сменялся журнал. Но именно на эту-то функцию историческая потребность уже не возобновится. Политика классов, в отличие от идейной жизни кружков, имеет свою внутреннюю устойчивость. Потребность периодического идейного линяния - полного обновления теоретических покровов - не может быть свойственна классовым партиям. Поскольку они нуждаются в оформленной идеологии, - а нуждаются не все, некоторым она ненавистна, - журнал все равно перестает быть универсальной формой удовлетворения этой идейной потребности.
Когда говорят о создавшихся нашими старыми журналами идейных ценностях, это нужно понимать правильно. Новых теорий, которые вошли бы затем вкладом в основной капитал человеческой мысли, наши журналы не творили. Они лишь с большим или меньшим блеском приспособляли и популяризировали европейские теории, - общественно-философские, естественно-исторические, литературно-критические. Создавались эти теории не в русских журналах, а в западно-европейских книгах. Старый журнал - в рамках своего идейного направления - был еще и периодической энциклопедией. Необходимость в ней вызывалась бедностью, объективной и субъективной, нашей идейной культуры, - малой образованностью даже интеллигентного слоя, бедностью нашей ученой литературы, недостаточностью специальных журналов, научных популяризаций, библиотек, общедоступных лекций и пр., и пр. Журнал давал по необходимости не только "точку зрения", метод оценки, но и все содержание миросозерцания. Этот универсально-образовательный характер журнала по необходимости отходит в прошлое вместе с развитием и усложнением идейной культуры общества.
Современный Запад, повторяем, не знает идейной гегемонии толстого журнала. Журналы есть и там, и очень разнообразные: литературные, специально-научные, социологические, но в них нет уж ничего от общественных оракулов. "Новые слова" в науке, философии и искусстве говорятся в книгах, в специальных изданиях, с кафедр, на выставках. Новые слова в политике говорятся в газетах, с политических трибун, в народных собраниях. Общественная жизнь от этого стала, конечно, не беднее.
Правда, у нас традиции толстого универсального журнала еще очень крепки. Эти традиции могут сохранить надолго некоторые наши старые журналы, которые при этом превратятся, однако, в новые журналы, - но вернуть журналу его былое общественное значение, возродить его повелительную, мессианистическую публицистику - нечто среднее между политикой и пророчеством - не сможет уже никакая сила в мире.
II
Толстому журналу нанес смертельный удар общественный прибой. Нельзя закрывать глаза на факт, очень выразительный и как нельзя лучше укладывающийся в рамки этого объяснения. В те недавние годы, когда ртутный столбик общественного барометра достиг самой низкой своей точки, когда "Речь" оказалась единственной оппозиционной газетой в Петербурге, а "демократическая" пресса столицы была представлена той же "Речью" в двухкопеечном масштабе "Современного Слова", - именно в эти годы наши журналы почувствовали новый приток сил, собрали растерянных было читателей, хотя - это-то уж несомненно - отнюдь не собрали своих растерянных мыслей. И наоборот: сейчас, когда в Петербурге газетная стихия, - несмотря на то, что современные Ксерксы преусердно порют ее своими детскими розгами - переливает всеми цветами политической радуги, сейчас журналы чахнут, вынужденные убедиться, что они пережили в годы реакции не вторую весну, а - увы! - бабье лето.
Попробуем поименно перебрать, какое место занимают толстые журналы в нашей нынешней общественной жизни. Для того чтобы укрепиться в том или ином суждении о вопросе, это будет во всяком случае нелишним.
Начнем с "Вестника Европы". Это - тот журнал, который все называют почтенным, и журнал действительно вполне почтенный. Но было бы очень нелегко ответить, какую собственно функцию он несет теперь в нашем идейно-политическом обиходе. Старый "Вестник Европы" был органом умеренного, программно-неопределившегося, народнически-окрашенного либерализма. Влево от него стояли органы утопического социализма. "Вестник Европы" давал элементарное гражданско-юридическое воспитание русскому обществу, и не только либеральному: так как социализм был утопический, глядевший поверх естественных фаз развития, то на практике не одни либералы, а и народнически-социалистические, отчасти и марксистские элементы интеллигенции усваивали азбуку гражданственности из того же "Вестника Европы". В "Освобождении" Струве писал как-то по поводу юбилея К. К. Арсеньева: "Мы все воспитывались на внутренних обозрениях "Вестника Европы". Арсеньев и сейчас сохранил то мастерство, с каким он - в рамках своего умеренно-либерального миросозерцания - в течение девятилетий освещал практику российских властей. Но школой для всех политических партий "Вестник Европы" уже перестал быть, потому что эти партии уже вышли из приготовительного класса. "Вестник Европы" остался фактически в стороне от политического развития. Это позволило ему сохранить довольно широкую "терпимость", благодаря которой под одной и той же обложкой умереннейшие либералы уживаются с радикалами и даже социалистами. Бок-о-бок с г. Слонимским*307, который и сейчас не упускает случая обругать не только марксиста, но и тещу его, г. Бланк в самых почтительных выражениях пересказывает переписку Маркса с Энгельсом.
В наше жестокое время партийных страстей такая терпимость несет в себе нечто успокаивающее. Но - увы! - это терпимость безответственная. Кто, в самом деле, читает "Вестник Европы" как свой журнал? Кто строит по "Вестнику Европы" свое миросозерцание? Кто станет, наконец, ориентироваться по "Вестнику Европы" в политике русского либерализма? Никто!
Другой ежемесячник русского либерализма - "Русская Мысль". Это, в сущности, единственный толстый журнал, который не просто живет автоматическою силою идейной инерции, а действительно стремится вырабатывать "новые ценности": национально-либеральный империализм на консервативной религиозно-философской основе. Но именно поэтому "Русская Мысль" вступает в конфликт с практическим, политическим, партийным либерализмом, с кадетством. Если провести линии политики г. Милюкова до конца и дать им философское обоснование, то получится нечто очень близкое к тому, что "синтезирует" Струве. Но именно поэтому журнал Струве политически-неприемлем для партии г. Милюкова. Живя со дня на день, без определенных перспектив и самостоятельной политической концепции, переходя от чисто канцелярского "внесения" демократических законопроектов к таинственным патриотическим совещаниям, кадетская партия не только не заинтересована в "синтетическом" сведении концов с концами, а, наоборот, глубоко враждебна всякой попытке возвести свою политику в систему и дать ей философское обоснование. Работа Струве не может не ощущаться г. Милюковым, как политически компрометирующее его партию доктринерство. Политика партии Милюкова не только не нуждается в толстом журнале старого типа, но, наоборот, вынуждена чураться его. Если бесформенно-прогрессивный, безответственно-терпимый "Вестник Европы" представляется, с точки зрения практического либерализма, почтенной старомодной ненужностью, то нетерпимо-наступательная, бесцельно забегающая вперед "Русская Мысль" с той же точки зрения представляется вредным излишеством.
"Современный Мир"*308 по-прежнему живет в сфере идейных внушений марксизма. Но какая огромная разница по сравнению с "Новым Словом"! Марксизм того журнала был знаменем, под которым совершалась боевая мобилизация широких кругов интеллигенции. Журнал был необходимейшим фактором в этом процессе. Совсем не то теперь. Исчезни "Современный Мир", одним порядочным журналом, одним культурным предприятием стало бы меньше, но из комбинации общественных сил не выпало бы ни одного звена. Читательские круги "Современного Мира" не живут директивами марксизма. А те, что живут ими, не принадлежат, в своем подавляющем большинстве, к читателям "Современного Мира", а поскольку принадлежат, то преимущественно в качестве гостей.
То же самое - с необходимыми изменениями - относится и к "Русскому Богатству". В прежние времена трибуна формально целостного учения Михайловского, "Русское Богатство" - после того, как вскрылись политические противоречия этого учения и от журнала справа отделились кадеты, а слева отпочковались "лево-народники", - перестало быть самостоятельным центром идейного притяжения, а стало ежемесячным изданием, имеющим такие-то и такие-то достоинства и такой-то круг читателей.
Таков основной факт: четыре старейших русских журнала превратились в политически-безответственные издания; не в том только смысле, что они не являются официозами соответственных партий и вообще не входят в идейную систему этих партий, а и в том, что нет вообще такой идейно-спаянной аудитории, от имени которой эти журналы могли бы говорить или которая чувствовала бы себя за эти журналы ответственной. Есть просто читающая публика: ее сейчас настолько много, что хватает и на живущие старой инерцией журналы.
Мы не упоминали, правда, о социалистических журналах нового происхождения и нового типа, как "Наша Заря"*309, "Просвещение"*310, "Борьба"*311. Но эти издания нельзя причислить к толстым журналам уже по одному тому, что они не толстые. Они и не могут быть толстыми, потому что читателю их некогда читать большие статьи. Они не претендуют на универсальное значение, наоборот, ведут борьбу против универсальных идеологий. Они связаны с очень определенной, идейно-политической группировкой, и роль их политически-служебная. Образцы таких изданий созданы Западом: "Neue Zeit"*312 в Германии, "Kampf"*313 в Австрии и т.д.
Что касается "Заветов"*314, то этот журнал сочетает в себе черты старого и нового типа, - форма неустойчивая. Остается подождать, в какую сторону направится его дальнейшее развитие.
"Современник"*315 как бы пытается на себе одном проделать в кратчайший срок всю историю русской журналистики: он усвоил себе большое историческое имя, имя классического толстого журнала, и неутомимо меняет под этой оболочкой свое существо, стремясь, по-видимому, доказать, что от старого русского журнала действительно осталось... только имя.
Измерять степень общественного оживления идейным размахом публицистики толстых журналов значит пользоваться самым ненадежным, наименее приспособленным для этой цели орудием. Есть путь куда более простой и верный: просто посмотреть на то, что делается в стране. Отчеты фабричных инспекторов, общественно-политическая хроника ежедневной прессы, протоколы общественных съездов - разве все это не достаточно красноречиво само по себе? Сюда же нужно присоединить и Думу с ее внутренними перегруппировками. Нет слов: как бы ни садились музыканты четвертой Думы, марсельезы они не сыграют. Но зато и мелодия камаринского мужика не идет у них больше на лад. В основе всех партийных межеваний и расколов думских фракций так или иначе сказывается необходимость приспособиться к перелому, надвигающемуся в политической жизни страны. Раскол октябристов в Думе, разумеется, ничего не изменил. Но расколоться заставило октябристов только какое-то большое изменение, постепенно накопившееся вне Думы. Того равновесия победоносной реакции, на котором держалась третья Дума, больше нет. Новое "равновесие" еще целиком впереди и путь к нему очень не простой и не короткий. А между одним равновесием, уже нарушенным, и другим, еще не установившимся, протекает период возрастающего общественного оживления. Оно не находит себе соответственного выражения в толстых журналах? Жаль, конечно. Но это обстоятельство свидетельствует не против оживления, а против - толстых журналов.
"Киевская Мысль" NN 75, 78,
16, 19 марта 1914 г.
*302 Войтоловский, Л. Н. (род. в 1877 г.) - современный публицист. В 1897 г., будучи студентом Киевского университета, был арестован и уволен из университета за участие в уличной демонстрации. В 1900 г. окончил медицинский факультет Харьковского университета. В 1904 г. послан врачом на русско-японскую войну. Был в это время сотрудником марксистского журнала "Правда" (Москва). За участие в революционном движении был переведен в Николо-Уссурийскую крепость. За это время им написаны путевые очерки о Японии и Индии ("По волнам Великого Океана") и воспоминания о русско-японской войне ("В царстве Ковалевых"). По возвращении с войны был постоянным сотрудником "Киевской Мысли". Был идеологически близок к большевистской группе "Вперед", работал в с.-д. журнале "Друг Народа" и в "Современном Мире". Участвовал в сборнике "Литературный распад". В 1914 г. был отправлен врачом на фронт. С первых дней революции до Октября - председатель совета армейских выборных особой (гвардейской) армии. В 1920 г. пошел добровольцем на польский фронт и служил в XII армии. С 1922 г. напечатал ряд работ по общественной психологии, истории литературы ("Очерки коллективной психологии", "Задачи и методы марксистской критики", "Крестьянин и рабочий в русской литературе"), воспоминания о войне ("По следам войны"), очерки по истории революционного движения и др. Состоит постоянным сотрудником журналов "Красная Новь", "Печать и Революция", "Новый Мир".
*303 Автор подразумевает первую в России марксистскую группу "Освобождение Труда".
*304 "Новое Слово" - ежемесячный журнал, выходивший в Петербурге с 1895 по 1897 г. "Новое Слово" было органом легального марксизма.
*305 "Искра" - заграничный орган РСДРП, основанный Лениным, Мартовым и Потресовым совместно с группой "Освобождение Труда". В конце 1900 г. в редакцию вошли: П. Б. Аксельрод, В. И. Засулич, В. И. Ленин, Ю. О. Мартов, Г. В. Плеханов и А. Н. Потресов. В течение 1900 - 1903 г.г. "Искра" проделала громадную работу по собиранию сил российской с.-д., ведя беспощадную теоретическую борьбу с оппортунизмом в лице тогдашнего "экономизма". II съезд РСДРП (Лондон 1903 г.) признал громадное значение работы, проделанной "Искрой", и объявил ее центральным органом партии. В связи с вопросом о руководстве партийной работой Ленин придавал сугубо важное значение составу редакции ЦО. Благодаря его давлению съезд удалил из редакции колеблющихся - Аксельрода, Засулич и Потресова - и выбрал новую редакцию в составе Ленина, Плеханова и Мартова (последний отказался в нее войти). Ввиду того, что вскоре после съезда Плеханов встал на путь сближения со своими старыми политическими друзьями, Ленин оказался вынужденным покинуть "Искру" и с N 51 уже в ней не работал. После окончательного перехода Плеханова на позицию меньшевиков "Искра", прозванная "новой" в отличие от старой, ленинской, превращается из революционного органа в газету организационного оппортунизма и половинчатой критики либерализма. Новая "Искра" закончила свое существование во время первой революции, 8 октября 1905 г.
*306 "Освобождение" - либеральный двухнедельный журнал, издававшийся Струве с 1902 г. сначала в Штуттгарте, а затем в Париже. Журнал занимал сначала очень умеренную позицию и проводил идею земского собора, как представительства дворянства и купечества. Под влиянием революционных событий в России "Освобождение" стало высказываться за всеобщее избирательное право. К революции "Освобождение" всегда относилось с недоверием и страхом.
*307 Слонимский, Л. З. (1850 - 1918) - публицист, сотрудник "Вестника Европы", где он вел иностранную хронику и печатал статьи по различным, главным образом, по экономическим вопросам. Слонимский был сторонником крестьянской общины, но не принимал точку зрения народников и выступал против субъективного метода Михайловского, критикуя вместе с тем и марксистскую систему. Им изданы следующие работы: "Основные вопросы политики", "Экономическое учение Карла Маркса", "Охрана крестьянского землевладения и необходимые законодательные реформы".
*308 "Современный Мир" - ежемесячный журнал, выходивший в Петербурге взамен закрытого в 1906 г. журнала "Мир Божий".
*309 "Наша Заря" - научно-политический орган меньшевиков-ликвидаторов. Легальный журнал, издававшийся в Петербурге в 1910 - 1914 г.г. Ближайшими сотрудниками "Нашей Зари" были Потресов, Старовер, Левицкий, Ларин, Дан, Мартов и др.
*310 "Просвещение" - орган большевиков, легально выходивший в Петербурге с декабря 1911 г. по июнь 1914 г. На короткое время возобновился в 1917 г. Журнал являлся теоретическим дополнением к большевистской газете "Правда", издававшейся одновременно с ним. В редакционную группу входили Елизарова, Савельев. Руководящий материал давался т.т. Лениным, Зиновьевым и Каменевым. Кроме того, в журнале сотрудничали Бухарин, Крупская, Воровский, Шляпников, Рязанов, Ольминский и др.
*311 "Борьба" - социал-демократическая газета, издававшаяся в Москве в 1905 г. Закрыта за напечатанный в N 6 "Манифест Совета Рабочих Депутатов".
*312 "Die Neue Zeit" - первый крупный марксистский журнал, центральный научный орган германской социал-демократии, основанный в 80-х годах Карлом Каутским в эпоху исключительного закона против социалистов. Журнал систематически освещал проблемы социализма, философии и политической экономии с точки зрения марксизма и в течение десятилетий способствовал усвоению марксизма, как руководящего принципа политической деятельности, социалистическими партиями передовых стран. В журнале, кроме Каутского, принимали участие Ф. Энгельс, Бернштейн, Лафарг, Плеханов и другие виднейшие руководители немецкого, французского и русского рабочего движения.
*313 "Der Kampf" - ежемесячный журнал австрийской социал-демократии, выходил и до сих пор выходит в Вене. Редактор-издатель его - Фридрих Адлер.
*314 "Заветы" - ежемесячный журнал, выходивший вместо закрытого "Русского Богатства".
*315 "Современник" - ежемесячный журнал, выходивший с 1910 г.