Есть писатели, которые не пишут, а "зудят".

Представьте, что природа отпустила человеку два-три непромокаемых и несгораемых принципа из арсеналов куриного миросозерцания, а "судьба", этот слепой режиссер житейской сцены, толкнула его на путь писательства; представьте себе сверх того, что этот писатель глубоко и искренно, - насколько глубина и искренность свойственны такого склада душам, "видом малым и не бессмертным", - уверен в непогрешимости и всеприменимости своих принципов: результат получится изнурительный.

В рассказе Мультатули "В игорном доме" какой-то завсегдатай этого малопочтенного учреждения имеет злополучную страсть предсказывать судьбу ставок. В сжатом виде его предсказания таковы: "Если черный будет выигрывать, то серия (черных) будет длинная. Если серия будет длинная, то на стороне черного будут еще выигрыши. Этот человек, - замечает автор, - был рожден журналистом". Это очень зло и - будем надеяться - не вполне справедливо сказано, если применять эту фразу к журналистам вообще. Но значительную категорию ремесленников пера она характеризует с ног до головы.

Можно, например, подумать, что фраза эта примеривалась знаменитым голландским писателем специально к г. Сементковскому, "сочинителю" многочисленных плохих предисловий к хорошим книгам, редактору неизбежной "Нивы" и автору неизбежных ежемесячных статей "Что нового в литературе?".

"Если серия черных будет длинная, то предстоит еще много выигрышей на черный"... Совершенно верно! Безукоризненно справедливо!

Приступите с этой формулой, представляющей в сущности плохо замаскированную тавтологию, к объяснению капризов игорной фортуны. Окажется, что чудодейственная формула все предвидела, все рассчитала. Падет ли выигрыш на красный или на черный цвет - формула в обоих случаях права. Права, как плеоназм.

Теперь вообразите, что, вооружившись тавтологией моралистического или общественного содержания, вы уверенно усаживаетесь в кресло публициста и приступаете к оценке фактов и явлений, предъявляемых вам "базаром житейской суеты". Как велико будет ваше нравственное удовлетворение, когда вы сможете двумя-тремя "ударами" пера уложить любой факт к подножию вашей универсальной "истины", в виде ее иллюстрации и подтверждения! Как гордо вы будете смотреть на профанов, не обладающих патентованным ключом ко всем загадкам жизни! Каждую свою статью вы сможете начинать и заключать гордыми словами: "Не повторяем ли мы это 12 раз в году?".. Не вытекает ли это из тех принципов, которые мы рекомендуем к сведению и руководству наших читателей вот уж не первый десяток лет?"..".

И вы будете правы, всегда и во всем правы! Каждое ваше суждение будет неотразимо в своей очевидности, как математическое тождество, но зато восприемниками каждого слова, вами рожденного, будут гений скуки и фея пошлости...

..."Г-н Зичи изобразил нам девушку, бросающуюся с моста в реку. Это - "конец романа", и опять-таки негодование против тех, кто вызвал эту печальную катастрофу, наполняет нашу душу желанием избежать всего, что может хотя бы только в отдаленном будущем привести к подобной роковой драме... Какие гуманные чувства вызывает изображенная г. Каразиным совершенно исхудалая лошадь, которая в глубокую зиму с большим трудом добывает себе, чтобы не околеть с голоду, немного сена из покрытого снегом чужого стога сена и к которой спешит... Каким заразительным смехом смеется крестьянская девушка... Дай бог, чтобы наш народ почаще смеялся таким смехом"... и т.д., и т.д., без конца. ("Приложения", N 10.)

Все правильно, все благородно... Но почему-то нам вспоминается завсегдатай игорного дома, с его неподражаемым предсказанием: "Если черный цвет не истощится, то будут еще выигрыши на черный"...

Так!

"Как по плодам судят о дереве, так по делам должно судить о человеке". ("Приложения", N 7.)

Так, воистину так!

Помните, помните раз навсегда, что если бы на свете было побольше хороших людей, то жилось бы гораздо лучше! - Вокруг этого афоризма вращается публицистическая мысль г. Сементковского, от этого афоризма она исходит, ему приносит обильную пищу из текущих фактов, наконец, утомленная собственной убедительностью, к нему возвращается.

..."Г-н Салов в рассказе "Сахар Медович" указывает на очень простое решение наболевшего вопроса о деревенском ростовщичестве. Если бы почаще находились люди, вроде изображенного автором управляющего Кусанова, то ростовщики у нас бы скоро вывелись..." (N 10.) Побольше хороших людей, - вот и весь секрет!

Прежде чем прописывать обществу "самые простые решения наболевших вопросов", г. Сементковский устанавливает диагноз, не менее поучительный, чем рекомендуемое им средство. "Почему у нас так мало молодых людей, вроде Андрея Сарептова*?" - спрашивает он и разрешает задачу: "Само русское интеллигентное общество придерживается взглядов, которые никак не могут дать нам такой молодежи". (N 5.)
/* Герой романа г. Потапенки: "На свой страх". Об этом романе нам приходилось говорить. См. выше статью "Новые времена - новые песни". В Сарептове г. Сементковский открыл положительный тип.

Г-н Сементковский находит, что он ответил на вопрос "достаточно определенно". Еще бы: Сарептовых потому мало, что общество, по своим взглядам, не может нам дать Сарептовых.

Совсем в один голос с мольеровской "смешной жеманницей" Катос*: "Всякая вещь столько и стоит, сколько ей придано стоимости"...
/* Мольер. "Жеманницы". Полн. Собр. Соч. Под ред. Вейнберга. Т. I, Стр. 288. Ред.
 

"Всякий русский интеллигент, - говорит г. Сементковский, - запасается прежде всего известным принципом, и все его общественное мышление сводится к тому, чтобы подвергать явления жизни критике с точки зрения этого принципа". Греха большого, впрочем, тут нет, ибо дедукция, как признает и г. Сементковский, составляет принадлежность всякого мышления. Но опасность в том, что "если принцип неверен, то, понятно, и все выводы окажутся неверными". А так как "принципы у нас то и дело меняются", опровергаемые жизнью, то значит "выводы" нашей интеллигенции представляют сплошную "вязь" недоразумений.

Единственный выход отсюда - запастись принципами, которых никакая жизнь не опровергнет. Г-н Сементковский так и делает. - Если бы люди были лучше, и жить было бы лучше. Чтобы хорошо делать свое дело, нужно уметь хорошо делать свое дело. - Поверьте, жизнь всегда будет пасовать пред этими формулами. Пройдут десятилетия, настроения будут сменять друг друга, интеллигенция будет вооружаться все новыми и новыми принципами, а гг. Сементковские пребудут верны основам своего глубокомыслия. Символизм, народничество, декадентство, марксизм, импрессионизм, - все это жизнь превратит в осколки, а принципы гг. Сементковских будут выситься, как придорожные столбы, указующие, сколько верст остается до Истины.

..."Всякое жизненное дело нуждается не только в знаниях, но и в способности их применять к делу, нуждается в самостоятельной мысли, в твердом характере". (N 2.)

Трезвая мысль, хорошая мысль! И главное - вечно свежая мысль! Да, г. Сементковскому нечего опасаться, что жизнь разобьет его принципы; они неприкосновенны, ибо - к счастью для них и для себя - жизнь течет мимо них.

И через полстолетия какое-нибудь публицистическое чадо г. Сементковского будет с полным правом говорить: "Не повторяем ли мы в течение десятилетий... И не вытекает ли это из наших принципов?..".

Вытекает, доподлинно вытекает! И принципы ваши прекрасны, глубокомысленны и неотразимы... Жаль только, что они напоминают куплеты веселого немецкого поэта Рудольфа Баумбаха.

      "...О, если ты, мой юный друг,
      Ведешь себя умно, -
      То за глупца тебя принять
      Довольно мудрено...
      ... Не верь друзьям, когда насквозь
      Увидишь всю их ложь...
      Тот злейший враг, кто всем тебя
      Готов продать за грош!.."

Мы характеризовали главным образом писательские приемы г. Сементковского, но, надеемся, попутно для читателя выяснилось, что писательскую стихию г. Сементковского составляют грошевые истины и копеечные идеалы. Попытаемся в общих чертах дать более определенное понятие об общественном содержании его проповеди.

Г-н Сементковский недоволен нашей интеллигенцией. Недоволен ею, так сказать, оптом, независимо от того, верна ли она традициям 60 - 70-х годов, или отрекается от них, склоняется ли она к декадентству, народничеству или марксизму...

Главный ее недостаток в том, что, являясь народолюбивою на словах, она "так мало в сущности любит народ на деле". Разве она понимает "истинный смысл некрасовского стихотворения о том, что родина скажет сердечное спасибо всякому, кто сеет доброе, разумное"? Нет! "Разве наши заводы и фабрики находятся в руках образованных людей, разве наши поместья не переходят в руки Колупаевых и Разуваевых?.." Нет и паки нет! (N 9.)

"В чьих руках находится торговля?" - строго спрашивает г. Сементковский. "Конечно, не в руках интеллигенции..." "Кто управляет заводами, фабриками, крупными промышленными предприятиями?" - наступает он на читателя. "Купцы, иностранцы, но не интеллигенция!" - отвечает он укоризненно.

Ясно, что интеллигенция захватила бы своевременно в свои руки "наши поместья и крупные предприятия", если бы поняла "истинный смысл" некрасовского стихотворения... Бедный Некрасов!..

Подобно немецкому профессору, который все щели мироздания затыкает собственным философским колпаком, г. Сементковский пытается заткнуть все дыры общественности двумя-тремя сомнительными фигурами "героев-созидателей"; чуть ли не в каждой книжке он нападает на интеллигенцию из-за спины "положительных" фигур отечественной литературы: Костанжогло, Штольца и Соломина*78... Увы! Дыры мироздания слишком велики, чтоб их можно было заштопать всеми филистерскими колпаками...

Неуважение к "героям-созидателям" - исконный грех нашей интеллигенции. Коренится он в неспособности интеллигенции предпочесть синицу грошевых истин и грошевых дел журавлю туманных отвлеченностей. Интеллигент всегда жаждет чего-нибудь этакого демонического, сверх-геройского...

У героя "одной хорошей книги", по словам Джерома К. Джерома*79, имелась полезная специальность - останавливать на улице лошадей, закусивших удила, и, таким образом, спасать героинь от верной смерти. Профессия, как видите, заслуживающая всяческой похвалы...

Когда г. Сементковский и иные провозвестники истин, похожих на стертые от обращения двугривенные, пренебрежительно отзываются о людях, не удовлетворяющихся их программой, то им, несомненно, представляется, что эти беспокойные люди жаждут героических дел в духе героя "одной хорошей книги"; если нельзя каждый день, то хоть через день останавливать бы им на улице взбесившихся коней, спасать полумертвых от страха героинь и, сказав: "не требую награды", проследовать к дальнейшим подвигам.

К чему так долго останавливаться на писаниях г. Сементковского? - скажете вы. Ведь это, говоря словами Писарева, в сущности не литература, а печатная бумага. Совершенно верно. Но какая масса, какая масса этой печатной бумаги расходится по физиономии любезного отечества, проникает в отдаленнейшие уголки, забирается в дремучие трущобы и питает неприхотливую мысль волостных писарей, диаконов, кабатчиков... а впрочем, и других народов!

Конечно, литературно-нравственное просвещение кабатчиков мы готовы всецело предоставить просвещенному руководительству г. Сементковского, но относительно "других народов" мы будем протестовать... Поистине они заслуживают лучших наставников!

Нужно, впрочем, сделать довольно существенную оговорку. Бывает психика, которая, подобно резонатору, отвечает только на определенные тоны или сочетания тонов, которая способна из какой угодно публицистической какофонии извлечь гармонический аккорд и ответить на него гармоническим же отзвуком.

Нам приходилось видеть малокультурных, но благоприятно настроенных людей, которые из печатной бумаги со штемпелем "Родины" или "Нивы" каким-то психологическим чудом извлекали такие идеи, которые даже случайно не залетали на страницы этих изданий. И г. Сементковский и другие люди от А. Ф. Маркса*, вероятно, содрогнулись бы от неприятного изумления, если бы узнали, каким подчас живым и конкретным содержанием наполняются в читательском сознании их моралистические бессодержательности и публицистические плеоназмы.
/* Издатель журнала "Нива". Ред.

Жизнь не брезглива, и иногда самые негодные материалы она подхватывает и приспособляет для своих целей... Спящего человека может пробудить и глас апостольский, и обыкновенное телячье блеянье...

Сомневаемся, чтобы гг. Сементковские нашли для себя в этих соображениях какое-нибудь утешение. Да они в нем и не нуждаются; к счастью для своего душевного спокойствия, они отделены от живой жизни, к которой они так часто апеллируют, капитальными стенами самодовольства и идейной ограниченности.

"Восточное Обозрение" N 20,
24 января 1902 г.
 

*78 Положительные (для своего времени) типы русской литературы - это помещик Костанжогло, одно из действующих лиц 2-й части "Мертвых душ" Гоголя, Штольц в "Обломове" Гончарова и Соломин в тургеневской "Нови".

Костанжогло - помещик-делец, имения которого постепенно обрастали фабриками и заводами и которому "всякая дрянь даст доход".

Штольц - благоразумный и уравновешенный человек, дисциплинированный работник, хорошо ведет свое и чужое хозяйство и быстро и верно богатеет.

Соломин - после неудачно окончившихся революционных попыток умно и счастливо избегает их последствий для себя, организует на артельных началах фабрику в Перми и, не задаваясь широкими планами, спокойно делает свое "дело".

*79 Джером К. Джером (род. в 1859 г.) - английский писатель-юморист. Многие из его рассказов были переведены на русский язык и имели у нас большой успех.