Несмотря на семилетний срок, протекший со времени Октябрьской революции, еще не опубликованы важнейшие исторические документы, относящиеся к данной эпохе, еще не написаны воспоминания активнейших участников революции. Собирание всех этих материалов - важнейшая очередная задача, преддверие к научному изучению Октября.
Тов. Троцкий оказал бы большую услугу Истпарту, если б он ограничился простым опубликованием своих статей и брошюр, написанных им в 1917 году.
Но т. Троцкий не удержался от соблазна использовать исторический материал для сведения внутрипартийных счетов со своими противниками, одержавшими верх во время недавней дискуссии.
Как известно, на тринадцатом партийном съезде т. Троцкий потерпел жесточайшее поражение. На пятом конгрессе Коминтерна, не взирая на настойчивые желания иностранных товарищей, тов. Троцкий, словно набрав в рот воды, упорно отказывался развить свою точку зрения.
Но тем временем, в тиши своего кабинета, он готовил новый удар нашему партийному единству. И вот в Кисловодске, 15 сентября, т. Троцкий закончил резко-полемическую статью "Уроки Октября", которую он сейчас предпослал "вместо введения" своему третьему тому.
Ни для кого не секрет, что на протяжении всей истории нашей ленинской партии нередко среди товарищей возникали серьезные расхождения по тому или иному вопросу.
Острые разногласия не раз имели место и в бурный период 1917 года, на перевале между двумя революциями: февральской и пролетарской.
Тов. Ленин со свойственным ему революционным темпераментом сурово осуждал ошибки отдельных товарищей, из которых некоторые были ему лично очень близки.
Но никому не приходило в голову делать чудовищный вывод, что те или иные члены партии представляют собою "правое крыло", "социал-демократические тенденции", "меньшевизм", "оппортунизм" и прочие смертные грехи Второго Интернационала. Между тем, согласно толкованию тов. Троцкого, выходит, что т. Ленин находился в перманентном окружении оппортунистов, а наша партия все время терпела внутри Центрального Комитета злостных и неисправимых меньшевиков, непрерывно вставлявших палки в колеса на каждом "стратегическом повороте", употребляя вычурный термин т. Троцкого.
"Совершенно ясно, - пишет т. Троцкий, - что даже и внутри коммунистической партии, которая ведь не выходит сразу готовой из печи истории, борьба между социал-демократическими тенденциями и большевизмом должна ярче, открытее и незамаскированнее всего обнаружиться в непосредственно-революционный период, когда вопрос о власти становится ребром" (стр. XXII).
Можно сказать, что вся статья "Уроки Октября" написана ради изобличения этой мнимой, несуществующей, выдуманной т. Троцким "социал-демократической тенденции", якобы существовавшей внутри нашей партии даже в 1917 г., уже после февральской революции.
Неужели т. Троцкий всерьез думает, что славная большевистская партия под руководством такого врага оппортунизма, как т. Ленин, хоть на один миг оставила бы в своих рядах "правое", "социал-демократическое" крыло, если бы оно в самом деле существовало не только в воображении т. Троцкого?
До мая 1917 г. т. Троцкий был вне России, до июля 1917 г. он стоял вне рядов большевистской партии. Поэтому факты первых месяцев революции известны ему лишь из газет или из частных разговоров. Но товарищи, работавшие в то время в нашей организации, прекрасно помнят, что происходившие у нас споры о характере революции абсолютно никем не рассматривались, как борьба большевизма с меньшевизмом.
Усиленно ища разногласий внутри нашей партии, т. Троцкий зачастую находит их там, где их никогда не было и в помине. Например, в предисловии "Уроки Октября" мы встречаем следующую фразу: "Мы видим, как Ленин в начале мая сурово одергивает кронштадтцев, которые, зарвавшись, заявили о непризнании ими временного правительства" (Л. Троцкий, соч., т. III, ч. 1, стр. XXVII. Курсив мой. Ф. Р.). Здесь все неверно. "Мы видим", - пишет т. Троцкий. Откуда видим? Это секрет тов. Троцкого. До этого абзаца и после него о Кронштадте ничего не говорится. Известная резолюция Кронштадтского Совета была принята не в начале мая, а 16 мая. Тов. Ленин никого сурово не одергивал, а, напротив, руководил кронштадтцами в их борьбе с временным правительством. Наконец, самое главное, кронштадтцы никогда не заявляли о непризнании ими временного правительства. Сам т. Троцкий в 1917 г. думал иначе. На стр. 53 - 56 рецензируемой книги полностью напечатано собственноручно написанное т. Троцким воззвание "От кронштадтских матросов, солдат и рабочих - революционному народу Петрограда и всей России".
Тов. Троцкий тогда писал буквально следующее: "Злобные перья контр-революционных клеветников пишут, будто мы, кронштадтцы, зовем народ к произволу, самосуду и анархии, будто мы подвергаем мучениям арестованных нами насильников и слуг царизма, наконец, будто мы отказались признавать власть временного правительства, отложились от России и образовали самостоятельную Кронштадтскую республику. Какая бессмысленная ложь, какая жалкая и постыдная клевета" (Л. Троцкий, Соч., т. III, 1917, ч. 1, стр. 53. Курсив мой Ф. Р.). Несколькими строками ниже т. Троцкий правильно развивал точку зрения Кронштадтского Комитета нашей партии:
"Говорят, мы не признаем власти временного правительства - жалкое измышление. До тех пор, пока это правительство признается волей организованного революционного народа, мы, кронштадтцы, не можем не признавать власти временного правительства во всех общегосударственных делах" (цит. соч., стр. 53 - 54). "Мы отложились от России? - вот где самая низкая, самая подлая клевета" (цит. соч., стр. 53 - 54).
На этом смело можно поставить точку. Тов. Троцкий в 1917 г. сумел найти мужественный язык, чтобы дать достойную отповедь автору "Уроков Октября", облыжно утверждающему, что кронштадтцы "зарвавшись, заявили о непризнании ими временного правительства".
Тов. Троцкий был бы не прочь задним числом изобразить дело так, что кронштадтцы являлись "левым" крылом нашей партии. Но, на самом деле, у кронштадтцев не было никаких разногласий с представителями так называемого "правого" крыла. Одним из доказательств служит то обстоятельство, что статья тов. Каменева о кронштадтских делах была немедленно перепечатана кронштадтским органом "Голос Правды".
Касаясь июльских дней, т. Троцкий снова выуживает из неизвестного источника какие-то мнимые, в природе никогда не существовавшие разногласия. "Наоборот, - пишет он, - те товарищи, которые относились враждебно к политике, направленной на захват власти, должны были видеть в июльском эпизоде вредную авантюру. Мобилизация правых элементов усилилась; критика их стала решительнее" (цит. соч., стр. XXXII).
Читая эти строки, прямо диву даешься.
Ну, в самом деле, кто это видел в июльском выступлении "вредную авантюру"? Кто, как не тов. Зиновьев, передавал по телефону распоряжение кронштадтцам о прибытии в Питер с оружием в руках?
В своем отношении к июльскому выступлению наша партия была вполне единодушна. И после июльских дней ни на верхах нашей партии, ни в рабочих массах не было никаких разговоров о "вредной авантюре".
Охранка Керенского тоже не делала никаких различий между "правыми" и "левыми" большевиками, одинаково сажая тех и других за железную решетку "Крестов".
Наконец, мы подходим к событиям Октябрьской революции. Здесь, действительно, в рядах нашей партии были серьезные разногласия. Эти факты общеизвестны.
Но основная тенденция т. Троцкого, сводящаяся к попытке проследить и выследить корни "правой интриги" в рядах нашей партии, здесь доходит до геркулесовых столпов.
Лучшим ответом на обвинения т. Троцкого могут служить слова самого Ильича. В письме к немецким коммунистам тов. Ленин 14 августа 1921 г. писал:
"Выработка опытных и влиятельнейших вождей партии - долгое, трудное дело. А без этого диктатура пролетариата, "единство воли" его останутся фразой. У нас, в России, выработка группы руководителей шла 15 лет (1903 - 1917), 15 лет борьбы с меньшевизмом, 15 лет преследований царизма, 15 лет, среди коих были годы первой революции (1905 г.), великой, могучей революции. И все же у нас бывали печальные случаи "потери головы" даже превосходнейшими товарищами. Если западно-европейские товарищи воображают, что они застрахованы от подобных "печальных случаев", то это такое ребячество, с которым нельзя не бороться" (Н. Ленин (В. Ульянов), Собрание соч. Гиз, М. 1923, том XVIII, ч. I, стр. 347. Курсив везде мой. Ф. Р.). Теперь к этим западно-европейским товарищам, которых сурово одергивал Ильич, присоединился т. Троцкий. Даже идею "большевизации" коммунистических партий, принятую 5-м конгрессом по докладу т. Зиновьева, т. Троцкий изобразил, как такое их воспитание, такой в них подбор руководящего персонала, чтобы они были застрахованы от подобных "печальных случаев" в момент своего Октября.
Это как раз то самое "ребячество", с которым так усиленно призывал бороться т. Ленин.
Наша статья носила бы односторонний характер, если б она остановила внимание читателя только на одном предисловии.
Необходимо поставить вопрос: а какова была в 1917 г. позиция самого т. Троцкого? С каких высот "папской непогрешимости" мечет он громы и молнии против ближайших соратников т. Ленина?
Как уже было сказано, до VI партийного съезда, т.-е. до июля 1917 г., т. Троцкий стоял вне рядов большевистской партии.
До приезда из-за границы автора статьи "Уроки Октября" абсолютно никто не был уверен относительно того, какую он займет позицию, напротив, в нашей среде были большие сомнения насчет того, к кому присоединится т. Троцкий: к Ленину или Мартову, вместе с которым он тесно работал в годы империалистской войны в парижской газете "Наше Слово".
И, действительно, по приезде в Питер т. Троцкий не сразу вступил в организационную связь с нашей партией. Напротив, через три дня после своего прибытия из-за границы, 7 мая, т. Троцкий уже активно участвует на обще-городской конференции объединенных социал-демократов. На стр. 46 - 50 рецензируемой книги приведена речь т. Троцкого на этой конференции и две составленных им резолюции. Из содержания этих документов ясно видно, что до тех пор т. Троцкий еще рассматривал себя, как члена одной общей партии вместе с меньшевиками Церетели и Скобелевым.
Вот что говорил т. Троцкий 7 мая 1917 г. на конференции объединенных социал-демократов:
"Мы не исключаем их (Церетели и Скобелева) из партии, они своим поведением сами ставят себя вне рядов с.-д. Мы снимаем с себя даже тень ответственности за них".
Ну, разве можно себе представить эти слова в устах т. Ленина? Конечно, у Ильича и мысли не было, что он в какой-нибудь мере может нести хоть "тень ответственности" за действия меньшевиков Церетели и Скобелева. Для т. Ленина и его соратников меньшевики представляли собою не фракцию "объединенной" социал-демократии, а совершенно другую, и притом враждебную, партию.
Еще задолго до революции, в эпоху "Звезды" и "Правды", тов. Каменев по заданию Ильича написал брошюру "Две партии", где совершенно недвусмысленно разрешал этот вопрос в духе ортодоксального ленинизма. А у тов. Троцкого открылись глаза на меньшевиков лишь после того, как Церетели и Скобелев вошли в состав буржуазного правительства.
Ну, а если бы они не вошли в коалицию? Если бы они продолжали поддерживать контр-революционную политику буржуазии, оставаясь в рядах соглашательского совета?
Тогда, повидимому, у т. Троцкого не было бы оснований исключать их из своей партии.
По крайней мере, резолюция т. Троцкого об отношении к Церетели и Скобелеву мотивирует свое осуждение не гнусностью всей их предательской политики, анти-демократической и контр-революционной от начала до конца, а исключительно лишь фактом их вхождения в состав коалиционного кабинета.
Приводим эту резолюцию по книге т. Троцкого целиком:
"Принимая во внимание, что, несмотря на уже имеющийся пагубный опыт социалистического министериализма Франции, Бельгии и Англии во время войны, - в состав нового временного правительства вошли граждане Церетели и Скобелев, в звании социал-демократов и даже интернационалистов, примкнувших в свое время к знамени Циммервальда, конференция обращает внимание всех социал-демократов на этот исключительный даже для нашей эпохи пример идейного отступничества и политической капитуляции социалистов перед буржуазией. Обязанностью всех работников партии является поэтому выяснение пролетарским массам, что своим вступлением в состав буржуазного министерства граждане Церетели и Скобелев поставили себя вне рядов революционной социал-демократии" (Л. Троцкий. Соч., т. III, ч. 1, стр. 49 - 50).
При всей внешней революционной фразеологии, резолюция т. Троцкого, ставя ударение на отдельном эпизоде социалистического министериализма, вместе с тем замалчивала тот основной факт, что вся позиция меньшевизма была гибельной для революции. Заостряя свою резолюцию на личном вопросе "об отношении к Церетели и Скобелеву", т. Троцкий сознательно оставлял в стороне вопрос об отношении к меньшевистской партии вообще.
Из текста резолюции даже неясно, как быть "с той частью с.-д. партии, которая дала временному правительству своих членов Церетели и Скобелева".
По точному смыслу резолюции выходит, что остракизму подвергаются персонально лишь Церетели и Скобелев. Между тем, всякому известно, что эти два лица, входя в состав коалиционного кабинета, действовали отнюдь не индивидуально и не вразрез с решением своей партии (как, скажем, поступил Керенский в марте 1917 г.), а, напротив, они становились членами временного правительства в качестве официальных представителей меньшевиков. Поэтому логика требовала, чтобы т. Троцкий предложил к исключению всех меньшевиков. Но он этого сознательно не сделал. Почему? Да потому, что в тот момент т. Троцкий еще не выяснил своего отношения к большевизму и меньшевизму. В то время т. Троцкий еще сам занимал колеблющуюся, неопределенную, межеумочную позицию.
Именно поэтому в своих первых выступлениях он вообще тщательно воздерживался от оценки как позиции Мартова, так и позиции Ленина. По той же причине он уже отважился порвать с Церетели и Скобелевым, но еще не решался вообще рвать с меньшевиками. На словах он был склонен произносить полу-большевистские речи, но на деле он шел вместе с меньшевиками, считая себя вместе с ними членами одной партии. Подобно гетевскому Фаусту, Троцкий того времени мог воскликнуть:
Ах, две души живут в моей груди,
Друг другу чуждые и жаждут разделенья.
В конце концов одержала верх та душа, которая тянула тов. Троцкого к Ленину. Но что эти колебания были велики, что в своих самостоятельных политических выступлениях, когда тов. Троцкий действовал без корректива т. Ленина, он совершал грубейшие политические ошибки, это можно видеть не только на примере его отношения к меньшевикам и большевикам-ленинцам, но также и на его оценке революционных перспектив.
"Мы ставим себе ясную и определенную задачу, - заявлял на конференции "объединенных с.-д." т. Троцкий, - переход всей полноты власти в руки Совета. Для нас этот вопрос не вопрос сегодняшнего дня. Мы знаем, что завоевание власти - процесс длительный и зависит от темпа развертывающихся событий" (стр. 47. Курсив наш Ф. Р.).
Тов. Троцкий оказался плохим пророком, потому что он ставил вопрос не по-ленински. Также не по-ленински он убеждал рабочий класс не торопиться с захватом власти.
Вот эти замечательные слова:
"Захват власти как можно скорее - не в наших интересах, ибо чем больше отдаляется от нас этот момент, тем более организованными и сознательными становятся наши ряды и тем более подготовленными окажемся мы в нужный момент для захвата власти".
Итак, - чем позже, тем лучше. "Захват власти как можно скорее - не в наших интересах". Этот оппортунистический афоризм т. Троцкого, поистине, заслуживает самой широкой известности. Пусть западно-европейские рабочие не падают духом от мрачных пессимистических оценок т. Троцким революционных перспектив в Германии и других странах. Мы видим, какой несуразный и нереволюционный тезис выдвигался им за несколько месяцев до победы российского пролетариата.
И после всего этого т. Троцкий, облекаясь в тогу старого ленинца, с боевым пылом произносит обличительные тирады против "внутреннего врага" в нашей партии.
Нет, не среди основных кадров старых большевиков-ленинцев, не внутри нашей "старой гвардии" свили себе гнездо отголоски Второго Интернационала, "социал-демократии", "меньшевизма" и т. д., а в речах и статьях самого т. Троцкого.
Вот уж поистине с больной головы на здоровую.
Кстати, в примечании по поводу конференции, на которой выступал т. Троцкий, дается совершенно неправильная информация. Там сказано: "7 мая 1917 г. открылась общегородская конференция объединенных с.-д. (большевиков и интернационалистов)" (стр. 380). Недостаточно осведомленный молодой читатель может подумать, что на конференции, в самом деле, участвовали большевики, члены нашей партии. Но в действительности ни одного большевика-ленинца на конференции не было. Многие из присутствовавших на конференции являлись противниками объединения "только с большевиками" и задавались целью во что бы то ни стало объединить нас с меньшевиками.
Во всяком случае, элементарная добросовестность требовала бы от составителя примечаний хотя бы краткого пояснения, что участники конференции, называвшие себя большевиками, отнюдь не являлись членами нашей партии.
В своей брошюре "Программа мира", изданной вскоре после приезда из Америки, т. Троцкий в скрытой форме вел полемику с Ильичем. Вновь выдвигая отвергнутый нашей партией лозунг "Соединенных Штатов Европы", т. Троцкий писал:
"Единственное сколько-нибудь конкретно историческое соображение против лозунга Соединенных Штатов было формулировано в швейцарском "Социал-Демократе" в следующей фразе: "Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма". Отсюда "Социал-Демократ" делал тот вывод, что возможна победа социализма в одной стране и что незачем поэтому диктатуру пролетариата в каждом отдельном государстве обусловливать созданием Соединенных Штатов Европы. Что капиталистическое развитие разных стран неравномерно, - совершенно бесспорное соображение. Но самая эта неравномерность весьма неравномерна.
Капиталистический уровень Англии, Австрии, Германии или Франции неодинаков. Но, по сравнению с Африкой и Азией, все эти страны представляют собою капиталистическую "Европу", созревшую для социальной революции" (Троцкий, т. III, ч. 1, стр. 89 - 90).
Отсюда т. Троцкий делал следующий вывод:
"...Безнадежно думать, так свидетельствуют и опыт истории, и теоретические соображения, что, напр., революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы, или социал-демократическая Германия могла бы остаться изолированной в капиталистическом мире" (стр. 90. Курсив мой. Ф. Р.).
Между тем, т. Ленин еще 23 августа 1915 г. в "Социал-Демократе" выдвинул следующее положение, даже в 1917 г. вызывавшее возражения т. Троцкого:
"Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплоататорских классов и их государств" (Г. Зиновьев и Н. Ленин. Против течения, М. 1923 г., стр. 130. Курсив мой. Ф. Р.).
Семилетний опыт нашего Советского Союза самым блестящим образом подтверждает правоту т. Ленина и ошибочность позиции т. Троцкого. Равным образом был прав не т. Троцкий, настойчиво выбрасывавший лозунг Соединенных Штатов Европы, а т. Ленин, неустанно повторявший, что "Соединенные Штаты Европы, при капитализме либо невозможны, либо реакционны" (стр. 128), что "Соед. Штаты Европы при капитализме равняются соглашению о дележе колоний" (стр. 129).
Напрасно в своем послесловии, помеченном 1922 годом, тов. Троцкий пытается затушевать сущность этих разногласий, подменив понятие Европейских Соединенных Штатов совершенно другим понятием федеративной европейской Советской Республики. Каждый вдумчивый читатель отдаст себе отчет, что не этот лозунг выставлял т. Троцкий до и после февральской революции и не против этого лозунга вел упорную борьбу т. Ленин. Так же неубедительно звучит другое оправдание т. Троцкого: "Несколько раз повторяющееся в "Программе мира" утверждение, что пролетарская революция не может победоносно завершиться в национальных рамках, покажется, пожалуй, некоторым читателям опровергнутым почти пятилетним опытом нашей Советской Республики. Но такое заключение было бы неосновательно. Тот факт, что рабочее государство удерживалось против всего мира в одной стране и притом отсталой, свидетельствует о колоссальной мощи пролетариата, которая в других, более передовых, более цивилизованных странах способна будет совершать поистине чудеса. Но, отстояв себя в политическом и военном смысле, как государство, мы к созданию социалистического общества не пришли и даже не подошли" (Л. Троцкий, Соч., т. III, ч. 1, стр. 90).
Но ведь в 1917 г. т. Троцкий считал безнадежным думать, что "революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы". Это означает, что он выражал сомнения как раз в том, что мы можем "отстоять себя в политическом и военном смысле, как государство".
Отсюда следует, что даже в 1917 г. тов. Троцкий, в отличие от тов. Ленина, не верил в способность рабочего государства удержаться "против всего мира в одной стране, и притом отсталой", что и требовалось доказать.
Таким образом, даже после февральской революции позиция т. Троцкого во многих существенных и важных вопросах не совпадала с позицией т. Ленина.
В статьях и речах т. Троцкого, относящихся к 1917 г., можно без труда найти немало специфических элементов троцкизма, противоречащих основным положениям ленинизма.
Но Троцкий 1917 года был все же неизмеримо ближе к Ленину, чем Троцкий сегодняшнего дня. В настоящий момент во всех выступлениях т. Троцкого мы наблюдаем новый рецидив троцкизма, как своеобразного, анти-марксистского и антиленинского идеологического уклона.
Этот мелко-буржуазный уклон находит свое законченное выражение как в дискуссии по внутрипартийным вопросам, так и в оценке международного положения (гипертрофированное представление об американском империализме, берущем "на паек" всю Европу, неверное определение фашизма и т. д.), в оценке перспектив мировой революции, отрицании близости революции на Западе, поддержке правого крыла Коминтерна и, наконец, в импрессионистском толковании событий пролетарского Октября. Тов. Троцкий становится на скользкий путь, предпринимая ревизию теоретических основ ленинизма. И партия, как хранительница ортодоксальной мысли Ильича, должна оказать ему самый решительный идейный отпор.